И, конечно, деловые своего тут не упускали Они драли бешеные деньги за то, чего жаждали неделовые, то есть за дефицит. Созидались состояния. Предприимчивые люди ухватились за простенькие методы обогащения: спекуляцию, взятки, хищения. Ценностей ими не создавалось. Ценности либо умело добывались и перепродавались, либо наживались паразитированием на государстве - на людях неделовых. Образовывались круги, касты, шайки, присасывающиеся к дойной корове державы и лихорадочно набивающие карманы. С уверенностью своей безнаказанности, ибо стоящие выше охотно "брали", а значит, молчали. Задача была, таким образом, проста нахапать в расчете на все взлеты цен в течение, по минимуму, полувека. И с ними, с этими зажиревшими "деловыми", Ярославцеву приходилось сталкиваться изо дня в день. Часто он шел на поводу у них только из-за того, чтобы выжить, удержаться на ногах. Но исповедовал он иной принцип надо зарабатывать, создавая товар доступный, конъюнктурный, высшего качества. И он пытался делать это, что было не так уж и сложно; куда труднее оказывалось обуздать жадность исполнителей, свирепея от контроля, они видели в нем уже своего врага, едва ли не прокурора, не дававшего воровать.
Можно ли создать экономику внутри экономики, не нарушив закона? Поначалу он думал и верил можно. Оказалось нельзя. И в один прекрасный день вдруг уяснил себе всю мощь гигантской машины, чей кпд падал день ото дня, и поднять его Ярославцев не мог: машина стала неуправляемой. Он же превратился в символического ее Хозяина, а вернее, в уважаемого создателя, получавшего свои "пенсионные" блага в любом желаемом размере. Он предпочитал размер более чем скромный, но время шло, и перед законом этот размер достиг высших пределов... И тогда пришел страх. Ибо ему глубоко верилось в неотвратимость перемен и напрочь не верилось в долгое процветание жуликов с их всесильными, переварившими заодно с обильными деликатесами все принципы и идеи, покровителями. И - грянули перемены, и посыпались с насиженных мест "деловые" с ожиревшими мозгами перепуганные, ничего не соображающие почему, как? - и казавшееся незыблемым рухнуло, и канули в никуда покровители, сметенные свежими ветрами, столь желанными и необходимыми. Он, Ярославцев, искренне радовался им, хотя понимал: и для него тоже наступила развязка, предтеча краха. Да, желал он наступления нового времени, но, когда время настало, внезапно открылось: не его это время, он там - в прошлом, с людьми прошлого; там его компания, идеология, приемы... Созданную им самим систему теперь он расценивал как формацию промежуточную, неоправдавшуюся и подлежащую распаду. Существовала вполне реальная угроза расплаты за самодеятельный эксперимент... Означавшая тюрьму, долгий срок и, вероятно, конец жизни...
Ступив в болото, он ловко лавировал по кочкам и вдруг, оглянувшись, увидел позади себя сплошную трясину, и такая же трясина лежала впереди... Куда? Виделись еще несколько кочек, он вовремя приметил их, но что будет там, за ними, не знал. Возможно, трясина еще более страшная...
И о сегодняшнем своем крахе он знал заранее. Думая о нем, как о некоей вероятности, но все же выстраивая свои комбинации через Матерого - основное связующее с машиной звено. Полной конспирации такой метод, конечно, не гарантировал. Вокруг крутилось множество людей, кому в мысли не заглянешь, за чьи поступки не поручишься. И потому оставалось одно уповать на судьбу и в любой момент быть готовым перескочить на спасительную кочку... Спасет ли? А если без аллегорий, то завяз ты, Ярославцев, незаметно, но прочно в компромиссах, противоречащих с законодательством, и, вероятно, очень скоро придут в твою квартиру люди с серьезными и враждебными лицами и скажут тебе: собирайтесь, гражданин... А этого произойти не должно. Вот почему в последнее время остро понадобились тебе деньги, борец за идею... Чтобы не голым уйти до прихода непримиримо настроенных к тебе людей. Вот и вся сущность твоя не просто голым спастись, а сытеньким, благополучным. Плохо это, скверно, хотя и логично...
- Какая досада! - нагрешил не ко времени, - сказал он и пошел на обгон по встречной...
ИЗ ЖИЗНИ АЛЕКСЕЯ МОНИНА
- ...Ну, и что делать будем, товарищ воспитатель? Человек в форме вытащил папиросу, замял узловатыми пальцами ее мундштук - Два побега, драки нескончаемые - этого вот, Котова, сегодня изувечил, поведение вызывающее... Опять изолятор?
- Ну, да и Котов не херувим! - Собеседник - полный, с залысинами, в мешковатом костюме - выдернул глубоко скрывшуюся под рукавом пиджака манжету застиранной рубашки. - А Монин... Наша тут вина, кажется. Ключа не подберем. Мальчишка он дерзкий, конечно, злой, но чистый...
- Чи-истый! - протянул человек в форме не то насмешливо, не то раздумчиво. - Вы что, его личное дело забыли? Ограбление магазина, вооруженное сопротивление милиции, сержанта ранил! В пятнадцать-то лет! Волк растет!
- Ну, а детство какое? Война.
- А у меня какое детство? - Человек в форме резко поднялся со стула. Машинально оправил ремень. - Отца в гражданскую убили, нас у матери пятеро. Деревня, голод, я за старшего... А у вас? Тоже не во дворце с пианинами... - Замолчал.
В дверь постучали. Вошел подросток, крепкий, большеголовый, насупленно- сдержанный, в громоздких, с побитыми носками ботинках. Враждебно-затаенный взгляд скользнул по комнатке, ушел в себя, глубоко.
- Присаживайся, Монин, - вздохнул человек в форме, внимательно рассматривая дымящуюся папиросу. - Куришь, поди? - спросил вскользь.
- В рот этой отравы не беру, - прозвучал ответ. - Не дурак, чтобы потом гноем отплевываться.
- А я, выходит... - начал военный изумленно.
- Ну, вот что, Алексей, - вступил человек в гражданском. - Я как воспитатель должен в последний раз тебя предупредить: если...
- Если, если... - Парень вскинул яростно блеснувшие глаза. - За дело я Котову впечатал, гниде! Кого хотите спросите. Разжирел на кухне, силы от харчей поднабрался, куролесит, падла, в миски харкает, кто ему слово скажет, обирает всех... И чтобы я ему койку заправлял и пятки чесал...
- Вывернул ему стопу, избил зверски, - констатировал военный. - Табуретом! Сотрясение мозга, губу зашивали, два ребра сломано, врач говорит: в больницу надо везти, в город. Это же преступление, Монин! Он тебя... хоть пальцем тронул?
- Других тронул.
- Ишь... защитник! Адвокат! - Военный притушил папиросу. - Робин Гуд!
- Чего? - переспросил парень.
- Чего... Книжки надо читать, а не табуретом размахивать...
- Монин! - Воспитатель коротко оглянулся на военного, и тот замолчал, вновь разжигая папиросу. - Монин... дай слово, что больше такого не повторится. Слово мужчины.
- Не дам.
- Почему?
- Потому. Котов - мразь, - убежденно повторил парень. Вот выйдет отсюда, вырастет, точно завмагом станет. Крыса. Его только пусти, где сытно, все сожрет. Давить таких буду.
- Пойдешь в изолятор, - тяжело дыша, сказал военный, стиснув плечо воспитателя - мол, помолчи. - Понял? Пойдешь... если не понимаешь человеческого...
- Испугали! - Парень сплюнул в угол. - Мне и в карцере есть чем заняться.
- Ты у меня поплюйся! - угрожающе вздыбил плечи военный.
- Чем же ты собираешься заниматься в изоляторе? - тихо спросил воспитатель.
- А я там бегаю. - Парень зевнул. - Бегаю, приседаю... Отжимаюсь. - Помолчал. - Сплошная физкультура. Устану посплю. Проснусь - по новой...
- Спортсменом хочешь стать? - спросил военный неожиданно миролюбивым тоном.
- Не-а, - лениво сказал парень. - Хочу таких, как Котов ваш, с одного удара валить. Без табурета.
- Дура ты, - проронил военный устало. - Думаешь, крепким кулаком все в жизни решишь?
- Вы умный, - отрешенно парировал парень.
- Погоди, Алексей. - Воспитатель, засунув руки в карманы, неуклюже прошелся по комнате, внимательно осматривая грубые потеки масляной краски на стенах, хлипкие стулья, решетку на окне, будто запоминая все это. - Вот ограбил ты магазин. Кому хуже сделал, ежели из чистого принципа исходить? Продавцам, которых за жуликов, посчитал?
- Ну. - Парень поднял на него уверенный взгляд. Ревизия там потом была, одного посадили, точно знаю.
- А в милиционера зачем стрелял? Милиционер-то не чета жуликам, верно?
- Оборонялся. Или я его, или он меня... Чего непонятного?
- Так. - Воспитатель с силой потер затылок. - А награбленное куда бы дел?
- Себе взял. - Парень не раздумывал - Заработанное, чай.
- Заработанное? Чем же? Трудом?
- Шкурой - Ответ прозвучал резко. - Риском. Кто как умеет. Один - руками, другой - башкой, а третий - и тем, и другим, а еще - волыной. Так вот!
- Слабенькая у тебя позиция, Монин, - сказал воспитатель. - Слабенькая и плохонькая. Один ты против всех. А вокруг либо жулики, по твоему разумению, либо враги заклятые. Ну, а ты в мечтах своих самый из жуликов сильный, самый отважный, да? И потому есть у тебя право стрелять, людей калечить... Котов же ведь никого не...
- А трус потому что, - лениво перебил парень. - Срока боится, карцера, фрайер...
- Ты слова подбирай, слова, - сказал военный напряженно.
- Ну чего, макаренки? - весело спросил парень, поднимаясь. - Спать хочу, организм требует... Куда мне? На койку отпустите или в изолятор?..
- У тебя наряд сегодня, Монин, - сказал военный. - Вне очереди. В ночь. Так что с койкой обождать придется.
- Сортир, значит, драить? - Парень потянулся. - Не, другого ищите. Котов вот с больнички возвратится... По нему дело!
- Ты себя что... лучше других считаешь? - Воспитатель повысил голос.
- Лучше.
- Монин! Ты сейчас же отправишься в наряд... отрывисто, на звенящей ноте приказал военный.
- Ясно, - кивнул парень утомленно. - Значит, в изолятор... - И вышел за дверь, пискнувшую провисшей петлей.
- Во экземпляр, - обреченно качнул головой воспитатель. - Придется, значит, ужесточить.. меры.
- Страха в нем нет, - отозвался военный задумчиво. Стенкой закончит, до упора пойдет, знавал таких...
- Так мы же его остановить должны...
- Должны-то должны... - Военный перевел взгляд на серую, растрескавшуюся штукатурку потолка. - Да попробуй переломить его... Ты читал, как он на следствии себя вел? Ведь насчет оружия серьезно его крутили, без скидок, что малолетка, а ничего не вышло: нашел и нашел, где - не помню.
- Он действительно в изоляторе это отжимается? недоуменно спросил воспитатель.
- Угу, - угрюмо подтвердил военный. - Как заведенная машина. На хлебе-воде а все равно - до трех потов. Воля! Не на то дело употреблена только. Кабы в другое русло ее.
- Кабы! - сказал воспитатель.
ДЕЛА ПОВСЕДНЕВНЫЕ
Забавная была карикатура в газете, веселенькая два дружка шагают по улице мимо пиццерии, и один говорит другому в подтексте выделяя итальянское наименование учреждения не ходи, мол, Вася туда в пиццерию - там мафия!
Он свернул с дороги прямо на тротуар обогнул здание и поставил машину сбоку от пиццерии. И подумал до чего же обманчиво мироощущение обывателя! Как падок он на некие тайны как увлекают его термины "мафия" "бизнес" слухи о дерзких преступлениях, вообще все подпольное! Обыватель живет в домыслах и сплетнях, не зная главного зарабатывать деньги преступным путем скучно. Ибо заработать много можно не на разбойно-хулиганской стезе, а на хозяйственноэкономической где нет никакой романтики.
Ярославцев был уверен - в этой пиццерии не погорит никто. Каждый здесь зарабатывал в день столько сколько без смущения мог бы предъявить при выходе кому угодно. Не наглея, на излишках излишков. И того хватало. Коллектив был дружный на авантюры не падкий, работающий во благо клиента. Люди нормально трудились и он с удовольствием помогал им практически на общественных началах.
Невзирая на томившуюся у входа очередь он подошел к двери постучал. Толпа не пикнула сразу разгадав в нем начальственную стать.
Человек в униформе помог снять пальто.
Ярославцев прошел к стойке бара. Виталий коротко посмотрел на него поправив "бабочку" на белоснежной с короткими рукавами рубашечке кивнул в корректном приветствии.
- Перекусите?
- Обязательно.
- Тогда утоляйте аппетит и заодно поговорим. Пиццу сейчас принесут. Такую испекут - в Риме не попробуете.
Пиццу и впрямь принесли отменную ароматную с грибами. Потягивая ледяную пепси он завтракал обсуждая дела в неторопливой беседе с Виталием.
- Барменом в валютный бар мальчика пристроим? спрашивал Виталий уважительно- вкрадчиво. Документы в полном порядке опыт есть классный рюмпен-пролетарий... Я слышал, в "Интуристе" освободилось местечко...
- И почему ты меня обижаешь? - Ярославцев медленно отер рот салфеткой. - Что сам не способен решить эту проблемку? Не надо... обращаться ко мне по подобным кадровым вопросам. Или... у тебя есть еще кандидатура уборщицы в Совет Министров?
- Извините. Просто хороший парень... Ладно. Другой вопрос. В тресте туго с поставками. Дефицит идет по чайной ложке, Фирменных напитков мало, а клиент капризный пошел венгерское сухое за оскорбление принимает, кьянти ему подавай, с ветчиной баночной перебои... Я не от себя прошу поймите мне начальство намекнуло пусть бы твой друг подсобил... Ну а что потребуется - через меня...
- Решим. Но в течение следующей недели. Все у тебя?
- Пиво есть баночное. Загрузить картонку?
- А сигарет найдешь приличных? В смысле настоящих не лицензионных.
- Блок найду. Я сам через Матерого хотел... - Виталий осекся.
- Сколько сигарет он тебе поставил? - спросил Ярославцев сухо. - Ну? Только не ври это плохо влияет на мое отношение к людям.
- По мелочи... Пять коробок... Сто блоков. Семечки... да и когда было!
- "Парламент"?
- Ну да.
"Вот что значит - знакомить коммуникабельных негодяев, отрешенно глядя в лицо собеседника размышлял Ярославцев. Сразу снюхаются, повиляют хвостами и начнут свои собачьи игры у тебя за спиной. Хорошо - игры, а то перегрызутся и ты же будешь виноват..."
- Я пока дожую, - сказал, поморщившись - А ты, вот ключи, пиво поставь в багажник. Сколько денег надо?
- Меня тоже не стоит обижать - с достоинством ответил Виталий и подхватив ключи в воздухе над бокалом удалился.
Питательная пицца приободрила. Дальнейший хлопотный день казавшийся невероятно тяжким легко выстроился в схему сейчас на станцию переобуть две покрышки зайти к директору - ящик дефицитных контактных групп для замков зажигания прибудет к нему послезавтра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21