https://wodolei.ru/catalog/installation/dlya_unitaza/
Даже в других обстоятельствах я бы никогда его не полюбил, но в качестве заложника матери я его ненавидел и презирал. Во время нашей последней встречи он прокричал:
– Ты сведешь свою мать в могилу.
Я выдержал паузу и спросил:
– Могу я иметь письменное этому подтверждение?
Священник едва не подавился, лицо его стало багровым.
– Да ты… Да ты… По тебе ад плачет.
Ну кто сказал, что золотые дни духовенства позади?…
Моя мать сказала:
– Я видела тебя у церкви Августинцев. Ты был на мессе?
– Это вряд ли.
Ее глаза были все того же гранитного оттенка. Когда на тебя так смотрят, ты понимаешь, что милосердие даже не стоит в повестке дня. Правда, иногда мать снова начинала стонать. Как, например, сейчас:
– Сынок, я совсем тебя не вижу.
– Никогда не спрашивала себя – почему?
– Я ежедневно за тебя молюсь, ставлю свечку во время мессы.
– Зря стараешься.
Она попыталась принять обиженный вид, но ничего у нее не вышло, и она сердито изрекла:
– Ты моя плоть и кровь.
Пришел мой черед вздохнуть. Определенно, это заразно.
– Ты что-нибудь еще хотела сказать, мама?
– У тебя жестокое сердце, Джек. Разве мы не можем с тобой выпить по чашке чая, как цивилизованные люди?
Я взглянул на часы:
– Я опаздываю на встречу. Мне пора.
– Я много болела.
– Охотно верю.
– В самом деле, сынок?
– Разумеется, у тебя же не было ни одного приличного дня за всю твою поганую жизнь.
Я повернулся и пошел прочь. Без сомнения, отец Малачи скоро обо всем узнает в подробностях. Сердце у меня колотилось, я чувствовал, как дрожат руки. Около отеля «Империал» пришлось остановиться, чтобы перевести дыхание.
Мужик, с которым я был знаком, поднимался по ступенькам и предложил:
– Пинту не желаешь, Джек?
Я ничего не желал так сильно, но ответил:
– Нет, спасибо, в другой раз.
– Уверен?
– Пожалуй.
На следующий день я выбросил костюм. Пошел в «Сент Винсент де Поль» и купил там блейзер, серые брюки и несколько белых рубашек. Вернулся в гостиницу и примерил покупки. Неплохо, явный прогресс. Сидевшая в вестибюле миссис Бейли воскликнула:
– Надо же! Вы замечательно выглядите.
– Вы так думаете?
– Точно. Новая женщина?
– Некоторым образом.
– Подождите минутку.
Она исчезла и вернулась с темным вязаным галстуком. Сообщила:
– Галстук принадлежал моему мужу.
– Я не могу его взять.
– Разумеется, можете. Теперь стойте спокойно.
Миссис Бейли повязала мне галстук и заметила:
– Теперь вы просто красавец.
– Благодарю.
На площади я сел в автобус. У Доменик-стрит он сломался, и я подумал: какого черта, мне полезно пройтись пешком.
У Найл-лодж я сверился с адресом, который дал мне Теренс, и начал подниматься по Тейлорз Хилл. Можно было не сомневаться, здесь жили люди с деньгами. Я прошел мимо гостиницы «Ардилон» и наткнулся на ирландские ворота. Толкнул створки и оказался на длинной, обсаженной деревьями подъездной дорожке. Меня поразила тишина. Как в деревне. Затем показался дом, трехэтажный особняк, окна которого были увиты плющом. Я подошел к входной двери и позвонил.
Через несколько минут дверь открыла женщина:
– Да?
Английский акцент с примесью ирландского. Она была неопределенного возраста, где-то между тридцатью и сорока. У нее были темные волосы до плеч и лицо, которое собиралось стать симпатичным, но так и не стало. Возможно, виноваты в том глаза, немигающие. Курносый нос и полные губы. У дамы был вид недавно сильно похудевшего человека. Не изможденный, но определенно слишком сухопарый. Я улыбнулся:
– Миссис Бойл?
Женщина посмотрела на меня в упор и ответила:
– Да.
– Я друг вашего мужа.
– Были другом.
– Простите?
– Время неправильное – он умер.
– Ох… Мне очень жаль.
– Хотите зайти?
– Да, благодарю вас.
Я последовал за ней, наблюдая, как подпрыгивают ее ягодицы. Даже почувствовал зачатки интереса. В доме было полно картин. Не знаю, хорошие они были или так себе, но от них разило богатством. Хозяйка провела меня в гостиную: сплошное темное дерево. Огромное окно выходило в сад.
– Садитесь.
Я опустился в поношенное кресло, попытался собраться с мыслями. Миссис Бойл первой нарушила недолгое молчание:
– Выпить хотите?
– Воды, если можно.
Она остановилась на пути к переполненному бару, выставив бедро, и заметила:
– А я приняла бы вас за пьющего человека.
Хозяйка умудрилась придать слову «приняла» особую сексуальность. Я ослабил узел галстука и выдохнул:
– Бывало.
Она кивнула:
– А… Ну а я выпью «отвертку».
– Что?
– Водка и апельсиновый сок. В это время самое подходящее.
– Верю на слово.
Миссис Бойл потерла руки. Я знал, это реакция на действие амфетамина. Я смотрел, как женщина наливает себе выпивку. У нее были быстрые движения опытного выпивохи. Она подняла бутылку:
– «Столичная».
– Снова верю на слово.
– Вы фильмы смотрите?
– Конечно.
– Если там Джулия Роберте или кто-нибудь вроде нее заказывает выпивку, так это обязательно «Столичная» со льдом.
– Буду иметь в виду.
Миссис Бойл слегка улыбнулась, хотя ей явно не было смешно. Затем насыпала лед в бокал и щедро налила туда водки. Моим любимым звуком всегда было и будет звяканье льда в напитке. Но для алкоголика, решившего завязать, это наравне с пыткой, сигнал отчаяния.
– Откуда вы знаете Фрэнка?
Я настолько отвлекся, что не понял, кого хозяйка имеет в виду, пока та не добавила:
– Моего мужа… друга, которого вы пришли навестить.
– А, конечно… мы… уже давно знакомы.
Она кивнула и провела краем бокала по зубам, звук был неприятным, скрежещущим. После чего проговорила:
– А… тогда, наверное, вы были с ним в одно время в Клонгоуесе.
Я ухватился за спасительную подсказку:
– Да, точно.
Миссис Бойл подошла к дивану и села, позволив юбке подняться до середины бедер.
– Неправильный ответ, дружок. – Она повела бровью.
– Простите?
– Мой муж там никогда не учился.
Женщина не казалась обеспокоенной. Она встала, подошла к бару и плеснула еще водки в свой бокал. Я глубоко вздохнул и признался:
– Вы меня поймали.
– И кого именно я поймала?
– Джека Тейлора.
– Это должно что-то означать?
– Мне заплатили, чтобы я вас проверил.
Снова приподнятая бровь и вопрос:
– Зачем?
– Чтобы узнать, не убили ли вы своего мужа.
– Вы что, мать вашу, шутите?
Ругательство легко соскользнуло с ее языка, но тут она сообразила, в чем дело, и воскликнула:
– Терри, этот мерзкий педик!
Я кивнул, и она добавила:
– Бог мой, у вас явно слабовато насчет конфиденциальности.
Я встал и произнес:
– Так вы убили?
– Да вы что, в самом деле?
– Это означает «нет».
Я направился к двери, и хозяйка сказала:
– Каким же наглецом надо быть, чтобы прийти сюда и спросить, не убивала ли я своего мужа.
– Зато напрямую.
Она засмеялась:
– У вас есть номер телефона – вдруг я решу сознаться?
– Гостиница «Бейли».
– Вы там живете?
– Да.
– Ладно, Джек Тейлор, может, в своем деле вы никуда не годитесь, но в определенном стиле вам не откажешь.
Я уже дошел до двери, когда хозяйка прибавила:
– Решишь развязать – звони мне.
Я одарил миссис Бойл пустым взглядом, будто не понял, о чем та говорит. Она ехидно улыбнулась:
– Мне все эти симптомы знакомы, и можешь мне поверить, ты запьешь снова скорее, чем думаешь. Речь идет не о том, будешь ли ты пить, весь вопрос – когда.
– Имел я тебя дамочка.
– Размечтался.
И она захлопнула дверь перед моим носом. Противно признать, но она была права по обоим пунктам.
5
Мне так нравились мои друзья, что я был в них влюблен и хотел, чтобы они любили меня.
Но поскольку в жизни все по-другому, это препятствовало установлению хороших отношений значительно дольше, чем мне хотелось вспоминать.
Джон Рамстер. «Дамский угодник»
В следующий понедельник студент второго курса купил чашку кофе в кафетерии Стоял один из редких, замечательных, ясных дней, на небе не было ни облачка. Вы могли почти потрогать надежду в воздухе. У людей улучшилось настроение, и с вами начинали здороваться незнакомые люди и улыбаться.
Такой вот выдался денек.
Студент сел на лавку на площади и отпил глоток кофе. Подошел забулдыга и попросил:
– На чашку чая не дадите, сэр?
Но он просил не всерьез, скорее, по привычке, чем по необходимости. Без всякой униженности. Два неевропейца спросили, где найти отдел социального обеспечения. В двенадцать колокола пропели славу Деве Марии. В дальнем конце площади двое рабочих прекратили работу и перекрестились. Что не часто увидишь. Не то чтобы им хотелось бросить работу, они лишь отдавали честь Богоматери. Где-то в четверть первого к лавке подошел мужчина, встал за спиной студента и спустил курок. Затем круто повернулся на каблуках, направился к центру площади и… исчез.
Уходя, он швырнул на землю обертку из-под фруктовой жвачки. Полицейским не приходилось упрашивать свидетелей. Их оказалось чересчур много.
И все давали противоречивые показания.
Одни говорили, что убийца высокий, другие – что низкий, одним он виделся толстым, другим – худым.
Волосы у него были соответственно длинные или черные. Некоторые утверждали, что он лысый.
Был он в костюме, кожаной куртке, пиджаке, плаще.
Но совершенно точно старый, молодой, средних лет.
Фоторобот походил бы на половину мужского населения и некоторую часть женского.
Кленси разорялся:
– Это ужасное, чудовищное преступление! Полиция не успокоится, пока преступник не будет пойман.
Он еще бормотал про беззаконие, кризис общества, наркотики и другие темы, имеющие ко всему прежде перечисленному смутное отношение.
В заключение инспектор заявил:
– Полиция проводит необходимые следственные действия.
В переводе это означало, что у них нет ни шиша.
Я ушел в подполье с книгой.
Как вам такое длинное название:
Киношная война: Голливуд и средства массовой информации сговорились ограничить список допустимых к показу фильмов.
Автор: Джонатан Розенбаум.
Я уже прочел довольно много и почти забыл, как сильно мне хочется выпить. Зазвонил телефон. Я снял трубку:
– Слушаю.
– Джек, это Билл.
– Привет, Билл.
– Я хочу узнать, что ты успел сделать.
– Да?
– Есть успехи?
– Ведется расследование.
Он невесело рассмеялся, потом заметил:
– Ты говоришь, как полицейский.
– Старые привычки, верно?
– Только не надо мне вешать на уши это дерьмо.
– Нужно время, Билл.
– И кто надоумил тебя задействовать этого религиозного придурка, Флада?
– Никто. Если хочешь кого-то найти, лучше его нет.
– А я говорю тебе, держи этого гребаного урода подальше от моих дел, понял?
Я начал от всего этого уставать и сказал:
– Что ты собираешься делать, уволить меня?
Я расслышал, как Билл резко вдохнул воздух. Затем он проговорил:
– Не вздумай со мной шутки шутить, мать твою. Я тебе этого не советую, Джек.
– Я плохо реагирую на угрозы, Билл.
– Пора научиться.
Клик.
Я попытался продолжить чтение, но настроение пропало. Чего мне больше всего хотелось, так это пойти в паб «У Свини» и выколотить всю душу из Билла. Я схватил куртку и так хлопнул дверью, что та сорвалась с петель.
Есть на Сент-Августин-лейн небольшое кафе. Хозяин там баск Я все собирался спросить, каким ветром его прибило к берегам Голуэя, – так и не собрался. Кроме того, поговаривали, что баски не слишком жалуют любопытных. Как обычно, народу в кафе было много. Клерки из юридической конторы при зале суда, учителя из соседней школы милосердия, случайный студент и два рыбака-испанца. Хозяин кивнул:
– Жак!
Остроумный ответ не пришел мне в голову, к тому же я не вспомнил, как его зовут, поэтому ограничился вопросом:
– Как делишки?
Нескладно, верно?
Но баска это не смутило. Он провозгласил:
– Cafe con l?che, grande. – Прекрасно, – заметил я. Хозяин помолчал, потом вздохнул:
– Я скучаю по Glenroe.
Баск, тоскующий по Уэсли Барроуз: нет, мир определенно перевернулся. Я был здесь несколько недель назад, и группа студентов пользовалась компакт-дисками в качестве пепельниц. Один из них сказал:
– Не переживайте, это Гарт Брукс.
На блокноте студента красовалось выгоревшее изображение Мэрилина Мэнсона. Я понимал, что одно с другим связано, но мне лень было думать каким образом. Принесли кофе, и хозяин спросил:
– Есть будете?
– Нет, спасибо.
Я помешал кофе, предвкушая глоток горечи. В такие моменты я бы все отдал за сигарету и глоток виски.
А потом полоску кокаина. Затем забытье.
Я самым натуральным образом встряхнулся, чтобы отогнать гарпий.
Зазвучала запись Лорены МакКеннитт, и я весь отдался музыке. Когда я поднял глаза, то увидел проходившую мимо мать. Старожилы Голуэя всегда пользовались этой дорогой, чтобы попасть в аббатство.
Она висела на руке отца Малачи. Тот, разумеется, был окутан клубами сигаретного дыма. Как-то в книге Кэрол О'Коннор «Дитя Иуды» я наткнулся на такую фразу:
Ее ребенку требовался скрытый источник фактов, помощь грязного, тайного посягателя, профессионального разрушителя частных жизней, который хорошо понимал мерзкие деяния худших отбросов общества.
И это и есть материнство.
Я прошептал:
– Аминь.
6
Жизнь давно научила меня оставлять в покое все, у чего больше зубов, чем у меня.
Даниел Бакмен. «Имена рек»
Я сидел в пабе «У Нестора» над вторым стаканом чистой водопроводной воды. Удивительно, что наступил день, когда ирландец платит за чистую воду, причем дорого. Джефф сказал:
– Ты молодец.
– В смысле?
– Ну, выпивка… сигареты… и все остальное.
Я покачал головой:
– Я плюю против ветра.
Он прекратил вытирать стакан и посмотрел на меня:
– Что ты имеешь в виду?
– Я глотаю пули, и мне омерзителен привкус металла во рту.
Джефф поставил стакан, оперся о стойку.
– Очень поэтично, хотя звучит зловеще, – заметил он.
– Прав был тот, кто сказал, что чистая жизнь продлит твое существование. Он только забыл добавить, что ты будешь ненавидеть каждую минуту.
– Потом будет легче, Джек.
– Хотелось бы верить.
Джефф не пил уже двадцать лет. Однако после рождения ребенка он сорвался. Но всего на один вечер. Я помог ему остановиться. И с той поры он снова стоял на верном пути.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
– Ты сведешь свою мать в могилу.
Я выдержал паузу и спросил:
– Могу я иметь письменное этому подтверждение?
Священник едва не подавился, лицо его стало багровым.
– Да ты… Да ты… По тебе ад плачет.
Ну кто сказал, что золотые дни духовенства позади?…
Моя мать сказала:
– Я видела тебя у церкви Августинцев. Ты был на мессе?
– Это вряд ли.
Ее глаза были все того же гранитного оттенка. Когда на тебя так смотрят, ты понимаешь, что милосердие даже не стоит в повестке дня. Правда, иногда мать снова начинала стонать. Как, например, сейчас:
– Сынок, я совсем тебя не вижу.
– Никогда не спрашивала себя – почему?
– Я ежедневно за тебя молюсь, ставлю свечку во время мессы.
– Зря стараешься.
Она попыталась принять обиженный вид, но ничего у нее не вышло, и она сердито изрекла:
– Ты моя плоть и кровь.
Пришел мой черед вздохнуть. Определенно, это заразно.
– Ты что-нибудь еще хотела сказать, мама?
– У тебя жестокое сердце, Джек. Разве мы не можем с тобой выпить по чашке чая, как цивилизованные люди?
Я взглянул на часы:
– Я опаздываю на встречу. Мне пора.
– Я много болела.
– Охотно верю.
– В самом деле, сынок?
– Разумеется, у тебя же не было ни одного приличного дня за всю твою поганую жизнь.
Я повернулся и пошел прочь. Без сомнения, отец Малачи скоро обо всем узнает в подробностях. Сердце у меня колотилось, я чувствовал, как дрожат руки. Около отеля «Империал» пришлось остановиться, чтобы перевести дыхание.
Мужик, с которым я был знаком, поднимался по ступенькам и предложил:
– Пинту не желаешь, Джек?
Я ничего не желал так сильно, но ответил:
– Нет, спасибо, в другой раз.
– Уверен?
– Пожалуй.
На следующий день я выбросил костюм. Пошел в «Сент Винсент де Поль» и купил там блейзер, серые брюки и несколько белых рубашек. Вернулся в гостиницу и примерил покупки. Неплохо, явный прогресс. Сидевшая в вестибюле миссис Бейли воскликнула:
– Надо же! Вы замечательно выглядите.
– Вы так думаете?
– Точно. Новая женщина?
– Некоторым образом.
– Подождите минутку.
Она исчезла и вернулась с темным вязаным галстуком. Сообщила:
– Галстук принадлежал моему мужу.
– Я не могу его взять.
– Разумеется, можете. Теперь стойте спокойно.
Миссис Бейли повязала мне галстук и заметила:
– Теперь вы просто красавец.
– Благодарю.
На площади я сел в автобус. У Доменик-стрит он сломался, и я подумал: какого черта, мне полезно пройтись пешком.
У Найл-лодж я сверился с адресом, который дал мне Теренс, и начал подниматься по Тейлорз Хилл. Можно было не сомневаться, здесь жили люди с деньгами. Я прошел мимо гостиницы «Ардилон» и наткнулся на ирландские ворота. Толкнул створки и оказался на длинной, обсаженной деревьями подъездной дорожке. Меня поразила тишина. Как в деревне. Затем показался дом, трехэтажный особняк, окна которого были увиты плющом. Я подошел к входной двери и позвонил.
Через несколько минут дверь открыла женщина:
– Да?
Английский акцент с примесью ирландского. Она была неопределенного возраста, где-то между тридцатью и сорока. У нее были темные волосы до плеч и лицо, которое собиралось стать симпатичным, но так и не стало. Возможно, виноваты в том глаза, немигающие. Курносый нос и полные губы. У дамы был вид недавно сильно похудевшего человека. Не изможденный, но определенно слишком сухопарый. Я улыбнулся:
– Миссис Бойл?
Женщина посмотрела на меня в упор и ответила:
– Да.
– Я друг вашего мужа.
– Были другом.
– Простите?
– Время неправильное – он умер.
– Ох… Мне очень жаль.
– Хотите зайти?
– Да, благодарю вас.
Я последовал за ней, наблюдая, как подпрыгивают ее ягодицы. Даже почувствовал зачатки интереса. В доме было полно картин. Не знаю, хорошие они были или так себе, но от них разило богатством. Хозяйка провела меня в гостиную: сплошное темное дерево. Огромное окно выходило в сад.
– Садитесь.
Я опустился в поношенное кресло, попытался собраться с мыслями. Миссис Бойл первой нарушила недолгое молчание:
– Выпить хотите?
– Воды, если можно.
Она остановилась на пути к переполненному бару, выставив бедро, и заметила:
– А я приняла бы вас за пьющего человека.
Хозяйка умудрилась придать слову «приняла» особую сексуальность. Я ослабил узел галстука и выдохнул:
– Бывало.
Она кивнула:
– А… Ну а я выпью «отвертку».
– Что?
– Водка и апельсиновый сок. В это время самое подходящее.
– Верю на слово.
Миссис Бойл потерла руки. Я знал, это реакция на действие амфетамина. Я смотрел, как женщина наливает себе выпивку. У нее были быстрые движения опытного выпивохи. Она подняла бутылку:
– «Столичная».
– Снова верю на слово.
– Вы фильмы смотрите?
– Конечно.
– Если там Джулия Роберте или кто-нибудь вроде нее заказывает выпивку, так это обязательно «Столичная» со льдом.
– Буду иметь в виду.
Миссис Бойл слегка улыбнулась, хотя ей явно не было смешно. Затем насыпала лед в бокал и щедро налила туда водки. Моим любимым звуком всегда было и будет звяканье льда в напитке. Но для алкоголика, решившего завязать, это наравне с пыткой, сигнал отчаяния.
– Откуда вы знаете Фрэнка?
Я настолько отвлекся, что не понял, кого хозяйка имеет в виду, пока та не добавила:
– Моего мужа… друга, которого вы пришли навестить.
– А, конечно… мы… уже давно знакомы.
Она кивнула и провела краем бокала по зубам, звук был неприятным, скрежещущим. После чего проговорила:
– А… тогда, наверное, вы были с ним в одно время в Клонгоуесе.
Я ухватился за спасительную подсказку:
– Да, точно.
Миссис Бойл подошла к дивану и села, позволив юбке подняться до середины бедер.
– Неправильный ответ, дружок. – Она повела бровью.
– Простите?
– Мой муж там никогда не учился.
Женщина не казалась обеспокоенной. Она встала, подошла к бару и плеснула еще водки в свой бокал. Я глубоко вздохнул и признался:
– Вы меня поймали.
– И кого именно я поймала?
– Джека Тейлора.
– Это должно что-то означать?
– Мне заплатили, чтобы я вас проверил.
Снова приподнятая бровь и вопрос:
– Зачем?
– Чтобы узнать, не убили ли вы своего мужа.
– Вы что, мать вашу, шутите?
Ругательство легко соскользнуло с ее языка, но тут она сообразила, в чем дело, и воскликнула:
– Терри, этот мерзкий педик!
Я кивнул, и она добавила:
– Бог мой, у вас явно слабовато насчет конфиденциальности.
Я встал и произнес:
– Так вы убили?
– Да вы что, в самом деле?
– Это означает «нет».
Я направился к двери, и хозяйка сказала:
– Каким же наглецом надо быть, чтобы прийти сюда и спросить, не убивала ли я своего мужа.
– Зато напрямую.
Она засмеялась:
– У вас есть номер телефона – вдруг я решу сознаться?
– Гостиница «Бейли».
– Вы там живете?
– Да.
– Ладно, Джек Тейлор, может, в своем деле вы никуда не годитесь, но в определенном стиле вам не откажешь.
Я уже дошел до двери, когда хозяйка прибавила:
– Решишь развязать – звони мне.
Я одарил миссис Бойл пустым взглядом, будто не понял, о чем та говорит. Она ехидно улыбнулась:
– Мне все эти симптомы знакомы, и можешь мне поверить, ты запьешь снова скорее, чем думаешь. Речь идет не о том, будешь ли ты пить, весь вопрос – когда.
– Имел я тебя дамочка.
– Размечтался.
И она захлопнула дверь перед моим носом. Противно признать, но она была права по обоим пунктам.
5
Мне так нравились мои друзья, что я был в них влюблен и хотел, чтобы они любили меня.
Но поскольку в жизни все по-другому, это препятствовало установлению хороших отношений значительно дольше, чем мне хотелось вспоминать.
Джон Рамстер. «Дамский угодник»
В следующий понедельник студент второго курса купил чашку кофе в кафетерии Стоял один из редких, замечательных, ясных дней, на небе не было ни облачка. Вы могли почти потрогать надежду в воздухе. У людей улучшилось настроение, и с вами начинали здороваться незнакомые люди и улыбаться.
Такой вот выдался денек.
Студент сел на лавку на площади и отпил глоток кофе. Подошел забулдыга и попросил:
– На чашку чая не дадите, сэр?
Но он просил не всерьез, скорее, по привычке, чем по необходимости. Без всякой униженности. Два неевропейца спросили, где найти отдел социального обеспечения. В двенадцать колокола пропели славу Деве Марии. В дальнем конце площади двое рабочих прекратили работу и перекрестились. Что не часто увидишь. Не то чтобы им хотелось бросить работу, они лишь отдавали честь Богоматери. Где-то в четверть первого к лавке подошел мужчина, встал за спиной студента и спустил курок. Затем круто повернулся на каблуках, направился к центру площади и… исчез.
Уходя, он швырнул на землю обертку из-под фруктовой жвачки. Полицейским не приходилось упрашивать свидетелей. Их оказалось чересчур много.
И все давали противоречивые показания.
Одни говорили, что убийца высокий, другие – что низкий, одним он виделся толстым, другим – худым.
Волосы у него были соответственно длинные или черные. Некоторые утверждали, что он лысый.
Был он в костюме, кожаной куртке, пиджаке, плаще.
Но совершенно точно старый, молодой, средних лет.
Фоторобот походил бы на половину мужского населения и некоторую часть женского.
Кленси разорялся:
– Это ужасное, чудовищное преступление! Полиция не успокоится, пока преступник не будет пойман.
Он еще бормотал про беззаконие, кризис общества, наркотики и другие темы, имеющие ко всему прежде перечисленному смутное отношение.
В заключение инспектор заявил:
– Полиция проводит необходимые следственные действия.
В переводе это означало, что у них нет ни шиша.
Я ушел в подполье с книгой.
Как вам такое длинное название:
Киношная война: Голливуд и средства массовой информации сговорились ограничить список допустимых к показу фильмов.
Автор: Джонатан Розенбаум.
Я уже прочел довольно много и почти забыл, как сильно мне хочется выпить. Зазвонил телефон. Я снял трубку:
– Слушаю.
– Джек, это Билл.
– Привет, Билл.
– Я хочу узнать, что ты успел сделать.
– Да?
– Есть успехи?
– Ведется расследование.
Он невесело рассмеялся, потом заметил:
– Ты говоришь, как полицейский.
– Старые привычки, верно?
– Только не надо мне вешать на уши это дерьмо.
– Нужно время, Билл.
– И кто надоумил тебя задействовать этого религиозного придурка, Флада?
– Никто. Если хочешь кого-то найти, лучше его нет.
– А я говорю тебе, держи этого гребаного урода подальше от моих дел, понял?
Я начал от всего этого уставать и сказал:
– Что ты собираешься делать, уволить меня?
Я расслышал, как Билл резко вдохнул воздух. Затем он проговорил:
– Не вздумай со мной шутки шутить, мать твою. Я тебе этого не советую, Джек.
– Я плохо реагирую на угрозы, Билл.
– Пора научиться.
Клик.
Я попытался продолжить чтение, но настроение пропало. Чего мне больше всего хотелось, так это пойти в паб «У Свини» и выколотить всю душу из Билла. Я схватил куртку и так хлопнул дверью, что та сорвалась с петель.
Есть на Сент-Августин-лейн небольшое кафе. Хозяин там баск Я все собирался спросить, каким ветром его прибило к берегам Голуэя, – так и не собрался. Кроме того, поговаривали, что баски не слишком жалуют любопытных. Как обычно, народу в кафе было много. Клерки из юридической конторы при зале суда, учителя из соседней школы милосердия, случайный студент и два рыбака-испанца. Хозяин кивнул:
– Жак!
Остроумный ответ не пришел мне в голову, к тому же я не вспомнил, как его зовут, поэтому ограничился вопросом:
– Как делишки?
Нескладно, верно?
Но баска это не смутило. Он провозгласил:
– Cafe con l?che, grande. – Прекрасно, – заметил я. Хозяин помолчал, потом вздохнул:
– Я скучаю по Glenroe.
Баск, тоскующий по Уэсли Барроуз: нет, мир определенно перевернулся. Я был здесь несколько недель назад, и группа студентов пользовалась компакт-дисками в качестве пепельниц. Один из них сказал:
– Не переживайте, это Гарт Брукс.
На блокноте студента красовалось выгоревшее изображение Мэрилина Мэнсона. Я понимал, что одно с другим связано, но мне лень было думать каким образом. Принесли кофе, и хозяин спросил:
– Есть будете?
– Нет, спасибо.
Я помешал кофе, предвкушая глоток горечи. В такие моменты я бы все отдал за сигарету и глоток виски.
А потом полоску кокаина. Затем забытье.
Я самым натуральным образом встряхнулся, чтобы отогнать гарпий.
Зазвучала запись Лорены МакКеннитт, и я весь отдался музыке. Когда я поднял глаза, то увидел проходившую мимо мать. Старожилы Голуэя всегда пользовались этой дорогой, чтобы попасть в аббатство.
Она висела на руке отца Малачи. Тот, разумеется, был окутан клубами сигаретного дыма. Как-то в книге Кэрол О'Коннор «Дитя Иуды» я наткнулся на такую фразу:
Ее ребенку требовался скрытый источник фактов, помощь грязного, тайного посягателя, профессионального разрушителя частных жизней, который хорошо понимал мерзкие деяния худших отбросов общества.
И это и есть материнство.
Я прошептал:
– Аминь.
6
Жизнь давно научила меня оставлять в покое все, у чего больше зубов, чем у меня.
Даниел Бакмен. «Имена рек»
Я сидел в пабе «У Нестора» над вторым стаканом чистой водопроводной воды. Удивительно, что наступил день, когда ирландец платит за чистую воду, причем дорого. Джефф сказал:
– Ты молодец.
– В смысле?
– Ну, выпивка… сигареты… и все остальное.
Я покачал головой:
– Я плюю против ветра.
Он прекратил вытирать стакан и посмотрел на меня:
– Что ты имеешь в виду?
– Я глотаю пули, и мне омерзителен привкус металла во рту.
Джефф поставил стакан, оперся о стойку.
– Очень поэтично, хотя звучит зловеще, – заметил он.
– Прав был тот, кто сказал, что чистая жизнь продлит твое существование. Он только забыл добавить, что ты будешь ненавидеть каждую минуту.
– Потом будет легче, Джек.
– Хотелось бы верить.
Джефф не пил уже двадцать лет. Однако после рождения ребенка он сорвался. Но всего на один вечер. Я помог ему остановиться. И с той поры он снова стоял на верном пути.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22