Павел обратил внимание: прямо по позвоночнику проходила узенькая, довольно густая полоска темных волос, заканчивающаяся подобием крошечного хвостика.
Вдруг накатило возбуждение. Темная волна затопила разум, растворила в себе здравомыслие… Ему уже не хотелось уходить, напротив, он опасался только одного: как бы не выпроводили вон.
Женщина между тем перестала вертеться перед зеркалом. Она повернулась к Павлу, зазывно улыбнулась и махнула рукой в сторону залитой кровью кровати, несомненно, приглашая заняться любовью.
Павел оглянулся на ее спутников. Оба мужчины делали ему знаки, означающие одно и то же. Участковый движением рук и бедер довольно энергично изображал совокупление. Ершов просто показывал пальцем: давай, мол, действуй. При этом он мерзко улыбался. Странная представительница органов надзора между тем улеглась на ложе, отбросив в сторону заляпанные одеяла и простыни. Она согнула ноги в коленях и широко развела их в стороны, недвусмысленно приглашая приступать.
Павел вновь оглянулся. Ему вдруг привиделось: вместо человеческих лиц он видит жуткие оскалы монстров. Новые знакомые и на людей-то не походили. Физиономия участкового – вылитая кабанья харя с огромными кривыми клыками, торчащими из слюнявой пасти. А Ершов выглядел в точности как рыба, давшая ему фамилию: выпученные стеклянные глаза, губастый рот, усеянная шипами чешуйчатая рожа. Оба монстра гримасничали, подпрыгивали на месте и на мгновение зависали в затхлом, пропитанном миазмами воздухе спальни.
Теперь Павел смотрел только на женщину, если существо, лежавшее на кровати, действительно являлось женщиной. Тело оборотня пока что было человеческим, но голова скорее походила на собачью или лисью, вернее, она сочетала в себе черты обеих особей. Дивные, влажные глаза, казалось, источали похоть, длинный розовый язык свешивался набок. Существо учащенно дышало…
От нее так чудесно пахло. Дурманящий, сводящий с ума запах толкнул нашего героя вперед. Теперь он думал только об одном: как бы поскорее овладеть этим невероятным телом.
Дальше все напоминало дикий ночной кошмар. Сознание то включалось, то выключалось, фиксируя самые невероятные сцены. Чудилось: он барахтается в жирной, теплой, вонючей грязи, а рядом копошатся, хрюкают, мычат какие-то неведомые омерзительные существа. Все вокруг совокуплялось самым причудливым образом.
Потом вдруг все внезапно закончилось. Дьявольская троица куда-то исчезла. Теперь он лежал на кровати вроде бы один. В спальне стоял сумрак, словно уже наступил вечер. Напротив призрачно мерцало зеркало, перед которым давеча кривлялась Вера Сергеевна. В квартире царила полнейшая тишина. Ни малейшего звука не проникало в спальню. «Словно в могиле» – пришло на ум. Ощущение, на сей раз завладевшее им, казалось вполне закономерным. Он не испытывал ни ужаса, ни даже особого страха, а пребывал в полнейшей прострации. Чувство было такое, словно из него полностью высосали кровь. Вдруг он ощутил: рядом вновь кто-то есть. Повернул голову. Подле него лежала неизвестная женщина. Глаза незнакомки были закрыты, лицо – бледное пятно, блестело, словно залито слезами. Он повернулся на бок, опер голову на ладонь и, насколько позволял сумрак, попробовал различить, кто же перед ним.
Во всяком случае, это не Вера Сергеевна. Незнакомка тоже оказалась обнажена. Лет сорока, не худая и не толстая… Павел робко дотронулся до тела кончиками пальцев. Оно было холодно как лед.
Кто же это?!
Женщина чуть заметно пошевелилась. Павла прошиб озноб. Она переместилась, причем голова ее осталась неподвижно лежать на подушке, а тело слегка повернулось в его сторону. Только тут Павел заметил, что горло незнакомки разрезано от уха до уха.
Она открыла глаза. Они оказались абсолютно пусты и незрячи.
Теперь он понял – кто перед ним. Это была хозяйка квартиры, вчера убитая собственным мужем.
Дыхание словно замерзло, гортань сжало, сердце рухнуло вниз.
Она медленно подняла правую руку, словно пытаясь обнять его.
Все поплыло у нашего героя перед глазами, он ощутил, что проваливается в преисподнюю.
Проснулся Павел оттого, что замерз. Холодный сырой воздух врывался в спальню через приотворенную раму. Вначале огляделся по сторонам. В спальне ни души. Он вскочил и только тут заметил, что полностью одет. Значит?!. Значит, ничего не было!!! Зачем-то выглянул в окно. Короткий ноябрьский денек уже перешел в вечер. На улице почти темно. Ничего себе, повеселился! Но как же объяснить все произошедшее? Павел бросился на кухню. Здесь тоже пусто. Все аккуратно прибрано, на столе – ни крошки. Нет и следа давешней «перекуски». А может, ее и вовсе не было? Но как же?.. Он отлично помнит вкус ветчины с горчицей. А горечь от выпитого сохранилась во рту до сих пор. Или все после себя аккуратно убрали?
Павел зачем-то заглянул в двустворчатый «Дженерал электрик». Холодильник был забит продуктами «под завязку». Имелись тут и различные напитки, в том числе текила и почти пустая бутылка абсента. Значит, все было взаправду.
Теперь все объяснялось довольно просто. Он просто опьянел, и его уложили на хозяйскую кровать, а сами навели порядок и ушли. А все эти ужасы ему просто приснились. Успокоенный собственными умозаключениями, Павел натянул куртку, надел башмаки и покинул злосчастную квартиру. На выходе из подъезда консьержка даже не повернула головы в его сторону. Тут Павел немного замешкался. Он хотел спросить у консьержки, давно ли ушли его спутники, но, вспомнив про ее скверный характер, передумал. Какая, в конце концов, разница.
На улице по-прежнему слякотно и промозгло. Что делать дальше? Отправиться домой или в редакцию?
По здравому разумению Павел решил появиться на работе. Пока ехал в метро, пока шагал к конторе, все произошедшее словно ушло куда-то в иное измерение. Он и думать перестал о случившемся. Проталкивался сквозь людские массы, стоял в переполненном вагоне, притиснутый к нерабочей двери, машинально фиксировал одежду, людские лица, выражение лиц, мимику…
В конторе в этот час уже почти никого не было. Поручик Голицын, который обычно торчал допоздна, тоже почему-то отсутствовал. Павел решил как-нибудь незаметно исчезнуть, но появился ответственный секретарь:
– Ага, ты здесь! Где, интересно, тебя носило?
Павел не стал вдаваться в объяснения, сообщив, что ходил на объект.
– Какой такой объект? Не морочь мне голову! Сейчас же срочно топай в Торговый центр на Манежной, там в шесть часов Лужков открывает не то элитную галерею, не то филиал Исторического музея. Есть у события и приятный момент. По случаю открытия имеет место быть шикарный «фурш». Много не пей. Завтра с утра с тебя сто строк. Давай, шуруй…
И вновь мелькание сотен лиц, бесконечные и бессмысленные разговоры, сливающиеся в один нескончаемый лепет.
Величие… Созидание… Национальная идея… Демократическое большинство… Либеральная империя… – эти слова вырывались из общего контекста, впечатывались в сознание, словно капли расплавленного воска.
Домой Павел вернулся поздно, сказал матери, что ужинать не будет, поскольку перекусил на презентации, и сразу же лег в постель. Но сон не шел к нему. События дня, доселе прятавшиеся в потаенных уголках сознания, сейчас, в тишине, выплыли на поверхность и потребовали анализа. Перед глазами вставала проклятая квартира.
Это ужасное существо, вначале именовавшееся Верой Сергеевной Слепцовой, по внешности и поведению больше всего напоминавшее обезьяну или скорее лисицу… Галлюцинация? Сон? Или все-таки реальность? А может, прав Поручик Голицын, утверждающий, что человека просто заставляют совершить тот или иной поступок, внушив ему бредовую мысль? Но как?! Попробуем разобраться. Что обычно вызывает галлюцинации? Понятное дело, психотропные вещества. Возможно, квартира была обработана подобной дрянью, и он, Павел, стал жертвой ее остаточного воздействия. Он, как только вошел, обратил внимание на тяжелый запах непонятного происхождения и свойства. Тогда почему остальные не испытали такого же воздействия? Ведь они почти с самого начала стали вести себя весьма странно. Бессмысленно бродили по комнатам, словно искали сами не зная что. Дальше принялись жрать и пить. И, наконец, эта тетка стала раздеваться… А сам алкоголь, эта пресловутая текила. Может, подмешано нечто?
Рассуждения вполне логичны, но, во-первых, кому и зачем нужно было убивать хозяина квартиры, он так и не выяснил. Потом, куда делись люди, пришедшие вместе с ним? Почему оставили его одного? И были ли они действительно теми, за кого себя выдавали? Ведь своих документов так и не показали. На участковом была милицейская форма… Однако что это доказывает? Форму можно нынче раздобыть без проблем. Допустим, у них имелись какие-то свои цели. Но тогда зачем они взяли его с собой? Ведь даже упрашивать не пришлось, сами пригласили. Одно с другим не вяжется.
Можно, конечно, проверить, есть ли в действительности такие люди. Их фамилии он запомнил. Ершов, Слепцова… и этот участковый Степан… Забыл! Простенькая такая фамилия. Впрочем, личность участкового установить легче легкого. К тому же всех троих видела и наверняка запомнила бдительная консьержка. И что из этого следует? Скорее всего это вполне реальные сотрудники. И ничего сколь-нибудь необычного в их поведении нет. Подвыпили, вот и дали волю низменным инстинктам. А то, что они предстали перед Павлом в виде монстров?.. Так неизвестно, как он сам выглядел в их глазах. Каким то есть представлялся.
Павел полностью запутался в своих рассуждениях, мысли его смешались, и он заснул.
ГЛАВА 4
Оставим пока в покое подающего надежды журналиста Павла Мерзлова. Пусть себе почивает на продавленной тахте и видит сны, сладкие и ужасные одновременно, и обратимся к другому действующему лицу нашего повествования.
Никифор Митрофанович Бурышкин, о котором пойдет речь, являлся личностью, во многих отношениях весьма примечательной. Проживал он в самом центре столицы, в огромной коммунальной квартире, не расселенной до сих пор лишь потому, что дом, в котором она находилась, должны были вот-вот снести. Часть жильцов уже получила новое жилье, оставались лишь самые стойкие или хитрые.
Для Никифора Митрофановича бытовые условия не имели особого значения, но покидать Центр он категорически не желал. Пока что он обитал в полупустой квартире и уезжать из нее никуда не помышлял.
Довольно пестрая жизнь, о перипетиях которой свидетельствовали многочисленные фотографии, украшавшие стены его комнаты, отличала данного индивида от серой массы совслужащих. Эти несколько запыленные картинки в старомодных рамочках действительно производили впечатление на неподготовленного гостя. Например, Бурышкин в группе военных «с большими звездами» (единственный, между прочим, штатский), среди которых выделяется осанистый маршал Жуков. Или вот: Никита Сергеевич Хрущев в гуще «народных масс», на заднем плане Бурышкин. Первый космонавт Юрий Гагарин в окружении пионеров сажает дерево, неподалеку все тот же Никифор Митрофанович. Известные актеры, певцы, шахматисты (Михаил Таль) и даже знаменитый клоун Олег Попов – все они в разное время общались с Бурышкиным, или же он находился поблизости от них. Были ли эти многочисленные снимки настоящими? Вопрос оставался открытым. Сам же хозяин, когда его спрашивали, где он снимался с той или иной знаменитостью, хранил многозначительное молчание, намекая чуть ли не на государственную тайну.
Кем же являлся этот загадочный человек? Работником спецслужб? Телохранителем? А может, иностранным разведчиком? Ни то, ни другое, ни третье… Специальность у Никифора Митрофановича была самая мирная – дантист. Да-да, зубной врач! Вернее, техник. Но какой! Таких специалистов – поискать. Умелец! Бывало, такой бюгель «смастрячит» – любо-дорого смотреть. И народ, конечно, ценил мастерство. Поэтому и пускали туда, куда простому смертному путь закрыт.
Конечно, зубников на свете немало, да и подлинные умельцы встречаются не так уж редко. И амбициозных среди них хватает. Но амбиции у Бурышкина имели особое свойство. Он постоянно стремился в высшие сферы, в круг, так сказать, «небожителей». Не было для Никифора большего удовольствия, чем попасть в объектив какого-нибудь известного или не очень фотомастера. И не просто попасть, а чтобы неподалеку имелась важная персона.
Нет на свете такого человека, у которого хоть раз в жизни не болели зубы. Поэтому фотографы охотно делились с Никифором отснятым материалом.
Бурышкин родился здесь же, в Москве, незадолго до войны. Родословную свою он выводил от известных московских купцов-мануфактурщиков, но скорее всего являлся просто их однофамильцем. Отец, служивший в Моссовете в небольшой должности делопроизводителя, но бывший членом ВКП(б), в тридцать седьмом, когда Никеше стукнул всего годик, загремел в лагеря, опять же благодаря громкой фамилии. Неизвестный ревнитель «чистоты рядов» настрочил анонимку, в которой обвинил Никешиного батяньку в связях с парижской эмиграцией и сокрытии непролетарского происхождения.
Из партии отца вычистили, а вскоре и посадили. При этом мать как работала на секретном Гознаке мастером, так и продолжала там работать.
Отец вернулся домой в конце пятьдесят третьего. К тому времени Никеше стукнуло шестнадцать. Ничем особым среди сверстников он не выделялся. Учился средне. Закончил семилетку, подался в ремеслуху получать профессию печатника. Мать посоветовала.
Отличали Никифора от дворовых приятелей его «золотые руки». За что бы паренек ни взялся, все у него получалось. Предложит, к примеру, в школе учитель труда изготовить самостоятельно в подарок матерям или сестрам к Восьмому марта шкатулки. Большинство поковыряется пару вечеров, да и бросит. Отдельные ребята доведут дело до конца, но уж больно убогие у них изделия получаются. Все вкривь и вкось. Учитель только морщится. Зато Никеша сотворит вещицу – хоть в музей ее отдавай. Выпилит лобзиком все завитушки орнамента с величайшим тщанием.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7