https://wodolei.ru/catalog/ekrany-dlya-vann/s-polochkami/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

И думала о Морсе. И налила себе еще, положив на этот раз немножко больше льда.
«Боже милосердный!» – шептала она про себя.
* * *
4.30.
Морс проснулся в безмолвной тьме. Со времен своей молодости он был не чужд полуэротических дневных фантазий, но ночью редко мечтал о прекрасных женщинах. Но сейчас – как странно! – он видел исключительно реалистический сон. Сон был не о красивой женщине, одной из тех, с которыми он успел встретиться при расследовании этого дела – ни о Клэр Осборн, ни о косметологе с завитыми локонами, ни о Лауре Хобсон – но о Маргарет Далей, женщине с высветленными прядями в прическе, эти пряди вынудили Льюиса задать фундаментальный вопрос: "Как вы думаете, сэр, почему люди хотят выглядеть старше своих лет? Мне это кажется каким-то извращением". Но Маргарет Далей во сне Морса выглядела совсем молодой. И где-то во сне фигурировало письмо: "Я так много думала о вас после того, как вы ушли. Я все еще думаю о вас и прошу время от времени думать обо мне – может быть, вновь посетить меня. В надежде, что я не потревожу вас, я посылаю вам свою любовь..." Нет, во сне было, конечно, не письмо, просто кто-то в его уме произнес эти слова. Он встал и сделал себе чашку растворимого кофе, прочитав в кухонном календаре, что солнце встает в 5.19. Затем снова юркнул в кровать и лег на спину, заложив руки за голову и терпеливо поджидая зарю.
Глава сорок девятая
Сообщество людей, которые не ссорятся друг с другом, представляет собой явление никогда еще не существовавшее, начиная с величайшей конфедерации и кончая городским собранием или встречей прихожан одной церкви.
Томас Джефферсон. Письма
Доктор Лаура Хобсон, одна из тех, кому было дозволено переступить порог в снах Морса, вошла в его кабинет на следующее утро немного раньше девяти часов, где, будучи представленной сержанту Льюису, воспользовалась приглашением и села, и сказала свое слово.
Определить мне, призналась она, удалось не столь уж много. Во всяком случае, все факты вы найдете в моем отчете. Но я догадываюсь, что человек, кости которого найдены в Барсучьей Глуши, был приблизительно тридцати лет от роду, среднего роста, умер приблизительно девять или десять месяцев назад, возможно, был убит – удар ножом возможно, удар был нанесен правшой. Кровь, следы которой найдены под телом, имеет группу О. Хотя наличие крови может быть следствием других повреждений или другого источника, она считает такое предположение весьма сомнительным. Так обстоят дела с кровью. Тело, по всей вероятности, "подверглось смерти" (Морс моргнул) на том месте, где были найдены кости. Вряд ли его переносили или перетаскивали после смерти. Имеется возможность провести и ряд других исследований, но (по крайней мере, с точки зрения доктора Хобсон) сомнительно, что будет установлено дополнительно что-либо существенное.
Когда она излагала суть своего отчета, Морс внимательно наблюдал за ней. При их первой встрече он отметил ее северный акцент (то ли Ньюкастл, то ли Дархэм-Сити?), который слегка отвлекал от существа сказанного. Сейчас же он спрашивал себя: нет ли в этом небольшого притворства? Он снова обратил внимание на ее высокие скулы и плохую постановку дыхания во время речи. Или она просто нервничает в его присутствии?
Он был не единственным, кто смотрел на нового патологоанатома с восхищением, и, когда она передала Морсу четыре страницы своего отчета, Льюис задал вопрос, который вертелся у него на языке последние десять минут:
– Вы из Ньюкастла?
– Приятно слышать, когда правильно произносят название родного города! Нет, я из его пригорода.
Морс, не слишком терпеливо внимавший, как они обменивались между собой воспоминаниями о чем-то сугубо местном, встал и направился к двери.
– Должен сказать, – закончил Льюис, – очень приятно было познакомиться. – Он помахал отчетом: – И спасибо за это, дорогая!
Внезапно ее лицо напряглось, она громко вздохнула:
– Послушайте, я не ваша "дорогая", сержант. Не обижайтесь, но я прямо скажу, что я ничья "дорогая" или...
Но столь же внезапно она замолчала, увидев широкую ухмылку Морса, задержавшегося в дверях, в том время как Льюис с растерянным видом застрял перед ней.
– Извините, но я просто...
– Пожалуйста, простите моего сержанта, доктор Хобсон. Он не хотел сказать ничего дурного – ведь правда, Льюис?
Морс смотрел на изящные линии ее ног, когда она, полыхая огненным румянцем, покидала кабинет.
– В чем дело? – удивился Льюис.
– Ничего особенного – небольшой пунктик по части обращения к ней.
– Немного на вас похожа, сэр.
– Милая женщина, как ты думаешь? – спросил Морс, игнорируя мелкий выпад.
– По правде говоря, сэр, я думаю, она просто сногсшибательна.
Почему – неизвестно, но это простая констатация факта честным и глубоко порядочным человеком застала Морса врасплох. Как будто простое провозглашение чего-то абсолютно очевидного заставило его впервые осознать правду сказанного. Несколько секунд в нем теплилась неосознанная надежда, что доктор Хобсон вернется за чем-нибудь забытым, но она была очень организованная женщина и, как оказалось, ничего не забыла.
Едва Морс и Льюис собрались выпить по чашечке кофе в столовой, им позвонил констебль Поллард. Этот не слишком бдительный страж Барсучьей Глуши был одним из четырех констеблей в униформе, которых поставили дежурить у входов в Бленхэймский парк со всех четырех сторон света. Он позвонил и в сильном возбуждении сообщил, что "лендровер" из Витхэма с Дэвидом Майклсом за рулем (которого он немедленно узнал) только что проехал в садовый центр Бленхэйма. Должен ли он узнать, что происходит? Должен ли он – расследовать?
Морс взял трубку радиотелефона из рук Льюиса.
– Молодчина! Да, попытайся выяснить, что там происходит. Но слишком не светись, хорошо?
– Каким образом, черт возьми, ему удастся это сделать? – спросил Льюис, когда Морс закончил. – Он же в форме.
– Разве? Ай-я-яй! – Морс, кажется, не очень заинтересовался случившимся. – Ну, пусть почувствует себя в центре событий, как ты считаешь?
* * *
Главный инспектор Джонсон допивал уже вторую чашку кофе, когда в столовую вошли Морс и Льюис. Подняв руку, он подозвал Морса: хотелось бы перемолвиться парой слов, хорошо? Но только наедине, только он и Морс.
Десять минут спустя в маленьком кабинете Джонсона на третьем этаже Морс изучал красный дневник, изъятый вчера у некой личности по имени Филип Далей. Прежде чем оба детектива приступили к обсуждению этого дела, Джонсон выступил с мирной инициативой:
– Послушай, если между нами и пробежала кошка – что ж, бывает, давай забудем, хорошо? Что ты на это скажешь?
– С моей стороны никто не пробегал, – заявил Морс.
– Зато с моей пробежала, – спокойно констатировал Джонсон.
– Да-а! Вообще-то и с моей тоже, – признал Морс.
– Забыто?
– Забыто.
Мужчины крепко пожали друг другу руки, хотя и без взаимных улыбок, и Джонсон заговорил о делах. За последние несколько дней поступило очень много новой информации, и сейчас со всей определенностью можно сказать: Далей-младший был одним из четырех подростков – хотя и не водителем, – сидевших в краденой БМВ, убившей Марион Брайдвелл. Судя по всему, машина пошла юзом и ударила девочку задней частью, отшвырнув ее на стеклянную витрину магазина.
– Немного странное совпадение – парень связан и с тем, и с другим делом, – прокомментировал Морс.
– Но совпадение никогда тебя особо не волновали, не так ли?
Морс пожал плечами:
– Я не думаю, что он уж очень тесно связан с делом Эрикссон.
– Помимо того, что у него был ее фотоаппарат, – напомнил Джонсон.
– Да-а-а, – кивнул Морс и нахмурился. Что-то его немного беспокоило, что-то вроде песчинки в хорошо смазанном механизме, вроде кусочка скорлупки в яйце всмятку.
* * *
После случившейся трагедии миссис Линн Хардиндж, изящная ухоженная женщина пятидесяти лет с полуседыми волосами, целиком посвятила себя благотворительной деятельности, которой занималась с безумной энергией: «Еда на колесах», «Глиняный кувшин», «Помоги престарелым», «Помоги жертвам насилия»... Все говорили, какая она замечательная женщина; каждый отмечал, как хорошо она со всем справляется.
В то время, когда Морс и Джонсон беседовали между собой, она выбралась из микроавтобуса "вольво" и, прихватив с собой две картонки, главное блюдо и сладкое, громко постучала в дверь "Осни Меад Эстейт".
Большинство людей, получавших "Еду на колесах" четыре раза в неделю, были в достаточной степени благодарны и любезны. Но не все.
– Открыто.
– Вот мы и снова у вас, миссис Граби.
– Надеюсь, на сей раз не рыба!
– Запеченная баранина и лимонный пудинг.
– Во вторник еда была холодной – вы знаете об этом!
– О дорогая.
Замечательная, отлично справляющаяся со своей работой дама-волонтер от благотворительности не сказала ничего, но ее губы яростно шевелились, когда она закрывала за собой дверь. Почему бы тебе тогда не сунуть ее в твою сраную плиту, подлая старая сука? Иногда она чувствовала, что может сойти с ума – полностью. Совсем недавно она ощутила, что может застрелить кого-нибудь, а своего напыщенного муженька, гуляющего налево, – уж совершенно точно.
Глава пятидесятая
Есть лишь одна по-настоящему серьезная философская проблема – проблема самоубийства. Решить, стоит или не стоит жизнь того, чтобы ее прожить, – значит ответить на фундаментальный вопрос философии.
Альбер Камю.
Миф о Сизифе
Перелом в деле наступил сразу после того, как Морс пообедал – обед почти беспрецедентный – без алкоголя (сандвич с сыром и кофе). Принес эту весть в столовую, где Морс сидел, читая "Дейли миррор", удачливый в этот день Льюис.
Когда ранее на этот неделе Морс выдвинул тезис об автомобиле, который требуется, который очень важен, от которого надо избавиться, – когда ранее Морс настаивал на этих пунктах, цепь в практичном уме Льюиса замкнулась: автомобили потерянные, украденные, разгромленные, сожженные, брошенные на улице, найденные на улице, отбуксированные – Льюис немедленно взвесил все возможности и, проконсультировавшись с дорожной инспекцией, очертил круг радиусом двадцать миль с центром в Оксфорде. Далее он запустил программу очень простых проверок, причем особое внимание следовало обращать на несколько дней, следующих сразу за днем исчезновения Карин Эрикссон.
Как только были обозначены точные даты, главную улику трудно было пропустить, поскольку подполковник Бэзил Виллиерс звонил в полицию не менее двенадцати раз в означенный период времени, жалуясь, что некий автомобиль разграблен и брошен, доломан, а затем и сожжен – и все на его территории. Это пятно на его прекрасном пейзаже – позор, поношение и безобразие; он (вышеупомянутый подполковник) не для того бился против деспотизма, диктатуры, тоталитаризма и тирании, чтобы позволять отмахиваться от него как от мухи под выдуманными предлогами страховки, юридической законности, обязательств, отсутствия персонала. Несмотря на колоссальные трудности (номера исчезли, хотя на стеклах и сохранились регистрационные отметки), владелец автомашины все же был установлен, и раздражающая глаза обугленная груда металла была отбуксирована от бунгало подполковника на ближайшее автомобильное кладбище, была сделана также цветная фотография того, что однажды было новеньким, изящным, сияющим детищем одного из японских заводов.
Регистрационный номер (как предположительно и год назад) позволил через несколько секунд получить имя и адрес владельца: Джеймс Майтон, 24 Хиксон-драйв, Илинг, точнее, бывший адрес, поскольку запрос подтвердил, что Джеймс Майтон не живет по данному адресу уже больше года. Кампания, отправившая машину на свалку, послала три письма по указанному адресу, но не получила ответа. Согласно официальным данным из Суонси, действие регистрационного знака было приостановлено, хотя он и не был изъят из картотеки.
Что касается самого Майтона, то в Скотленд-Ярде его имя было включено в списки пропавших лиц за вторую половину 1991 года. Но в этом году только в Лондоне тридцать тысяч человек было зарегистрировано в качестве "пропавших". В недавно опубликованном отчете, получившем личное одобрение самого сэра Питера Имберта, сообщалось: указатель по розыску пропавших стал столь неточен, что его следует переработать полностью, проведя полную проверку по каждому из тьмы имен, в нем приведенных. У Морса сложилось впечатление, что потребуется нечто несколько большее, чем просто "перепроверка", чтобы появилась хоть какая-то надежда найти мистера Джеймса Майтона живым.
К полудню было получено твердое подтверждение из Илинга, что останки, найденные в Барсучьей Глуши, есть останки Джеймса Вильяма Майтона, который еще мальчиком попал в первый раз "под опеку" местных властей, позднее за ним присматривала пожилая пара (оба умерли к настоящему времени) в Брайтоне, затем – Ее Величества Служба по надзору за малолетними преступниками на острове Уайт. Но молодой человек доказал, что обладает с практической точки зрения весьма существенными талантами и в 1989 году в возрасте двадцати шести лет появился в широком мире с репутацией компетентного дизайнера по интерьеру и сведущего фотографа. Восемнадцать месяцев он проработал на телевизионной студии в Бристоле. В описании наружности, сделанном женщиной, живущей через две двери от его квартиры в Илинге, говорилось о "тонких, вялых губах, через которые просматривались мелкие, с равномерными промежутками нижние зубы, похожие на зубцы модели старинного замка".
– Ей в пору писать романы! – заметил Морс.
– А она и есть писательница, – сказал Льюис.
Как бы там ни было, Майтона разыскать не смогли, и вряд ли он отыщется вообще. В прошлом ему частенько приходилось пребывать в качестве человека без определенного места жительства, но в данный момент Морс был уверен, что он нашел себе постоянное место в обители мертвых, как могла бы выразиться леди-романист в одном из своих изящных пассажей.
В целом дело двигалось очень неплохо – двигалось почти так, как предсказывал Морс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37


А-П

П-Я