Ну и ну! Карлайл покончил с собой, выстрелив себе в лоб из пистолета, оставшегося у одного из молодчиков, что прикатили на черном джипе? Нет, полиция никоим образом не могла прийти к выводу, что Джинджер убил ее супруг, а потом спокойно застрелился. Обо мне – неизвестном грабителе, пытавшемся вскрыть сейф в кабинете, – не было сказано ни слова. А ведь полиция должна была обнаружить следы неудавшегося взлома!
Спрашивается тогда: почему народу преподносят столь сказочную версию? Ответ очевиден: кто-то, причем весьма высокопоставленный, не хочет, чтобы правда о смерти Карлайла и его жены стала известна широкой общественности, по крайней мере, в ближайшее время. Это меня обеспокоило больше всего: расследование поручат спецслужбам, а с учетом того, что на месте преступления остался мой заплечный мешок, полный инструментов, на которых имеются отпечатки моих пальцев, все может закончиться для меня трагически.
Пора, наверное, собираться в дорогу. Я давно думала о том, что в случае чего можно отсидеться в Мексике. Или, не утруждая себя далеким путешествием, перебраться в Канаду, до которой рукой подать. Там можно переждать тяжелые времена, а может, и снова приняться за посещение чужих домов во время отсутствия хозяев.
И все же меня грызло любопытство. Почему не сообщили правду о произошедшем на вилле Карлайла? Ведь он был убит, причем убили его типы, приехавшие на джипе с правительственными номерами. Может, в том-то все и дело? Не хотят выносить сор из избы (еще одна милая пословица!) или... или по моему следу идут теперь спецслужбы? Причем их задача – не сдать меня на руки прокуратуре, а сделать из меня... макароны по-флотски. Ну, или биточки со сметаной, не все ли равно.
«Думай, детка, думай, Танюша!» – дала я сама себе наставление. Ясно одно – в случившемся замешаны властные структуры, а если это так, то мне крышка. У нас в Америке хоть и демократия, но в случае необходимости и в Гуантанамо сошлют без суда и следствия, и дырку в черепушке сделают во имя торжества справедливости и федерализма.
Но шила в мешке не утаишь – рано или поздно общественности все же станет известно, что произошло на вилле Карлайла в действительности. Кто-нибудь из многочисленных полицейских или судмедэкспертов проболтается, и тогда правда выйдет наружу. Или нет? Или к тому времени я буду мертва, а мой хладный труп покажут по телевизору и объявят на весь мир, что я и есть убийца Филиппа Карлайла и его жены? Вслед за этим у папочки случится инфаркт миокарда, а у мамочки геморрагический инсульт...
Брр, думать о подобном не хотелось, но в сложившейся ситуации ничего иного не оставалось. Итак, что мы имеем. Во-первых, чтобы замять столь шумное дело, даже на время, требуется необычайно большая власть и распоряжение с самого верха. Во-вторых: киллеры полезли в дом, в отличие от меня, не за побрякушками мадам Джинджер, а за пакетом, который я имела неосторожность оставить на земле около ограды. И третье: если бы я взяла послание с собой, то могла бы узнать, в чем же дело, но тогда, не исключено, момент моей кончины приблизился бы с неимоверной скоростью.
Имелись и прочие моменты, о которых мне не хотелось думать. Но почему я полагаю, что в убийцы захотят записать именно меня? Пусть сделают козлом отпущения того типа, что приехал к Джинджер с французским шампанским и персиками! Или... он уже мертв? Господи, гора трупов из-за какого-то пакета, в котором, судя по весу и форме, находились только документы. А что там, в тех документах, находится, я и знать не хочу! Пусть даже правда о зеленых человечках или тайных сексуальных пристрастиях нынешней президентши! Не хочу, и все!
Хотя, с другой стороны, обладание документами, ради которых были убиты два, а то и три человека, могло бы стать залогом моей безопасности. Я бы позвонила в ФБР или Белый дом и, накрыв трубку скомканным платком, сказала: «Если не хотите, чтобы я передала все компрометирующие материалы «Плейбою», оставьте меня в покое и заплатите десять миллионов!» Впрочем, с меня хватило бы и одного миллиона.
Конверт с бумагами, конверт с бумагами... И как только я упустила его из виду!
Какое-то смутное воспоминание шевельнулось у меня в голове. Да, я спикировала с забора, а там стоял субъект, оказавшийся впоследствии любовником Джинджер...
По телевизору уже демонстрировали выступление президентши Кэтрин Кросби Форрест с Южной лужайки Белого дома. Облаченная, как всегда, в отлично сшитый (и умело скрывающий недостатки ее фигуры) брючный костюм черного цвета, президентша со скорбной миной вещала о том, какую небывалую утрату понесла Америка и весь цивилизованный мир.
«Что же, если учесть, что Карлайл собирался писать разоблачительную книгу о тебе, то вряд ли твоя скорбь, Кэтти, безгранична, – с усмешкой подумала я. – А вот новая прическа тебе идет, да и придворный парикмахер выбрал отличный золотистый оттенок, чтобы закрасить седину: хоть тебе и под шестьдесят, ты больше похожа на симпатичную блондиночку лет сорока пяти. Скажу честно, под старость ты стала выглядеть намного лучше, чем в молодости. Уж не твои ли фотографии с грязными патлами, страшными очками в роговой оправе и выпирающими вперед кроличьими зубами находились в пакете? Хотя какая это тайна? Давным-давно опубликованы фото – ты, очень молодая и еще более страшная, вместе со своим красавцем-мужем, Томом Форрестом, который был в семидесятые и восьмидесятые годы губернатором штата Луизиана».
В моем мозгу опять мелькнула картинка: я прыгаю с забора, передо мной любовник Джинджер, а между нами конверт, и я смотрю на белую наклейку с именем отправителя... Что же там было написано? Кажется, в адресе значилась Флорида... Но имя, мне важно имя!
Тем временем президентша Кэтрин Кросби Форрест, завершив свое выступление, отвечала на вопросы журналистов. Камера пошла в сторону, показали типа, который задал глупый вопрос. И...
Он стоял в стороне, слева от прозрачной изящной трибуны, за которой находилась мадам президент. Я еще подумала, что он сейчас вытащит пистолет и откроет огонь. И как только охрана Кэтти не видит, что на территорию Белого дома проник террорист-убийца! И только мгновением позже поняла, что субъект, чье лицо я видела с крыши особняка журналиста Филиппа Карлайла, им самим и убитого, сам является телохранителем. Не чьим-нибудь, а телохранителем самой президентши США!
Это был он, никаких сомнений: та же квадратная физиономия, та же легкая ухмылка, тот же безжалостный взгляд. Мадам президент поблагодарила всех и развернулась – телохранитель отрезал путь журналистам к «объекту», то есть к Кэтрин Кросби Форрест.
Свят-свят, ну и дела в датском королевстве! Убийца – телохранитель президентши! И спрашивается, не сама ли милая Кэтти отдала ему приказ добыть из дома Карлайла какие-то компрометирующие документы, которые он, вероятно, собирал для своего нового бестселлера, главной героиней которого должна была стать она, первая женщина-президент в истории США?
Прямая трансляция из Белого дома прекратилась, пошли новости о семнадцатилетнем болване из штата Миннесота, который в «живом журнале» в Интернете объявил, что намеревается вскоре перестрелять всех своих одноклассников и учителей, – великовозрастного увальня, чей вес зашкаливал за сотню килограммов (еще одна жертва фастфуда!), в наручниках выводили из родительского дома. Вот ведь идиот!
И тут имя всплыло само собой – прямо так загорелось алыми буквами в моем мозгу! – Тимоти С. Шмидт. Вот кто был отправителем странного письма. Тимоти С. Шмидт из Майами...
И если мне дорога собственная жизнь, то надо как можно быстрее разыскать его и узнать, что же такое суперсекретное он отправил журналисту Карлайлу, которого прикончил телохранитель мадам президентши.

Бэзил

– Мистер Бэскакоу, это все, что вы можете сообщить нам?
Мы находились в типичной комнатке для допросов – металлический стол, металлические стулья, большое зеркало на стене, за которым наверняка скрывались любопытные. Напротив меня сидели пять человек – два представителя Министерства юстиции, агент ФБР, Министерства национальной безопасности и лощеный тип из Белого дома. Он-то и задал вопрос, исковеркав на американский лад мою русскую фамилию.
Я с полнейшим безразличием взглянул на него и промолчал. Субъект, помявшись, повторил вопрос, и мой адвокат почтительно произнес мне на ухо вполголоса:
– Бэзил, если вам что-то еще известно, то лучше сказать здесь и сейчас...
Мой адвокат, которого я знал больше двадцати лет, плохого посоветовать не мог. Еще бы, он, конечно, прав: мне следовало сказать все, что мне известно, в том числе и про тот злосчастный мешок. Но я промолчал. Сделал вид, что мучительно размышляю, хотя размышлять было не над чем. Потом качнул головой и произнес:
– Нет, джентльмены, неприятно разочаровывать вас, но добавить к моему рассказу мне нечего.
Субъекты переглянулись, а я, поджав губы, откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Голову пронзала нестерпимая головная боль, как будто в черепную коробку кто-то вдалбливал один за другим раскаленные гвозди. Нет, это не было следствием волнения, переживаний или страха. Больше всего в тот момент мне хотелось одного – чтобы меня оставили в покое и позволили наконец-то умереть. Ведь на белом свете мне больше было нечего делать – Джи мертва...
– Мистер Бэскакоу, предупреждаю вас, что дача ложных показаний, под которую подпадает и утаивание релевантных для следствия сведений, карается по закону, – прервал поток моих мыслей голос одного из агентов ФБР.
Я лениво взглянул на него и с тонкой усмешкой заметил (а что мне еще оставалось, как не изображать хорошую мину при плохой игре):
– Но ведь следствие уже пришло к выводу, что мой старинный приятель Филипп Карлайл застрелил...
Тут я запнулся, хватая воздух губами. Пауза. Мгновение, полное отчаяния. И снова мой голос:
– Застрелил свою супругу, после чего покончил с собой. А если так, то у следствия не могут иметься ко мне претензии, не правда ли?
Представитель Министерства юстиции пододвинул ко мне прозрачную папку, в которой находился лист бумаги. Его схватил мой адвокат, внимательно прочитал и промолвил:
– Тем самым вы склоняете моего клиента к распространению фальшивой информации...
– Тем самым мы спасаем вашего клиента от пожизненного заключения, – жестко ответил тип из Министерства национальной безопасности. – Пусть он подпишет – и может быть свободен. А мы продолжим поиск подлинных убийц.
Адвокат протянул мне папку, мой взгляд выхватил некоторые слова: «Обязуется хранить молчание... В случае разглашения сведений будет нести уголовное наказание... Поддерживать официальную версию о событиях, имевших место в ночь с...»
Текст знакомый, я уже один раз, в начале сентября 1975 года, давал подобную расписку, хранящуюся сейчас где-нибудь в недрах архива НКВД-КГБ-ФСБ на Лубянской площади в Москве. То, что американцы, как и тогда Советы, приняли решение замолчать правду, по крайней мере на какое-то время, я понял практически сразу. Что же, я живу в Америке больше тридцати лет и давно понял, что слова о торжестве демократии и независимости правосудия – не более чем пропагандистский лозунг. В случае необходимости (а данный случай, по всей видимости, подпадает под эту категорию) исполнительная власть или одна из многочисленных спецслужб вмешивается в ход расследования. Но не мне жаловаться – ведь мое имя не будет упомянуто вовсе, и никто не узнает о том, какую роль сыграл я в произошедшей истории.
А, собственно, какую именно? Богатого старого болвана, оказавшегося в неурочном месте в неурочное время. О, если бы я приехал всего на несколько минут раньше.. Впрочем, если бы приехал, одним трупом оказалось бы больше и к двум жертвам прибавилась бы еще одна – моя собственная персона. Размышляя, я пытался прогнать дурные мысли, но в том-то и заключалась трагедия: в голове у меня царила полнейшая пустота, как будто кто-то всемогущий нажал на костяную клавишу выключателя – и все мои мысли исчезли.
Не вчитываясь (а на что мне адвокат, который, несмотря на старинную дружбу, дерет неимоверный гонорар), я подмахнул бумажку, которая тотчас оказалась в лапах вертлявого представителя Министерства юстиции.
– На сем вы можете быть свободны, мистер Бэскакоу, – произнес один из типов, чьих имен я не запомнил (собственно, и не собирался запоминать).
Конечно, мне было не до их имен: хотелось одного – налить чернил и плакать. Хотя чего я, кажется, эта фраза уже запатентована. Да, все смешалось в доме Облонских... то есть в моей голове смешалось. Мне оставалось лишь надеяться: вот сейчас я разомкну веки и увижу, что нахожусь в постели, и мне привиделся дурной сон, и Джи, моя милая малышка Джи, находится тут же, под боком, живая и невредимая...
Но пробуждения, конечно же, не наступило, и моя молитва к богу, в которого я никогда не верил, осталась без ответа. Ну ты, Великий и Ужасный, Повелитель Небес и Сотрясатель Земель, Главный по Жизни и Смерти, что тебе стоит выполнить одно-единственное мое желание! Многого не прошу: сделай так, чтобы Джи оказалась жива, и забери меня к себе. Ну, можешь даже не к себе, а отправь к своему пропахшему серой кузену в преисподнюю, там, по крайней мере, подберется отличное литературное общество, так что будет о чем побеседовать с умными людьми вплоть до второго пришествия. Ау, где же ты, Господь Саваоф, Иегова, Будда, Всеединая Троица, или как к тебе обращаться? Почему же ты не отвечаешь? Я ведь предлагаю отличную сделку – душу нобелевского лауреата в обмен на душу Джи. Тебе мало? Так и быть, тогда прихвати моего адвоката и этих пятерых типов, что обманывают американскую общественность, причем, конечно же, не по своей воле, а по приказу свыше – наверняка без Белого дома здесь не обошлось. Не удивлюсь, если сама Кэтрин Кросби Форрест дала негласный приказ сообщить прессе неправду. И президентшу можешь забрать, и вообще всех людей Земли, только оживи Джи!
1 2 3 4 5 6 7 8 9