Может быть, слишком быстро просигналил и собеседник не понял вопроса. А может, просто не снизошел до ответа. «ИДИ ДОМОЙ ИДИ»… Нелепо медленные и неровные точки и тире опять замелькали перед Павлом, но вдруг передача прервалась, ровно засветились габаритные огни, и машина Серого, ловко вильнув прямо перед носом «десятки», вплотную обогнула ее, бесшумно рванула с места и, когда Павел оглянулся, уже поворачивала на перекрестке налево. Крутому Серому надоело с ним беседовать. Павел ощущал себя идиотом, попавшим на сцену в разгар действия какойто сюрреалистической пьесы. Причем – попавшим по собственной глупости.
Вот интересно, откуда Серый знает, что Павел владеет азбукой Морзе? И сам Серый где этой азбуке научился? Уж очень не вяжется с образом нынешних крутых. Нынешние крутые и с обычной-то азбукой не особо дружат… И еще интересно, почему Серый вдруг взял и уехал. Без выяснения отношений. Или, может быть, он посчитал, что отношения уже выяснены?
Совершенно непонятно, кой черт понес его в это казино с Макаровым. Макаров! Его же, неверное, забрать оттуда нужно. Напился, надо полагать, как кактус в дождь. Вот еще забота на его голову…
Но Макаров, как ни странно, оказался не очень пьян. Но зато очень печален. Наверное, опять весь левый гонорар на рулетку выбросил. До чего же Володька дурной, зла не хватает. По черновым прикидкам Павла, того, что Макаров пускал на ветер, как минимум, на трехкомнатную квартиру хватило бы. Да плюс на хорошую машину с гаражом. Правда, и трехкомнатная квартира, и машина с гаражом у Макарова и так уже были. Вот только в квартире Володька бывал не слишком часто. А за руль новенького ярко-красного «Фиата» вообще ни разу не садился, кажется. Вот паразит, треснуть бы его по башке как следует…
– И не надо на меня орать! – с достоинством заявил Макаров молчащему Павлу, шумно и неловко устраиваясь на сиденье рядом с ним. – Не надо меня перевоспитывать! Ты-то сам святой, да? Вот где ты сейчас был? А? То-то… Ты думал, я не замечу? Слинял и не предупредил… Скотина ты, Пашенька. Лучшего друга бросил! И ради чего?..
Павел молчал, во второй раз выруливая со двора казино, и соображал, в какую сторону надо поворачивать. Макаров тоже замолчал, вздыхая и цыкая зубом, и наконец сказал примирительно:
– А за мной мог бы и не заезжать… Я бы и сам бы какнибудь бы… Куда мы сейчас? Прямо к тебе, что ли?
– К тебе, – сухо ответил Павел, осторожно выбирая дорогу между выбоинами на асфальте. – Ты третий день в одном и том же ходишь. И пиджак дрянью какой-то заляпал. И галстук потерял.
– Начина-а-ается! – с отвращением гнусаво пропел Макаров и демонстративно отвернулся. – Нянечка ты наша заботливая! Арина Родионовна… Ротный старшина… Блокфюрер поганый… А галстук я не потерял. Я его в карман спрятал, чтобы не потерять. А пиджак не дрянью заляпал, а ликером. Прекрасный ликер, между прочим, только дорогой, собака…
– Я у тебя сегодня останусь, – прервал Павел макаровское бухтенье. – У тебя в холодильнике что-нибудь есть?
– Нет, – виновато сказал Володька, подумал и с надеждой добавил: – Кажется, там банка консервов каких-то была еще. Ты правда останешься? Тогда я утречком в гастрономчик сбегаю пораньше. Честное пионерское! Проснусь – и погнал…
– И во сколько же ты проснешься? – поинтересовался Павел с подчеркнутым сарказмом.
– Опять двадцать пять, – обиделся Макаров. – Во сколько надо будет – во столько и проснусь. Хоть в шесть ноль-ноль. Без проблем. Еще вопросы есть?
– Есть. – Павел подогнал машину к самому Володькиному подъезду, заглушил мотор и повернулся к Макарову: – Кто такой Серый, ты знаешь?
Макаров таращил глаза, шлепал губами и молчал. Вмазать бы ему сейчас, паразиту… Если так дальше будет продолжаться – сопьется этот мерзавец, этот золотой человек, лучший, а может, вообще единственный настоящий друг Павла.
– Ты это брось, – наконец заговорил Макаров озабоченным и совершенно трезвым голосом. – Ты не вздумай связываться… Не, я серьезно. Ты Зою провожал, да? Во черт, я ж не предупредил… Привык, что все и так знают: глазами смотри, а руками – не трогай, а то… Серый – убийца. Шесть лет отсидел. Вроде как превышение самообороны, я не знаю… Но три трупа – голыми руками. И еще четыре – на инвалидность. И на зоне, говорят, кое-кому шеи посворачивал, но это так, слухи. Там никто на него не настучал, и срок ему не добавили, так что, может, эти отморозки и сами как-нибудь шеи посворачивали, мало ли… Но здесь его боятся – прямо до поноса! Хотя он вроде никому ничего… Даже не угрожал. Да ему и не надо, все и так знают, что он и разбираться не будет, если что. Не понравишься – и найдут потом твой изящный труп со сломанной шеей…
– Рэкетир? – прервал Павел тревожную скороговорку Макарова.
– Да ты чё? – удивился тот и даже засмеялся. – Рэкета у нас практически нет, так, если только к челнокам на барахолке кто примотается… Сдуру, шпана какая-нибудь мелкая… Рэкет у нас года два как завял. Между прочим, тоже из-за Серого. У него клуб свой, спортивный. Школа всякой борьбы, стрельбы и прочих единоборств. Все на законном основании. Тренеры классные. Детишки заниматься ходят. Дорого только… Так вот, однажды к нему в клуб пачка бугаев приперлась, целый джип, штук шесть, наверное. Ну, как водится: предлагаем охрану, цена разумная, а то мало ли что… Так Серый их, говорят, вежливо так в тренировочный зал пригласил – мол, давайте посмотрим, какие такие вы охранники… И выставил против них ребятишек из средней группы! Лет по пятнадцать-шестнадцать, пацаны совсем. Так пацаны этих бугаев за полминуты раскидали. Честное пионерское! Мне один наш рассказывал, он сам видел, он тогда у Серого тоже занимался. Бугаи, конечно, взбесились, двое – за ножи, но тут старшие за них взялись. У Серого вообще компания еще та… Бугаев этих маленько помяли, а потом умыли, почистили и в тир отвели – показать, как ученики Серого сто из ста лупят. Из любого оружия, из любого положения и по любой мишени. И все, и спеклись бугаи. Больше никто к нему не приматывался. Звали, правда, на работу. И его, и его людей. Но те с криминалом не связываются. Да они и так неплохо зарабатывают – уроки, охрана банкиров всяких, сопровождение ценных грузов… В казино у Семеныча – тоже его мальчики подрабатывают.
– Понятно, – перебил Павел. – А Зоя ему кто?
– А ты как думаешь? – саркастически осведомился Макаров и злобно фыркнул: – Двоюродная тетя Зоя ему! А он ей – внучатый племянник! – Он подчеркнуто противно захихикал, потом замолчал и вдруг сказал совершенно серьезно: – А вообще-то никто не знает, что у них там как. И спрашивать не ре-ко-мен-ду-ется. Понял? Вредно для здоровья. А ведь я тебя предупреждал! Предупреждал ведь, а? Зоя ему кто… Ишь ты… Лихо ветреное, вот кто ему Зоя.
Макаров посидел молча, опять вздыхая и цыкая зубом, и полез из машины, путаясь в ремне безопасности и раздраженно ругаясь сквозь зубы.

Глава 2

– Все в порядке, Том, езжай. Кто это был-то, ты заметила?
– Черт его знает. Вроде раньше не видала. Сейчас рассмотрю… – Томка вдруг злорадно хихикнула в трубку. – Вона, и он меня рассмотреть захотел. Фары включил, придурок… Ага, выключил. То-то. Слушай, Зой, это черный какой-то! К тебе сегодня кто в кабаке приматывался? Не Хаз-Булат удалой какой-нибудь?
– Никто не приматывался. – Зоя, прижимая трубку ухом к плечу, одновременно стаскивала туфли, вешала плащ и рылась в пакете в поисках кошелька. – Том, ты бы ехала, а? Опять ввяжешься во что попало, а Сережа меня винить будет. Езжай, будь друг…
– Сроду я ни во что не ввязывалась, – с достоинством возразила Томка. – Слушай, тире-точка – это что?
– Не ввязывалась она! – рассердилась Зоя. – А сейчас ты что делаешь? Вот выйду и разберусь… Нет, лучше Сереже позвоню. Уезжай немедленно, кому говорю!
– Бессовестная, – жизнерадостно сказала Томка и опять хихикнула. – Все, уехала. Спокойной ночи. Ты завтра в клубе когда будешь?
– С двенадцати до трех. Зайдешь?
– Зайду. Тетку одну приведу. Ничего?
– Приводи, – сказала Зоя и вздохнула. – Все твои тетки больше двух недель не выдерживают.
– Ну и фиг с ними. Ты им кто – мать родная, да? Бери за полгода вперед, а там – глаза бы твои их не видели… Ладно, пока. А то я язык чуть не прикусила – колдобина какаято попалась.
Зоя положила трубку, повесила наконец плащ, с наслаждением влезла в большущие растоптанные шлепанцы и оглянулась на едва слышный шорох за спиной. Ну конечно. Бдительный Федор, наверное, с самого начала здесь стоял и слушал, с кем это и о чем она по телефону разговаривает.
– Я тебя разбудила? – Зоя чувствовала себя виноватой. – Или ты вообще не ложился?
Федор молчал, поджав губы, и пристально разглядывал синяк у нее на бедре.
– Это так, ударилась об угол какой-то, – торопливо объяснила Зоя, перехватив его взгляд. – Ерунда, через пару дней ничего не останется. Что ты молчишь? Случилось чего? Или с детьми умаялся?
– Ничего я не умаялся, – надменно сказал Федор и вздернул подбородок. – Просто Манька долго не засыпала. Тебя все время требовала. Бросала бы ты это дело, а? Мать Стасика приходила, деньги принесла.
– Сколько?
– Тысячу.
– Ну вот! – Зоя наконец откопала в пакете кошелек и протянула его Федору. – А я сегодня почти две принесла. И полтонны всяких вкусностей. Неси пакет в кухню, чайку попьем. Только большие коробки не открывай, мы их на взятки пустим. Или на Аленкин день рождения съедим, да? Я сейчас, умоюсь только.
– Горячей воды не было. Я тебе в кастрюле согрел. – Федор вздохнул, подхватил пакет и зашлепал по коридору.
– Спасибо, мой хороший, – растроганно пробормотала Зоя. – И что бы я без тебя делала?
Действительно, что бы она делала без Феди? Горячей воды не было, а он и джинсы постирал – и свои, и ее, и все детское барахлишко, и четыре больших махровых полотенца, и еще воды ей согрел. «Кастрюлю»! Целую огромную выварку, в нее ведра четыре входит, не меньше. Ах, как же повезло с Федором, просто невероятно повезло, особенно в наше время, да еще с его внешними данными… Пойти свечку, что ли, в церкви поставить?
– Я думаю, надо мне свечку в церкви за тебя поставить, – сказала Зоя, входя в кухню умытая, успокоенная и умиленная видом уже накрытого к чаю стола. – Ты моя надежда и опора. И каменная стена. Пропала бы я без тебя совсем.
– Ага, – нескромно согласился Федор, наливая в чашки чай. Потом уселся напротив нее, долго молча возился, вскрывая пачку с печеньем, и наконец сказал: – А я без тебя.
– Что? – не поняла она.
– Пропал бы, – объяснил Федор невозмутимо. – Пропал бы я без тебя совсем, понимаешь? И все мы пропали бы.
– Солнышко мое, – с трудом сказала Зоя, стараясь не заплакать. – До чего же я тебя люблю… Знаешь, я даже не ожидала, что ты таким умным окажешься. Обычно красивые мужики умными не бывают… И эгоисты жуткие… И…
– А красивые бабы? – вкрадчиво спросил Федор, чуть улыбаясь и подрагивая бровью.
– Тьфу на тебя… – Зое тут же расхотелось плакать. – О красивых бабах я вообще ничего не знаю. Если хочешь знать, я вообще красивых баб не видела. Намажутся как не знаю кто, а умой ее – и никакой красоты, кроме мешков под глазами… – Она машинально дотронулась пальцами до лица и вздохнула. – Не надо бы мне столько перед сном пить… А, ладно, ведь не каждый день, правда? Иди ложись, а то опять не выспишься. Разбуди меня, если я будильник не услышу, ладно? Я утром успею обед приготовить. И еще чего, может, сделаю. Общественно полезного. А то все ты да ты… Это несправедливо.
– А кто сказал, что жизнь вообще справедлива? – процитировал Федор какого-то киногероя, встал, потянулся и пошел из кухни. – Ты с посудой не возись, пусть до утра постоит. Завтра я сам все сделаю. Свет выключить не забудь. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – пробормотала Зоя ему в спину. Ей опять захотелось заплакать.
Она еще минут пять посидела за столом, допивая остывший чай, а потом выключила в кухне свет и пошла к себе, на ходу мечтая о том, как сейчас ляжет в постель, уткнется в подушку, пахнущую сушеной ромашкой, натянет на себя прохладную льняную простыню и тут же уснет. И будет спать, спать, спать, спать… Пока не услышит будильник. Или – что гораздо вероятнее – пока Федор не начнет трясти ее за плечи, приговаривая, что будильник звенел уже час назад.
Зоя в темноте добралась до своей комнаты, в темноте же повозилась, отыскивая ночную рубашку и пытаясь определить, где у нее лицо, а где – изнанка, потом решила, что никакой принципиальной разницы нет, и если она наденет ночную рубашку не только наизнанку, но даже и задом наперед, никто ее за это не осудит. Спать, спать, спать… И уже ныряя в постель, она ощутила свежий запах какого-то нового стирального порошка. Федор и постельное белье успел сменить. Господи, а ведь правда – как с Федором-то повезло! И что же она будет делать, если он уйдет? Может быть, это случится еще не скоро, но все равно когда-нибудь случится. Слишком уж он красивый, слишком уж он хороший. И умный, и добрый, и вообще… Не может быть, чтобы при таком раскладе его быстренько не окрутила бы какая-нибудь молодая, да ранняя. Уж она-то насмотрелась, какие такие молодые-ранние бывают. А если не молодая-ранняя, так еще хуже – какая-нибудь деловая стерва с пятью счетами в заграничных банках и с двумя пластическими операциями на морде. Федор однажды за ней в «Фортуну» заходил, так она тогда заметила, как на него дамочки пялятся. Особенно эти, с пластическими мордами. Одна надежда – он все-таки правда умный, добрый и хороший. По крайней мере, ради какой-нибудь денежной кошелки никогда не бросит ее с тремя детьми. Другое дело – когданибудь Федор обязательно влюбится. Хорошо бы – в какуюнибудь славную, порядочную девочку. И пусть, и правильно. Разве она против? Она совсем не против. Она будет только рада, она будет даже счастлива, да. И пожелает счастья ему.
И останется одна.
Ну, ничего, она, конечно, справится.
1 2 3 4 5 6 7