– Казнь на гильотине назначена на послезавтра, а пока мне разрешили вернуться в отель. Кстати, вы приглашены на экзекуцию. Причем не как почетная гостья, а в качестве моей дублерши. Так как, согласны?
Бедняжка спаслась от меня бегством, причем столь стремительно, что едва не перевернула свою тележку. Да, видимо, плохи мои дела, если даже горничные не желают разговаривать со мной!
А, ладно, наплевать на все и всех, решила я и открыла при помощи электронной карточки-ключа дверь своего номера. Два дня назад, когда я покидала его, чтобы отправиться на тайное свидание с Витей, все было иначе. И я была иной, и жила в совершенно другом измерении. Тогда я была чрезвычайно успешной фотомоделью, королевой подиума. А кто я теперь? Главная и единственная подозреваемая в деле по убийству русского олигарха, который, к несчастью, купил растреклятую бертранскую футбольную команду.
Я вошла в номер и затворила дверь. И наконец-то осталась одна. Но ведь это не значило, что все проблемы разом испарились. Стоит мне высунуть нос в коридор, как обязательно столкнусь с другими постояльцами или прислугой. Да и покидать крошечное княжество на Лазурном Берегу мне запрещено постановлением суда – придется жить в отеле, как в золоченой клетке.
Я прошествовала по огромному номеру (все же я могу позволить себе такую роскошь!), приблизилась к одному из окон, осторожно приоткрыла тяжелую портьеру – и увидела журналистов, толпившихся около отеля. Кто-то заметил, видимо, шевеление около моего окна, потому что тотчас на окна устремились десятки фотоаппаратов и камер. Я отпрянула в глубь комнаты, чувствуя, что на глаза наворачиваются слезы. Вообще-то любая топ-модель на моем месте была бы чрезвычайно рада тому, что пользуется таким успехом у журналистской братии, но ведь работники мировой желтой прессы хотят получить новое фото «жестокой убийцы».
Повинуясь внезапному импульсу, я прошлась по всем четырем комнатам номера и нажала на выключатели, приводя в действие электрическую систему, управлявшую жалюзи. Когда номер погрузился в темноту, везде включила лампы и – зарыдала. Ну почему мне приходится так мучиться?
Ответа на вопрос мне никто дать не мог, поэтому я отправилась в ванную, где не меньше часа нежилась в мраморной купели, заполненной горячей водой. За это время мой мобильный телефон, валявшийся на полу, трезвонил не меньше десяти раз, и каждый раз я игнорировала его. Мне не хотелось ни с кем говорить, менее всего с собственным менеджером, а еще меньше с адвокатом. Итак, у меня, похоже, единственный путь – признать себя виновной в преступлении, которого я не совершала, на несколько лет отправиться в местную тюрьму или, используя заключение психиатров, в сумасшедший дом. Хорошая перспектива, ничего не скажешь!
Я встала из ванны, и телефон зазвонил в очередной раз. Нет, не буду обращать на него внимание! Лучше всего вообще выключить. И все же я подняла изящную штучку, украшенную стразами, и увидела номер родителей – они звонили мне из России, желая осведомиться, как дела у их горячо любимой дочери.
Безусловно, папа с мамой уже знают о случившемся. Наверняка сообщение о моем аресте прошло и в российской прессе, и по телевидению как обрамление новости о гибели олигарха Максюты. К тому же отец внимательно отслеживает сообщения в Интернете, а там-то новость о моем аресте появилась раньше всего.
Чувствуя угрызения совести, я отключила мобильный телефон. Что я могла сказать родителям? Им не требовались уверения в том, что я не убивала Витю. Даже если бы я его убила, то все равно осталась бы их любимой дочуркой Аришей. Я им обязательно перезвоню, только позже. В тот момент у меня не было желания говорить с ними и оптимистично врать, заявляя, что все в полном порядке и что мой арест – всего лишь трагическое недоразумение.
Я приблизилась к огромному зеркалу – специальной конструкции, с подогревом, чтобы не запотевало, если принимаешь ванну, – и всмотрелась в свое отражение. Да, вот она я, Арина Винокурова, тридцати лет от роду, Овен по знаку Зодиака, так называемая топ-модель, гордость (во всяком случае, до недавнего времени) России и в течение последних дней – ужас Бертрана. Рост – метр семьдесят девять, вес – пятьдесят три килограмма, зеленые глаза, длинные волнистые рыжие волосы, молочная кожа. Прямо-таки принцесса из сказки!
Поэтому-то на меня и обратила внимание владелица одного из московских модельных агентств. Она, как и ее коллеги, регулярно ездила в провинцию, где устраивала кастинг для всех желающих стать моделью. Я, в то время наивная девчушка семнадцати лет, только что окончившая школу и начавшая учебу в университете, на факультете иностранных языков, отправилась туда вместе с тремя подружками.
Вообще-то я входила в команду поддержки своей некогда лучшей подруги Вики, считавшейся самой красивой девицей на курсе. Вика, высокая блондинка, чем-то неуловимо похожая на юную Грейс Келли, была уверена в том, что ее тотчас возьмут на работу в столичное модельное агентство. Я же, тощая, нескладная, в уродливых очках, с длинными волосами, заплетенными в косу, – и не помышляла о подиуме. Мальчики за мной не увивались, а в школе меня дразнили Колокольней и Зубочисткой. Были и другие прозвища, вспоминать которые не хотелось. А Вику, окончившую лингвистическую гимназию с золотой медалью, всегда окружала толпа поклонников и льстецов.
Только теперь, по прошествии без малого тринадцати лет, я понимаю, отчего Вика намеренно окружала себя, мягко говоря, не самыми красивыми подругами. Это же ясно как божий день – чтобы на их фоне блистать своей исключительной внешностью. Что, надо отдать Вике должное, удавалось ей на славу. Мы все, ее так называемые лучшие подруги, в действительности были свитой, фрейлинами императрицы, бесплатным приложением к ее лицу Белоснежки, фигуре Барби и характеру Бабы-яги.
Подумать только, ведь я умирала от счастья, когда узнала, что Вика смилостивилась и решила зачислить меня в свои приятельницы. Не обращала, глупенькая, внимания на то, что от меня требовалось лишь оттенять ее красоту и выполнять поручения – то таскать ее сумки, то покупать для нее особую минеральную воду, то подавать косметичку, то давать списывать. В общем, королева Виктория восседала на троне, а мы, ее челядь, копошились где-то у самого подножия.
Для нашего хоть и областного, но провинциального города визит главы московского модельного агентства был событием особой важности. Вне всякого сомнения, и в нашем городке имелась пара-тройка агентств, однако так называемые модели, работавшие в них, карьеры не делали, в лучшем случае оказывались в постели местных мафиози и чиновников городской или областной администрации, а также бизнесменов-толстосумов. Если они где и появлялись, так только на приемах, презентациях или, скажем, во время демонстрации коллекции одежды местной трикотажной фабрики. Кое-кто пробился в дикторы областного телевидения, а некоторым повезло особо – они вышли замуж за представителей городского истеблишмента.
Вика дурой не была. Родители ее, люди более чем обеспеченные (папа трудился в команде губернатора, мама заведовала той самой лингвистической гимназией, которую Вика окончила с золотой медалью), обладали в городе несомненным влиянием, и девочка мечтала о карьере настоящей, а не провинциальной модели, причем не просто модели, а с приставкой «топ». Вика побывала несколько раз в Париже, Риме и даже Нью-Йорке, ее комната была завалена модными глянцевыми журналами, она знала наизусть имена всех дизайнеров и не сомневалась в том, что к двадцати годам станет всемирно известной манекенщицей.
Она рассказывала нам, своим служанкам, что была и в Москве, где ее едва ли не на коленях умоляли подписать эксклюзивный контракт с одним из агентств, однако Вика отказалась, так как не могла бросить школу и пренебречь университетом. Теперь-то, умудренная жизненным опытом, я понимаю, что никто ничего Вике в Москве не предлагал, потому что, если бы подобное предложение поступило в самом деле, она бы с великой радостью бросила не только наш провинциальный город, школу и университет, а также и родителей вместе со своей любимой таксой. Скорее всего, в Москве ее никто не заметил, поэтому-то Вика и врала, распространяя небылицы, которые мы, наивные подружки, принимали за чистую монету. Еще бы! Не только Париж или Нью-Йорк, но и Москва казалась для нас другим миром, от упоминания о котором захватывало дыхание.
Вика притащила на кастинг папку со своими снимками, сделанными лучшим в городе фотографом. До этого она провела у зеркала не менее четырех часов и еще часа четыре выбирала, что же именно ей надеть. Мы, ее свита, были обязаны выражать восхищение. Собственно, именно для того Вика и взяла нас с собой – она была уверена, что ее возьмут в модели, и ей хотелось, чтобы ее триумф поразил нас, дурнушек, в самое сердце.
Надо сказать, наша королева не ошиблась – директриса модельного агентства ее заметила. Тем более что Вика умела двигаться, поскольку брала уроки у бывшей балерины, примадонны драматического театра.
Мы дожидались ее в коридоре. Я и представить себе не могла, что в нашем городе столько желающих записаться в модели. Сама-то я и не помышляла о таком – пределом моих желаний было, окончив университет, получить место учительницы английского и французского в школе или, возможно, остаться при кафедре и заняться написанием диссертации.
Вика – сияющая, лучезарная, с гордо вскинутым подбородком – появилась в холле детско-юношеского центра, бывшего дворца пионеров, в актовом зале которого и состоялось магическое действо под названием «кастинг». Я бы отдала полжизни за то, чтобы взглянуть хотя бы одним глазком, что там и как происходит, но в зал не допускались ни зрители, ни родители, ни группы поддержки. Там властвовали директриса модельного агентства и ее помощники.
В большом коридоре, выложенном побуревшими мраморными плитами, мне даже не нашлось местечка на стуле или в кресле, поэтому пришлось стоять, держа Викино манто из соболя. И вдруг я услышала голос Вики.
– Меня взяли! Теперь я поеду в Москву! Я стану знаменитой! – кричала она, стоя в дверях актового зала.
Мы, помнится, даже зааплодировали, потому что были горды – ну как же, мы ведь знакомы с девушкой, которую взяли в агентство!
Как потом я узнала, во время таких поездок по стране директрисе удавалось находить среди сотен и тысяч серых мышек настоящие, неотшлифованные алмазы. А самым ценным ее приобретением была, вне всяких сомнений, я. Однако если бы в тот момент кто-то сказал мне, что всего через год я появлюсь на подиуме в Париже, а через два мое фото украсит разворот в журнале «Вог», я бы сочла того человека опасным сумасшедшим. Никто из нас не сомневался, что если кому и суждена судьба топ-модели, так это Вике.
Нет, в тот день директриса была слишком занята и наверняка устала, поэтому на меня она не обратила внимания. Да и вообще, кажется, в тот день я ее не видела, равно как и она меня. Вика, захлебываясь от счастья, рассказала, наверняка все преувеличивая, как хвалила ее директриса, как были поражены ее помощники, как фотограф заявил, что у нее самое красивое лицо и тело из тех, которые он видел за всю свою жизнь.
Вике было велено явиться на собеседование с директрисой на следующий день. Та остановилась в лучшем отеле города, и для столь важного визита Вике, конечно же, снова потребовался подходящий антураж, то есть свита. Наверняка сейчас моя бывшая подруга проклинает тот час, когда приняла решение, что сопровождать ее буду я. Ведь останови она выбор на ком-то другом, директриса агентства так бы и не увидела меня, судьба прошла бы мимо меня стороной. Я бы так и осталась в своем родном провинциальном городе, окончила бы университет, наверняка с красным дипломом, и к тридцати годам уж точно защитила бы диссертацию. И не пришлось бы мне быть сейчас выпущенной под залог в два миллиона евро и числиться в убийцах олигарха Максюты.
Но, как часто происходит, у судьбы свои планы.
Вообще-то, насколько я помню, Вика позвонила мне в последний момент – я как раз готовилась к семинару по общему языкознанию, уверенная, что Вика возьмет кого-то другого в качестве дуэньи. Но выяснилось, что Светка, особенно некрасивая девушка с кроличьими зубами и двойным подбородком и потому любимица Вики, вдруг слегла с ангиной, а Маша, у которой был чрезвычайно большой нос, получила от родителей наказ навестить в больнице тяжело захворавшую бабушку, от которой она свой нос и унаследовала. Вот Вика и позвонила мне, заявив, что я удостоилась чести сопровождать ее к директрисе модельного агентства. Таким образом, я была не первой и даже не второй кандидаткой на роль горничной. Но, помнится, я чрезвычайно обрадовалась, услышав слова Вики, и, мгновенно забыв обо всех метонимических и метафорических процессах в английском языке, над которыми только что усердно корпела, побежала к своей королеве.
Нас доставил в гостиницу «Интурист» на «БМВ» последней модели личный шофер отца Вики. Помню, что от нее несло, как от цветочной грядки, – она вылила на себя наверняка не меньше половины флакона чрезвычайно дорогого парфюма своей матушки. В ушках и на пальчиках Вики сверкали бриллианты, а сама моя так называемая подруга походила на светскую даму, которых я могла лицезреть тогда только на страницах глянцевых журналов.
Мне требовалось тащить за Викой соломенное лукошко, в котором дремала ее любимая такса Глаша, украшенная ошейником со стекляшками, – Вика где-то вычитала, что ни одна уважающая себя дама высшего света не появляется на людях без своей любимой собачки. Или без ручного десятисантиметрового тропического таракана, чей хитиновый панцирь украшен подлинными драгоценными камнями на гомерическую сумму, причем насекомое приковано к руке хозяйки золотой или платиновой цепочкой – этакое живое украшение. Тропического таракана с рубинами и изумрудами на панцире завести Вике не позволили родители, поэтому пришлось ограничиться таксой Глашей.
1 2 3 4 5 6 7 8