Он недовольно покачал головой.
Сегодня ей надо еще отлежаться,– подумал он, добриваясь.
Умывальник был серым от пыли. Этот песчаный абразив был вездесущ. Над кроваткой Кэтти пришлось натянуть полог, чтобы пыль не летела ей в лицо. Один край полога он прибил к стене, над кроваткой, а с другой стороны прибил к кровати две стойки, так что получился односкатный навес, немного свисающий по краям.
Как следует не побрившись, потому что в пене оказался песок, он ополоснул лицо, достал из стенного шкафа чистое полотенце и насухо вытерся.
По дороге в спальню он заглянул в комнату Кэтти.
Она все еще спала, светлая головка покоилась на подушке, щечки розовели от крепкого сна. Он провел пальцем по крыше полога – палец стал серым от пыли. Озабоченно покачав головой, он пошел одеваться.
– Хоть бы кончились эти проклятые бури,– говорил он через десять минут, выходя на кухню. – Я абсолютно уверен…
Он на мгновение застыл. Обычно он заставал ее у плиты: она жарила яичницу или тосты, пирожки или бутерброды, и готовила кофе. Сегодня она сидела у стола. На плите фильтровался кофе, но больше ничего не готовилось.
– Радость моя, если ты неважно себя чувствуешь, тебе было бы лучше пойти в постель,– сказал он. – Я сам займусь завтраком.
– Ничего, ничего,– сказала она,– я просто присела отдохнуть. Извини. Сейчас встану и поджарю яичницу.
– Не надо, сиди,– сказал он. – Я и сам в состоянии все сделать.
Он подошел к холодильнику и раскрыл дверцу.
– Хотела бы я знать, что это такое происходит,– сказала она. – В нашем квартале с половиной творится то же самое. И ты говоришь, что на заводе осталось меньше половины.
– Может быть, вирус,– предположил он.
Она покачала головой.
– Не знаю.
– Когда вокруг все время бури, комар и все чем-то заболевают, жизнь быстро становится мучением,– сказал он, наливая себе из бутылки апельсиновый сок. – И разговорами о чертовщине.
Заглянув в бокал, он выудил из апельсинового сока черное тельце.
– Дьявол! Чего мне никогда не понять,– так это как они забираются в холодильник.
– Мне тоже, Боб.
– Тебе налить сока?
– Нет.
– Тебе бы полезно.
– Спасибо, моя радость,– сказала она, делая попытку улыбнуться.
Он отставил бутылку и сел напротив нее со стаканом сока.
– У тебя что-нибудь болит? – спросил он. – Голова, что-нибудь еще?
Она медленно покачала головой.
– Хотела бы я действительно знать, в чем дело,– сказала она.
– Вызови доктора Буша. Сегодня. Обязательно.
– Хорошо,– сказала она, собираясь встать.
Он взял ее руки в свои.
– Нет, радость моя, посиди здесь,– сказал он.
– Но, в самом деле, нет никакой причины… Не знаю, что происходит,– сердито сказала Вирджиния.
Она всегда так реагировала, сколько он знал ее. Когда ей нездоровилось, это доводило ее, слабость – раздражала. Всякое недомогание она воспринимала как личное оскорбление.
– Пойдем,– сказал он, поднимаясь,– я провожу тебя в постель.
– Не надо, оставь меня здесь, я просто посижу с тобой. А прилягу, когда Кэтти уйдет в школу.
– Хорошо, может, ты съешь чего-нибудь?
– Нет.
– А как насчет кофе?
Она покачала головой.
– Но если ты не будешь есть, ты действительно заболеешь,– сказал он.
– Я просто не голодна.
Он допил сок и встал к плите поджарить себе парочку яиц. Разбив об край, он вылил их на горячую сковороду, где уже шкворчал жирный кусок бекона. Взяв из шкафа хлеб, он направился к столу.
Давай сюда,– сказала Вирджиния. – Я суну его в тостер, а ты следи за своим… О, Господи!
– Что такое?
Она слабо помахала в воздухе рукой.
– Комар,– сказала она, поморщившись.
Он подкрался и, изготовившись, прихлопнул комара между ладонями.
– Комары,– сказала она. – Мухи и песчаные блохи.
– Наступает эра насекомых.
– Ничего хорошего,– отозвалась она. – Они разносят инфекцию. Надо бы еще натянуть сетку вокруг Кэтти.
– Знаю, знаю,– сказал он, возвращаясь к плите и покачивая сковородку так, что кипящий жир растекся поверх белка. – Все собираюсь этим заняться.
– И аэрозоль тот, похоже, тоже не действует,– сказала Вирджиния.
– Совсем не действует?.. А мне сказали, что это один из лучших.
Он стряхнул яичницу на тарелку.
– Ты в самом деле не хочешь кофе?
– Нет, спасибо.
Она протянула ему запеченный хлебец с маслом.
– Молись, чтобы на нас еще не обрушилась какая-нибудь новая порода супержуков,– сказал он. – Помнишь это нашествие гигантских кузнечиков в Колорадо? Говорят, там было что-то невиданное.
Она согласно кивнула.
– Может, эти насекомые… Как сказать? Мутируют.
– Что это значит?
– Это значит… Видоизменяются. Внезапно. Перескакивая десятки, сотни ступеней эволюции. Они иногда развивают при этом такие свойства, которые они, может, никогда бы и не приобрели, если бы не…
Он умолк.
– Если бы не эти бомбежки?
– Может быть,– сказал он. – Похоже, что песчаные бури – это от них. Может быть, и многое другое.
Она тяжело вздохнула.
– А говорят, что мы выиграли эту войну.
– Ее никто не выиграл.
– Комары выиграли.
Он едва заметно улыбнулся.
– Похоже, что они.
Некоторое время они сидели молча, звяканье его вилки да стук чашки о блюдце нарушали утреннюю кухонную тишину.
– Ты заходил сегодня к Кэтти? – спросила она.
– Только что заглянул. Она прекрасно выглядит.
– Хорошо.
Она изучающе посмотрела на него.
– Я все думаю, Боб,– сказала она,– может быть, отправить ее на восток, к твоей матери, пока я не поправлюсь. Это ведь может оказаться заразно.
– Можно,– с сомнением отозвался он. – Но если это заразно, то там, где живет моя мать, вряд ли будет безопаснее.
– Ты так думаешь? – она выглядела озабоченной.
Он пожал плечами.
– Не знаю, лапа. По-моему, ей здесь вполне безопасно. Если обстановка вокруг будет ухудшаться, мы просто не пустим ее в школу.
Она хотела что-то сказать, но остановилась.
– Хорошо.
Он посмотрел на часы:
– Мне бы надо поторапливаться.
Она кивнула, и он быстро доел остатки завтрака. Пока он осушал чашку кофе, она спросила его про вчерашнюю газету.
– В спальне,– ответил он.
– Есть что-нибудь новенькое?
– Ничего. Все то же самое. Так по всей стране, то здесь, то там. Микроба они пока обнаружить не смогли.
Она прикусила нижнюю губу.
– И никто не знает, что это?
– Сомневаюсь. Если бы знали – если бы хоть кто-нибудь знал – они бы непременно сообщили.
– Не может этого быть – чтобы никто не имел понятия…
– Понятие у каждого свое. Да что с того толку.
– Но что-то они говорят?
Он пожал плечами.
– Все бактериологическое оружие находится под контролем…
– Ты не думаешь, что это?..
– Бактериологическое оружие?
– Да.
– Но война-то закончилась.
– Боб,– внезапно сказала она,– как ты думаешь, тебе надо идти на работу?
Он вымученно улыбнулся.
– А что еще делать? Нам же надо что-то есть.
– Знаю. Но…
Он через стол дотянулся до нее и почувствовал, как холодна ее рука.
– Лапушка, все будет хорошо,– сказал он.
– Ты думаешь, Кэтти надо отправлять в школу?
– Думаю, да. Пока не было заявления правительства о закрытии школ, я не вижу причины держать ее дома. Она абсолютно здорова.
– Но там, в школе – все дети.”
– Я все-таки думаю, что так будет лучше,– сказал он.
Она тихо вздохнула.
– Хорошо. Пусть будет по-твоему.
– Что-нибудь еще, пока я не ушел? – спросил он.
Она покачала головой.
– Сегодня не выходи из дома,– сказал он. – И ляг в постель.
– Ладно,– ответила она,– как только отправлю Кэтти.
Он погладил ее по руке. На улице сигналил автомобиль. Глотнув остатки кофе, он забежал в ванную сполоснуть рот, достал из стенного шкафа пиджак и, на ходу натягивая его, поспешил к выходу.
– Пока, лапушка,– сказал он, целуя ее в щечку. – Все это того не стоит. Ну, будь.
– Пока,– сказала она. – Будь осторожен.
Он пересек лужайку, чувствуя на зубах остатки висящей в воздухе песчаной пыли; ее назойливый запах остро щекотал ноздри.
– Привет,– сказал он, садясь в машину и захлопывая за собой дверь.
– Приветствую,– отозвался Бен Кортман.
7
“Вытяжка из сока “Allium Satmun”, рода линейных, к которому относился чеснок, черемша, лук, шалот и лук-резанец. Светлая жидкость с резким запахом, содержащая несколько разновидностей аллил-сульфидов. Приблизительный состав: вода 64.6, белок 6.8, жир 0.1, карбогидраты 26.3, клетчатка 0.8, зольный остаток 1.4”.
Именно это. Он встряхнул в кулаке розовый кожистый зубок – один из тех, что он тысячами развешивал на окнах своего дома. Уже семь месяцев он мастерил эти проклятые низанки и развешивал их, абсолютно не задумываясь над тем, почему они отпугивают вампиров. Теперь он знал, почему.
Он положил зубок на край раковины. Черемша, лук, шалот, лук-резанец. Будут ли они действовать так же, как и чеснок? Он будет выглядеть идиотом, если это окажется так: когда он искал, на десятки миль в округе не оказалось чеснока, в то время как лук рос повсюду.
Он положил зубок на плоскость тесака, раздавил его в кашу и принюхался к запаху выступившего каплями маслянистого сока.
Ну, и что же дальше? Ведь он не нашел в своих воспоминаниях ни разгадки, ни ключа к происходящему. Лишь разговоры о насекомых-переносчиках, о вирусах. Он был уверен, что дело не в этом.
Правда, из прошлого всплыло не только это: захлестнувшая его боль воспоминаний с каждым словом вонзалась в его плоть. Старые раны раскрылись и кровоточили воспоминаниями о Ней.
Остановиться! Пора было остановиться. Его кулаки сжались. Он закрыл глаза и долго безуспешно пытался вернуться в настоящее. Былые ощущения ожили в нем, пробуждая тоску плоти по прошлому. Реальность поблекла и отступила на второй план. Помогло только виски – он пил, пока воспоминания не превратились в фарс, пока боль души и скорбь не растворились в алкоголе, пока не затянулась кровоточащая рана памяти.
Ладно, дьявол с ним,– сказал он себе, пытаясь сосредоточиться,– надо что-то делать.
Он отыскал взглядом абзац, на котором остановился.
Так. Вода – не то? – спрашивал он себя. – Конечно, нет. Смешно. Вода содержится практически всюду. Тогда – белок? Нет. Жир? Нет. Карбогидраты? Клетчатка? Тоже нет. Но что тогда, что?
“Характерный запах и вкус чеснока определяются специфическим маслом, составляющим около 0.2% веса, состоящим в основном из аллил-сульфида и аллил-изотицианата”.
Может быть, это и был ответ.
И далее:
“Сернистый аллил может быть получен нагреванием горчичного масла с сернистым калием до температуры 100°С”.
С возгласом бессильной ненависти он откинулся на спинку кресла.
Где же взять это чертово горчичное масло? И сульфид калия? И какое оборудование понадобится для изготовления?
Умница,– пожурил он себя. – Ты сделал первый шаг. Но – увы – споткнулся и как следует расквасил себе физиономию.
Он с отвращением вскочил и направился к бару. Откупорив бутылку, он поймал себя на полудвижении, не наполнив бокала.
Нет, ради Господа,– он отставил бутылку,– ты же не выберешь этот путь слепца, скатывающегося к бездумному, бесплодному существованию в ожидании старости или несчастного случая. Ты должен бороться. На карту должно быть поставлено все, в том числе и жизнь, и ты должен либо найти ответ – либо проиграть.
Часы показывали десять двадцать. Нормальное время. Он решительно направился в холл и раскрыл телефонный справочник.
Инглвуд – там было то, что ему нужно.
Через четыре часа, когда он вышел из-за лабораторного стола, шея у него болела и не разгибалась, но зато у него в руках был шприц с подкожной иглой, наполненный сернистым аллилом. Впервые с тех пор, как он остался в одиночестве, его переполняло чувство хорошо сделанного дела.
Слегка возбужденный, он сел в машину и быстро проехал помеченные им кварталы. Здесь не было вампиров. Все было вычищено. Конечно, сюда могли забрести и другие. Даже наверняка там кто-нибудь снова прятался. Но сейчас на поиски не было времени.
Остановившись у одного из домов, он оставил машину и направился прямиком в спальню. Там он обнаружил девушку. На ее губах темнела тонкая пленка засохшей крови.
Перевернув ее, Нэвилль задрал ей юбку, оголив мягкие, полные ягодицы, и впрыснул сернистый аллил. Вернув ее в прежнее положение, он отступил назад. Стоя над ней, он наблюдал и ждал около получаса.
Никакого эффекта.
Все равно,– убеждал его разум,– ведь я же развешиваю чеснок вокруг дома. И они не смеют подойти. А специфика чеснока – это чесночное масло, которое я ей ввел. Но – никакого эффекта.
Дьявол его побери,– никакого эффекта!
Он швырнул на пол шприц и, трясясь от злости и разочарования, вышел вон. Оставалось только ехать домой.
На лужайке перед домом он успел до темноты соорудить некую деревянную конструкцию, которую всю увешал луковицами. После этого апатия окончательно охватила его, и лишь сознание массы все еще предстоящих дел удержало его в этот день от тяжелой пьянки.
Утром он вышел на лужайку взглянуть на свое сооружение.
Это напоминало ящик спичек, раздавленный трактором.
Крест. Он держал на ладони золотой крестик, червонно играющий в лучах утреннего солнца. Крест отгоняет вампиров.
Почему? Как объяснить это, не скатываясь в зыбкую трясину мистики и суеверий?
У него оставался только один выход.
Вытаскивая очередную женщину из ее постели, он упрямо отмахивался от вопроса, который сам же и задавал себе: интересно, почему ты экспериментируешь исключительно на женщинах? – Ерунда,– сам себе отвечал он,– просто она оказалась первой, на кого я наткнулся. – А как насчет того мужчины, в гостиной? – Ради всего святого,– пытался остудить он себя. – Успокойся. Я не собираюсь ее насиловать.
В самом деле, Нэвилль? Без скрещенных пальцев, а? И не забыл постучать по дереву?
Не обращай внимания,– сказал он себе. – Похоже, у тебя в мозгах обосновался враг. Он может быть опасен. Может привести тебя к безумию. Но пока что он просто занудный брюзга. В конце концов, мораль погибла вместе с цивилизацией. Иной мир – иная этика.
Э-э, да ты же мастер на оправдания – не так ли, Нэвилль?
Ох, заткнись, ради Бога.
И все-таки он не мог себе позволить просидеть весь вечер рядом с ней.
Крепко привязав ее к стулу, он удалился в гараж и занялся машиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21