https://wodolei.ru/catalog/dushevie_poddony/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Наталия Володина
Последняя песнь трубадура

ГЛАВА 1

Звонок в дверь разбудил молодую женщину, спавшую на диване. Она открыла глаза, тяжело поднялась и, натыкаясь на разбросанные по комнате вещи, сумки, задевая пустые и полные бутылки, пробралась к трюмо. Короткие волосы торчали во все стороны, блузка расстегнулась, юбка сбилась. Женщина потянулась за расческой, приблизила лицо к зеркалу и с отвращением отшатнулась. «Тьфу, все на морде».
– Иду, – хрипло крикнула женщина и, не спеша, открыла дверь.
На площадке стояли два парня. Один – очень худой, расхлябанный, с больными глазами и мокрым носом. Другой – статный, загорелый, с волной волос над невысоким лбом. Волос необыкновенных – густых и послушных, чуть волнистых, редкого, по-настоящему пшеничного оттенка.
– Приветик, Ирка, – сказал дохлый. – Это Валек. В узких кругах – Блондин… Где у нас Жорик? – продолжал он, разглядывая бутылки на полу. – Жорика у нас нет. И, стало быть, нет причин не расслабиться на троих.
Ирка мрачно смотрела на гостей. Взяли моду. Каждый дверь ногой открывает.
– Эй ты, Васька, придурок, не хватай тут ничего своими лапами. – Она посмотрела на второго и резко подобрела.
– А блондинчик ничего. – Ирка попыталась изобразить кокетливую улыбку.
Через пять минут все трое мирно пили за столом.
– Ира, заныл Вася. – Ну дай, а? Ну за встречу. Ну в долг.
Женщина приблизила красное потное лицо с блестящими глазами к Блондину.
– А ты? Ну че? Кайф хочешь словить?
Она плюхнулась на пол и вытащила из-под серванта обувную коробку.
А потом они вдруг остались вдвоем – Ира и Блондин. Она придвинула к нему подносик с белым порошком.
– Нюхаешь? Или вмажешь?
– Муж скоро придет? – абсолютно трезвым голосом спросил мужчина.
– А тебе не все равно? – тупо удивилась Ирка.
– Не хами, – прозвучало в ответ ровно и как-то очень презрительно. Это дошло до ее замученного мозга.
– Ты че, козел? – завопила она. – Я его принимаю тут…
Она вскочила со стула и оказалась плотно прижатой к нему. Как из тумана на нее смотрело грозно красивое лицо с волной пшеничных волос.
– Ты че? Ты это, что ли? – забормотала она уже расслабленно, почувствовав его твердую руку на затылке.
– Да, – сказал мужчина и одним отработанным движением сломал ей шею. Хрустнули позвонки, а она не успела даже вскрикнуть.
* * *
Вечером началась гроза. Молния сверкала совсем рядом, за окном. Собака дрожала и скулила. Дина задвинула шторы, зажгла в обеих комнатах настольные лампы. Это беспокойство. Ничего конкретного. Просто, как опытная жертва, она чувствовала: к ней опять подкрадывается жестокая ночь. Она взбила подушки, встряхнула одеяло. Достала в кухне из холодильника минеральную воду. Две таблетки снотворного. Дина опустилась на колени перед Топазом, поцеловала в нос и пошептала ласковые слова на ушко. Затем вышла на застекленный балкон и, несмотря на ливень, приоткрыла окно. Что-то в этом есть. Дождь уже пахнет летом. Многие любят непогоду. Оттеняет домашний уют. На свете не было более домашнего человека, чем Дина. Все, что ей сейчас нужно, – это рыжая собака, красивый абажур, стопка книг на тумбочке. Но сегодня ничто не спасет от надвигающейся ночи. Дина будет убегать в сон от воспоминаний, разрывающих грудь, и просыпаться от кошмаров. Еще две таблетки. Отвар ромашки. Ложку меда и стакан теплого молока. Еще мертвому припарка, и можно ложиться спать.
Топаз устроился рядом, как всегда, плотно прижавшись к спине. Баю-бай, дорогой.
Ей снилось, как кто-то душит незнакомую женщину. Не видно ее лица. Какие-то военные закрывали на замок клетку с людьми. А потом она во сне почувствовала, что надвигается самое страшное, то, что случилось. И заставила себя проснуться. Лежала неподвижно в темноте и шептала себе, как привыкла за время своего затворничества.
Я все забыла. Я ничего не помню. Я ни о чем не думаю.
Утро было ясным, теплым, умытым. Дина погуляла с Топиком, приготовила кофе по своему рецепту: полторы ложки «Нескафе Голд», ложку сахара и чашка горячего, не разбавленного водой молока. Достала из хлебницы ржаную лепешку. Завтрак чемпионов. Ей кофе с лепешкой. Ему миску сырой печенки. Теперь можно поспать набело. Дина скользнула в ночную рубашку, с которой рассталась два часа назад. И тут, конечно, затрещал телефон.
– Але, Галя, дорогая, давай потом. Мне нужно поспать часок. Да ты что? Серьезно?
– Еще как серьезно, – рыдала подруга. – Она пришла полчаса назад. Не ночевала! Пьяная вдупель. Ругалась матом.
– И часто она «вдупель»?
– Каждый день. Точнее, ночь. Я вчера ее устроила на работу. К нам в институт. Ну не директором же. Посуду мыть в столовой. Она сбежала оттуда через час. Вот сейчас вернулась домой. И с порога: «Сама мой эти сраные тарелки».
– Подожди. Не реви так. А что там у тебя за шум?
– Это не шум! Это Наташка храпит!
– О господи! Слушай, я подумаю и тебе позвоню.
Дина задумчиво положила трубку. Семь лет назад незамужняя подруга Галя удочерила девочку из детдома. Ей было десять лет, Наташке, ласковой и прилипчивой, как котенок. И вот, пожалуйста. «Вдупель». Собственно, ничего страшного. Сейчас Наташка дома, и ей хорошо: она храпит. Галя о ней беспокоится. А мы ложимся спать. Дина залезла под одеяло. Положила рядом три новых романа. Пролистала по очереди, хватая по фразе. «Эльза шла по подиуму». «Эмма застегнула на шее бриллиантовое колье». «Натали замерла под светом софитов». Черт! Вот оно, решение. Кому действительно сейчас понравятся сраные тарелки? Особенность демографической ситуации состоит в том, что вместо людей женского пола на подмостки жизни вышли потенциальные модели. И среди них полно страхолюдин, которые рядом с Наташкой и постоять не имеют права.
Дина быстро набрала Галин номер.
– Это я. Есть. Звони в модельные агентства. У них там наборы, кастинги или что-то в этом роде. Объявления ищи.
* * *
Галя осторожно приблизилась к храпящей дочке. С отвращением принюхалась. Чем от нее несет, кроме перегара? Наташка спала в одних трусиках, не очень чистых. На бедрах какие-то подтеки. Может, ее изнасиловали? Человек десять? Найду и убью всех.
Галя вспомнила, как впервые привела ребенка в дом. Сняла с нее и бросила у порога заскорузлое от грязи платье. И обнаружила, что все тело девочки покрыто какой-то коркой. Не бывает же у детей такой кожи. Волосы слипшиеся, и в них явно кто-то живет. Галя почувствовала жуткий протест. И сразу сообразила, что нужно делать. Она смазала Наташкины волосы керосином, натерла ее всю подсолнечным маслом, велела час посидеть на клеенке, а потом на несколько часов замочила ее в горячей ванне. Девочка немного посопротивлялась, но когда Галя пригрозила ее утопить, смирилась и задремала на подсунутой под голову подушечке. Потом был бурный процесс отмывания. Выбившись из сил, вся взмокшая, Галя бросила Наташке полотенце, а сама вывалилась на кухню. Она капала в рюмку валокордин, когда на пороге появилась обнаженная девочка, розовая, изящная, как фарфоровая статуэтка, вся в стружках мокрых пепельных волос, обрамлявших идеальное личико. Галя ахнула, закутала девочку в халат и поклялась, что никогда не даст ее в обиду.
Воспоминание укрепило ослабевшую за это утро любовь. Громко заголосив, Галя упала на грудь спящей Наташки, стараясь, впрочем, особенно не внюхиваться.
– Доченька родная, что с тобой сделали?
Наташка широко открыла голубые глаза:
– Ты что, спятила? Перестань меня душить! – Сильно лягнув Галю грязной ногой, повернулась лицом к спинке дивана. Сонно пробормотала: «Больная баба», – и сладко всхрапнула.
* * *
Сергей Кольцов, частный детектив и по совместительству фотохудожник, проводил утро в своем офисе. Таковым была крошечная комната в аварийном доме на Цветном бульваре. За стенкой – мастерская друга и профессионального фотографа Олега. Свой самостоятельный бизнес оба начали два месяца назад и, как могли, помогали друг другу. Олег оставил работу телеоператора, Сергей пятнадцать лет проработал следователем Генеральной прокуратуры. Посетителей в это утро не было, что не являлось исключением из правил. И потому частный детектив задумчиво рассматривал разложенные на столе снимки. Олег делился с ним заказами: портреты богатых дам, портфолио моделей, снимки для рекламы. Сергей делал это вполне профессионально. Но удавалось ему другое. Он умел ловить счастливую случайность. Интересный ракурс, мимолетное прелестное выражение, испуг, радость, смущение, безмятежное бесстыдство. Такие снимки брали на выставки, они побеждали на конкурсах. Больше всего наград было у портрета «Девушка у реки», опубликованного в нескольких престижных зарубежных журналах. Но в последнее время Сергею не везло. Или просто было неохота искать особые мгновения. Достали суровые будни. Дело не в количестве работы, а в качестве. Оправдывая лицензию частного детектива и поддерживая финансовую мощь предприятия, Сергей, как последний мудак, добывал «свидетельства неверности супругов», как это называлось в его объявлениях. Иногда брался получать долги. Конечно, даже это лучше, чем биться о стену коррупции прокуратуры. Но о вдохновении речи быть не может. К тому же дома… Так сразу и не сформулируешь, что не так дома. Жена Лариса. Провинциальная девушка – цветок, пересаженная им на столичную почву.
* * *
Тамара прижала горячий лоб к оконному стеклу. Попробовала зажать уши ладонями. Но и так слышала пронзительный вопль из первой палаты. Почему она не привыкла? Почему сжимается, как от боли, и начинает задыхаться? Потому что невозможно привыкнуть к такой процедуре. Шесть санитарок и медсестер раздевают догола рыдающую женщину, привязывают руки и ноги к спинкам кровати какими-то чулками, которых здесь почему-то в избытке. И под услужливый хохот фавориток на лицо, тело и кровать жертвы льют холодную воду из ведра для мойки полов. Они даже термин придумали, эти идиотки: «на вязки». Им пользуются даже врачи в воспитательных целях. Тамаре «вязками» только угрожали в первые месяцы. Потом поняли: не тот случай. Она умела посмотреть властно и спокойно. Она умела встать и выйти, как королева. Тамара, умница, доктор философских наук, четыре года живущая в психушке № 51. Все, что она выучила, прочитала, узнала о жизни, в настоящее время свелось к одному выводу. Когда жизнь останавливается, человек необязательно умирает. Только если у него получится. Никто не знает, как может выглядеть твой главный шанс. Ее шанс напомнил о себе тупой, тянущей болью внизу живота. Скоро наступит момент, когда они не смогут больше держать ее за этими решетками.
Тамара добрела до туалета. Там, у четырех открытых унитазов, курили несколько счастливых обладательниц сигарет. Вокруг них плотным кружком стояли охотницы за «бычками». Тамара протиснулась к умывальнику и сняла трусики, на которых расплылось бурое пятно. Долго отмывала его под краном. Затем спокойно вошла в палату.
– Тамарочка, ты где была, в туалете? – спросила Лиля Новожилова, доверчиво глядя своими светлыми, абсолютно безумными глазами. – А ты не видела там моего папу?
– Видела, Лиля. Привет он тебе передал.
* * *
В дверь деликатно постучали. Сергей быстро смахнул в ящик стола фотографии и сделал умное лицо.
– Войдите.
Открыв дверь, женщина неуверенно сказала с порога:
– Я хотела бы видеть частного детектива.
– Вам повезло. Слушаю вас внимательно.
– Понимаете, мне нужен не столько детектив, сколько умный и добрый человек.
– Не знаю, может, вам и повезло.
* * *
Дина тяжело вздохнула и напечатала название рубрики: «Дорогая Нина». Она писала ответы на письма для дешевой желтоватой газеты.
Часто сочиняла и сами письма. Дело муторное, но только оно давало возможность ни с кем не контактировать в редакции. Оставляла секретарю готовые тексты на три полосы, брала новые письма, получала в бухгалтерии сумму прописью и отправлялась в магазин за печенкой для Топика. Килограмма на 3–4 денег хватало. Раз в неделю.
Итак, что же вы накропали, нацарапали своей «дорогой Нине»? Она прочитала с пяток писем. Ребята сегодня не в форме. Можно ли давить прыщи? Почему мужчины не такие романтичные, как женщины? Хорошо ли это, получать большую зарплату? Дураков всегда оказывается больше, чем хотелось бы. Нет, нельзя идти на поводу. За ответы на такие вопросы фиг нам дадут, а не деньги на печенку. И она решительно напечатала первую пришедшую в голову фразу: «Я два года скрываю свою страсть». Так, подумаем, к кому же автор письма может скрывать свою страсть? К мужу сестры? К сестре жены, к теще, свекрови, тестю, свекру? К бокру, дядьке Черномору, старухе Шапокляк?
«Мастерство берет свое», – удовлетворенно подумала Дина через час, сунув в папку шесть машинописных страниц.
Перед тем как уснуть под чудесное сопение собаки, Дина в деталях представила себе белую виллу, прогретые солнцем ступени, спускающиеся прямо в море, горячий золотистый песок. И во сне она легко плыла в прозрачной воде, а кто-то махал ей рукой с террасы.

ГЛАВА 2

Блондин посмотрел на часы. Без пяти двенадцать. Он в графике. Поднял тело с пола и положил на диван лицом вниз. Случайный человек и не поймет, что Ирина мертва. Затем взял свой стакан и сунул в карман куртки. У двери прислушался: нет ли кого на площадке. Бесшумно вышел, спустился по ступеням и исчез в темноте.
* * *
…Александра арестовали дома часов в девять вечера, когда он собирался с беременной женой на прогулку. Он не сопротивлялся. Наоборот, хотел побыстрее попасть в милицию – разобраться, в чем недоразумение. Его заперли в пустой комнате на несколько часов. В двенадцать вошел участковый и предложил стакан с небольшим количеством водки.
– Я не хочу, – удивился он.
– Пей. Мы там с ребятами… Тебе еще долго ждать. – Саша выпил. Через пятнадцать минут участковый явился с человеком в штатском, который представился следователем.
1 2 3 4 5


А-П

П-Я