https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/dlya_vanny/s-dushem/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Разитель - 2

«Эксмо»
«Постоянная Крата»: Эксмо; Москва; 2003
ISBN 5-699-03907-4
Аннотация
Когда отказывают сверхнадежные системы вневременной транспортировки, когда бессилен Космический флот, когда целостность Федерации под угрозой – только агент Службы Безопасности по прозвищу Разитель (можно просто Ра) в состоянии спасти ситуацию. Не успев как следует отдохнуть после головокружительной операции по розыску семян загадочной уракары, в ходе которой ему пришлось мимоходом предотвратить кризис галактического масштаба, Разитель вновь отправляется на задание. Теперь его противник – могущественная и крайне таинственная корпорация ХТС, приватизировавшая целую планету…
Владимир Михайлов
Постоянная Крата
1. Разитель, для своих – просто Ра
И вдруг я скис.
Мне оставалось дописать две, ну от силы три страницы, чтобы закончить отчет. И тут я почувствовал, что больше не в состоянии выжать из себя ни слова, связать самую простую мысль, сделать элементарнейший вывод. Все. Конец. Вместо головы на моих плечах оказался воздушный шарик, к тому же надутый не гелием и даже не воздухом, каким все привыкли дышать, но какой-то дрянной газовой смесью, дурно пахнущей к тому же. Как на свалке.
Я еще посидел за столом, опустив голову на грудь и уронив руки. Кажется, ожидал, что пройдет минута-другая – и все опять придет в норму. Не приходило. Мозг завис, как это бывает с компьютерами. Но перезагрузить его было куда труднее. Потому что и мой мик, микробиокомпьютер, занимающий в голове очень мало места и приносящий очень большую пользу, отказал вместе со всей прочей начинкой черепной полости. Похоже было, что с коры больших полушарий разом исчезли все извилины и поверхностью они стали похожи на подготовленный к игре футбольный мяч. К счастью (или наоборот), поблизости не оставалось никого, кто мог бы наподдать ему бутсой. Но это служило слабым утешением.
Я взглянул на прерванный на полуслове текст, что светился на дисплее большой железки, на которой я стряпал свой опус. Не знаю, какую цель это движение преследовало: закрыть? стереть? Сработал, однако, привычный рефлекс, и я скомандовал сохранение. Ну, прекрасно. А дальше что?
Встал. Подошел к распахнутой стеклянной двери, за которой сразу же начинался лес. Так принято строить и жить на Стреле-Третьей – в мире, в котором я сейчас и находился. Коттеджи были разбросаны в зеленом массиве, производившем впечатление совершенно дикого, хотя на деле это было не так. Просто люди тут умели, приспосабливая природу к своим понятиям, вовремя остановиться. Когда я был еще способен думать, то почти сразу понял: пока что малоизвестная среди жаждущих отдыха планета эта в недалеком будущем сделается конкурентом номер один знаменитой Топси. Слава богу, что еще не стала: за деньги, за которые я снял этот дом на конвенционный месяц, на топсийском Аморе удалось бы получить разве что гамак в густой тени линии высокого напряжения. Цивилизации, как и всему на свете, свойственны свои недостатки.
Но, как я уже говорил, пока об этом мало кто знал: к большой раскрутке Трешки (такую кличку получил этот мир у рекламщиков) еще только готовились. Я же был в курсе. Не так уж и давно при проведении неожиданной и довольно лихой операции мне пришлось познакомиться с характеристиками многих миров, Трешки в том числе. Еще тогда подумалось: вот прелестное местечко для того, чтобы на какое-то время укрыться от слишком пристального внимания тех, кто не захочет простить мне моей активности в деле с уракарой. Однако самомнение мое было по заслугам наказано: об этом деле забыли очень быстро, и теперь Теллус с Армагом считались лучшими друзьями. Так что уезжать именно по этой причине мне не понадобилось. Можно было спокойно припухать в родном мире, наслаждаясь обществом собственной супруги, – тем более что за ту операцию мне все-таки заплатили (хотя я рассчитывал на большее) и беспокоиться о хлебе с маслом не приходилось. Чего же тебе еще, человече?
И все же уехать пришлось. И даже не просто уехать, а сбежать.
Не от врагов. И не от родной некогда Службы. Но от того, от чего человек, как правило, бывает менее всего защищен: от семейных неурядиц.
Я повздорил с женой. С Лючаной. Раз, и другой, и третий. Из-за ерунды. Если разобраться – из-за ничего.
Дело заключалось в том, что и она, и я – вдруг, ни с того ни с сего – стали ревновать друг друга.
В операции, о которой я, наверное, не раз еще вспомню, мы с Лючаной работали, как и обычно, парой – при общей цели у каждого были свои задачи и свои маршруты. Я вел поиск, а это всегда связано с риском куда выше нормального, так что ни одна страховая компания не стала бы заключать со мною контракт; но именно жена прикрывала меня и выручала в напряженные мгновения. За время этой работы мы с нею пересекались несколько раз, в самых неожиданных обстоятельствах, и нам удавалось провести вместе – и даже в уединении – иногда часы, иногда всего лишь минуты. Это время мы использовали, кроме прочего, и для реализации наших супружеских отношений. Ну что делать: это нам всегда нравилось. И когда мы снова встретились наконец у себя дома и стали приводить семейное гнездо, изрядно разгромленное незваными гостями, в более или менее пристойное состояние, у нас, естественно, не было ни желания, ни повода прерывать такие отношения. Наоборот.
И вот они-то, похоже, нас и подвели.
Когда мы встречались на считаные минуты и под угрозой близкой опасности, было не до деталей и еще менее – до подозрений. Сама по себе близость казалась (и была) настолько ценной, поскольку каждый раз могла оказаться последней, что мы бросались в нее, как пришедший из пустыни – в воду: не пробуя пальчиком, насколько она холодна. И все было – как теперь вспоминалось – прекрасно.
Но сейчас, дома, не было никаких опасностей. И все без остатка время находилось в нашем распоряжении, потому что мы позволили себе расслабиться и ничем серьезным не заниматься.
А в таких случаях неизбежно возникают мысли. Точнее – придури. Человеку не на что обратить свою энергию и способности; они не получают пищи извне – и начинается процесс самопереваривания.
Думаю, излишне говорить, что за годы семейной близости – а не так уж мало накапало этих лет – мы вроде бы успели изучить друг друга достаточно хорошо. И в работе, и дома, и в любой другой обстановке. Девять раз из десяти могли точно определить ход мыслей друг друга, а значит – и слова, что будут сказаны, и действия, которые последуют. Без усилий, без напряжений. Днем и ночью.
Вот ночью все и началось. И как раз в минуты близости.
Собственно, мне не стоило бы вводить вас в курс наших семейных дел. Однако если этого не объяснить, то вы не поймете причин дальнейшего, а без знания причин трудно бывает разобраться в последствиях.
Мне что-то почудилось, и я сказал:
– Слушай, а вот этому ты где научилась?
– Этому – чему? – не сразу поняла она.
– Ну, вот…
И я без слов показал ей, что имел в виду.
– Сама придумала, наверное, – откликнулась Лючана как-то рассеянно.
– Раньше ты так не делала…
Тут она, похоже, стала сердиться. Да и то, если подумать – время и место были не самыми подходящими для подобного разбирательства.
– Значит, нашла, – проговорила она с иронией. – Под деревом. Шла – и нашла. Устраивает? Если тебе так не нравится – могу не делать. Я хотела как лучше.
И вместо ожидаемого продолжения повернулась ко мне спиной. Я попробовал вернуть ее к повторению пройденного. В ответ получил тычок локтем. И такое вот заявление:
– Я же не спрашиваю, где и у кого ты нахватался всяких приемчиков, которых раньше не было. Мне еще тогда, в лодке, показалось… А еще больше – там, на Топси, на материке, после того как ты вырубился…
Я совершенно точно знал, что никогда ничего такого себе не позволял. И рассердился в свою очередь:
– Что же, по-твоему, я там по девочкам гулял?
– Ну а я? – Ее голос стал как только что вынутый из морозильника. – Что, по чужим постелям там елозила? Или все-таки тебя, бедняжку, вытаскивала из дерьма?
Тут я решил, чтобы не заводить дела слишком далеко, спустить все на тормозах:
– А я ничего такого и не говорил. Хотя (тут я не смог удержаться) там, в Топсимаре на Рынке, где ты мне еще деньжат подкинула, там около твоего киоска разве не терся такой тип – мурластый, на кобеля похожий? Да ты мне, кстати, рассказала, откуда та сотня штук взялась?
– Ты! – даже не произнесла, а прошипела в ответ моя благоверная. – Пош-шел вон отсюда! Чтобы тобой в этой комнате и не пахло!
Я почувствовал себя глубоко оскорбленным. Собственно, я ведь ничего такого… Но уж раз ты так…
Не сказав более ни слова, я взял подушку, подобрал с пола свое одеяло и пошел досыпать на диване в моей рабочей комнате.
Вот с чего все началось.
У меня еще сохранялись надежды, что с утра все вернется к нормальному состоянию.
Однако не тут-то было. Беда, скорее всего, в том, что у меня очень богатое воображение. Иначе на такой работе и нельзя: не запуская воображение на полную мощность, невозможно представить все варианты развития событий, начиная с реальной минуты, в которой ты находишься, а не видя вариантов, лишаешься возможности проанализировать их и остановиться, если не на истинном раскладе, то во всяком случае на самом близком к нему – и действовать соответственно. Но на этот раз моя фантазия вышла из-под контроля и галопом помчалась в том направлении, где дорога обрывалась в пропасть.
Ворочаясь на диване, я до самого рассвета представлял – и притом очень убедительно, – как на том месте рядом с Лючаной, которое всегда по праву занимал я сам, находится некто другой (лицо его не различалось в темноте) и позволяет себе все то, на что имел право только я, и даже то, чего и мне не позволялось. Я пытался удрать от своего воображения привычным способом: уйти в медитацию. Ничего не получалось: для этого нужно прежде всего войти в нужное состояние, отстраниться от всего, связанного с повседневными заботами, приглушить собственное воображение и позволить управлять им другим силам – но на сей раз воображение оказалось сильнее и демонстрировало мне такие картинки, по сравнению с которыми известная «Камасутра» показалась бы учебником для начальной школы.
Одним словом, уснуть мне не удалось, и на рассвете я сорвался с дивана в настроении хуже некуда и заторопился на кухню – хлебнуть кофе и выскочить из дому куда-нибудь на природу; это обычно помогало привести себя в более или менее пристойный порядок.
Замысел был неплох и, наверное, сработал бы – не наткнись я на кухне на собственную супругу. Беглого взгляда оказалось достаточно, чтобы понять: и она ночью не сомкнула глаз, и ей тоже показывали картинки в том же духе, что и мне, – только главным сукиным сыном и подонком в них был я.
Оказавшись лицом к лицу, мы секунду-другую простояли без слов и телодвижений. Похоже, каждый из нас хотел что-то сказать – уже набирал побольше воздуха в грудь и раскрывал рот, – но через мгновение делал медленный выдох, так и не издав ни звука. Наверное, потому, что каждый боялся начать разговор, чтобы не вызвать ответного камнепада. А когда эти секунды истекли, мы – совершенно одновременно, как по команде, – повернулись друг к другу спиной и исчезли: Лючана – в жилых комнатах, мне же не оставалось ничего другого, как броситься к выходу. Похоже, мы тогда уподобились двум субкритическим массам плутония или другой подобной же пакости: стоило нам сблизиться – и весь мир разнесло бы в мелкие дребезги, не оставляя ни малейшей надежды на какое-то восстановление.
Единственным, что я еще успел сделать, было, проносясь по коридору к выходу, захватить из стенного шкафа одежду и оперативный кейс, который всегда стоял там в полной готовности, рядышком с другим таким же, но принадлежавшим Лючане; так у нас повелось еще с тех времен, когда можно было в любой час суток и в любой день каждого месяца ожидать вызова по категории «Анни» – высшей срочности. На бегу я пробормотал Вратарю: «Убываю на „Эн“, буду держать в курсе» – и был таков.
Я ожидал, наверное, что на улице мне станет легче, и я смогу разобраться в происходящем, решить, что я должен теперь предпринять, а чего ни в коем случае делать не следовало. Однако оживший во мне вулкан продолжал извергать – в основном грязь. Привкус этой грязи я различал и в кофе, который мне подали в забегаловке за углом, здесь я обычно столовался в те дни, когда Лючана солировала в каких-то операциях, где обходились без меня; и в жареной грудинке, и в салате – одним словом, везде. И почему-то чем дальше, тем больше мне казалось, что это Лючана окунула меня в эту грязь. Это она довела меня до такого состояния! Это она, она, она!..
Нет, довольно! Я для нее плох – пусть ловит свое счастье без меня. А мне сейчас нужно только одно: убраться куда-нибудь подальше, сменить все декорации сверху донизу, зажить спокойной, одинокой жизнью, а чему быть дальше – пусть решает время – и те, разумеется, кто этим временем владеет и управляет.
Вот в таких размышлениях я прямо из кафе направился к ближайшей станции ВВ – вневремянки, мгновенного транспорта, если кто забыл, – и без долгих размышлений выбрал Стрелу Третью, Трешку, – потому что она была, во-первых, очень далеко (хотя в век ВВ-транспорта это, скажем прямо, аргумент несостоятельный – и все же он играет свою роль, всякой логике вопреки), и во-вторых, совершенно не похожа ни на Теллус, ни на Армаг, ни даже на Топси. А мне нужны были именно новые переживания, чтобы попытаться избавиться от старых.
Когда я вышел из ВВ-кабины в месте назначения и, оказавшись на городской площади, осмотрелся, то прежде всего похвалил себя за то, что все угадал правильно. С первого взгляда мне тут понравилось. Это была единственная площадь единственного в этом мире города, объединявшего в себе статус столицы с глубоко провинциальным обликом. Город выглядел олицетворением тишины, покоя и достаточного благополучия, а с другой стороны, он никак не был мертвым местечком, в нем даже велось новое строительство – во всяком случае, тут, в центре, по соседству с особнячком правительства, станцией местного транспорта и центром ВВ, заканчивали воздвигать еще нечто, по внешнему виду сугубо современное;
1 2 3 4 5 6 7


А-П

П-Я