Но сейчас ему приходилось вновь торчать в людной зале, изображая унылый памятник провинциальному неудачнику, и внимательно следить за двумя молодыми дураками.
Сигмон опустил бокал и окинул взглядом танцевальный зал. На паркете кружились редкие пары. У стен собирались компании ожидавших нового танца: стайки девиц в роскошных платьях, охраняемые суровыми матронами, и компании молодых людей, лихо закручивающих едва отросшие усы. Иногда один из них набирался смелости и атаковал какую-нибудь из матрон. И либо удалялся, получив решительный отпор, либо получал неохотное разрешение пригласить избранную даму на танец. Вдоль другой стены собралась пестрая компания из родителей и родичей юной поросли. Разбившись на крохотные компании, они следили за молодежью. Дамы сплетничали, прикрывшись веерами, мужчины шептались о делах, не выпуская из рук бокалов. В дальнем углу, за накрытыми столами, собрались гости почтенного возраста, интересовавшиеся больше красным гернийским вином из погребов графини Брок, чем танцами.
Сигмон обернулся и поставил свой бокал прямо на ступеньки лестницы, ведущей на второй этаж. Выбравшись из тени, он быстро прошелся вдоль стены, рассматривая группки молодых людей, подшучивающих друг над другом. Граф сосредоточился, пытаясь высмотреть знакомые лица. Перед глазами мелькали яркие камзолы, расшитые золотыми нитями, белые брыжи — веянье южной моды, добравшейся наконец и до севера. Кольчуг в столице не носили, шумные пиры, во время которых старые воины не снимали доспехов, остались в прошлом. Сменилось даже оружие — теперь вместо боевых сабель и клинков, способных пробить доспех, знать выбирала оружие, что можно было носить с собой целый день без помощи оруженосцев. Клинки изрядно похудели и стали легче, больше напоминая удлиненные кинжалы, чем армейские мечи. Таким ловчее орудовать в темных переулках, особенно когда ни на тебе, ни на противнике нет кольчуги. Простой люд мгновенно прозвал новинку военной моды «вертелами», и городские куплетисты на все лады высмеивали модников, сравнивая их с поварятами. Впрочем, и с этими игрушками некоторые «повара» умудрялись заварить такую кашу, что и армейским сапогом не расхлебаешь.
Щелкнув с досады пальцами, Сигмон устремился к выходу. Он все-таки упустил юных забияк. Только что были здесь, в разных компаниях — шутили с приятелями, обменивались колкостями с матронами и воздушными поцелуями с отнюдь не робкими девами… Исчезли оба, в одно время. Де Грилл, как всегда, оказался прав. И если сейчас некий раззява-граф не поторопится, дело может кончиться бедой.
Сигмон выскочил из дверей танцевальной залы и побежал сквозь анфиладу комнат. Миновав холл, он сбежал по ступенькам к выходу из особняка, спрыгнул с крыльца на траву и углубился в темноту сада, игнорируя светлые дорожки, выложенные из крохотных керамических плиток.
Пробравшись сквозь заросли причудливо подстриженных кустов и роскошные клумбы, граф свернул к берегу реки, туда, где росли вековые ели, оставшиеся от леса, когда-то раскинувшегося на месте имения Броков. Петляя среди высоких деревьев, Сигмон поднял голову и вдохнул холодный ночной воздух, пахнущий смолой. Зверь, выглянувший на миг из темного уголка Сигмона Ла Тойя, не подвел. Пахло разгоряченными телами, пахло гневом и яростью. Пахло близкой смертью.
Сигмон перепрыгнул через канаву, невесть как очутившуюся в лесу, и заскользил на каблуках вниз по склону, усеянному опавшей хвоей, — к реке. Среди стволов заблестел Рив, медленно кативший свои воды сквозь столицу. Ла Тойя знал это место — берег здесь круто обрывался вниз, и поляна походила на тот самый балкончик в особняке, что облюбовали музыканты. Туда он и направился.
Они стояли друг напротив друга — два молодых модника, затянутые в шелка и бархат. Оба держали ладони на рукояти клинков, богато украшенных вязью золотой проволоки. Два юных дуэлянта, заложники без малого вековой вражды семей, что когда-то не поделили милость давно почившего монарха. Судя по раскрасневшимся лицам и горящим взглядам, они успели обменяться колкостями, и тонкие клинки должны были вот-вот покинуть ножны.
Сигмон с нарочитым шумом пробрался сквозь кусты и появился на поляне. Юнцы одновременно обернулись, судорожно хватаясь за рукояти клинков.
— Добрый вечер, — холодно произнес Сигмон, небрежным кивком приветствуя дуэлянтов. — Господин Верони, господин Летто.
— Граф Ла Тойя, — протянул Фарел, высокий и худощавый юноша с длинными светлыми волосами и бледным, как свет луны, лицом. Единственный сын графа Верони был завзятым модником и в свои шестнадцать лет уже прославился как опытный сердцеед. Но Сигмон знал, рука у парня скорая, и орудовать своим «вертелом» он умеет не хуже иного опытного рубаки.
— Вы не вовремя, граф, — бросил широкоплечий Лавен, младший из отпрысков лорда Летто, одного из самых богатых людей королевства. Этого Сигмон тоже хорошо знал — умом не блещет, но силен, как бык, и славен больше потасовками в тавернах, чем успехом в торговых делах семьи.
— Чудесная ночь, не правда ли? — отозвался Сигмон, копируя унылую манеру Де Грилла говорить о пустяках. — Но здесь так прохладно! Не думаете ли, господа, вернуться в зал?
— Это вам пора вернуться, граф, — сухо произнес Фарел. — Возвращайтесь к танцам.
— И перестаньте совать нос в чужие дела, — поддержал своего противника Лавен.
Сигмон нахмурился — разгоряченный Летто своей грубостью дал ему повод обнажить клинок. Как заманчиво… Достать меч, одним ударом смести в сторону новомодные зубочистки юнцов и надавать им тумаков. Отхлестать плоскостью клинка по мягким местам, чтоб неповадно было задирать старших. Но Де Грилл… Советник страшно расстроится — ведь подобная экзекуция не решит проблему. Эрмин поручил ему следить за мальчишками и не допустить смертоубийства, которое может вызвать вспышку кровавой мести прямо накануне королевской свадьбы. Тумаками тут делу не поможешь.
— Я был о вас лучшего мнения, Фарел, — сухо произнес Сигмон. — Подумайте, в какое положение вы ставите хозяйку дома. Если что-то случится во время приема, это, конечно, скажется на репутации Эветты. Едва ли после этого она будет вам благоволить.
Светловолосый Верони поджал узкие губы и что-то тихо буркнул себе под нос.
— А вы, Лавен, — повысил голос граф, — зачем вы явились сюда тайком, под покровом ночи, как наемный убийца?
— Я не убийца! — рявкнул Летто. — Это дело чести!
— Чести? — ухмыльнулся Сигмон. — О ней вы расскажете королевским дознавателям, если неподалеку найдут покойника с дырой в груди от вашего клинка. Тайное убийство, вот что скажут вам в ответ дознаватели.
Лавен выругался, грубо, как рыночный торгаш, и выхватил свой узкий клинок. Лунный свет скользнул по лезвию, обращая сталь в живую молнию.
— Убирайтесь, — приказал Летто. — Это не ваше дело, и не лезьте в него, проклятый шпик! А не то…
— Не то — что? — переспросил Сигмон, борясь с желанием отобрать у юнца дорогую игрушку и забросить ее в реку. Вместе с владельцем.
— Не то ваша прогулка может окончиться, так и не начавшись, — процедил Верони и тоже обнажил клинок.
Сигмон смотрел на двух пареньков, стоявших напротив и грозивших ему клинками, годными протыкать лишь атлас и бархат. Ему не нужно было обнажать свой меч, забравший души сотни упырей. Он справился бы с ними играючи, одной правой рукой, с которой он никогда не снимал перчатку. Двое забияк с игрушками, дети, не видевшие в жизни ничего страшнее похорон престарелого дядюшки. Это было бы смешно, если бы это не было так грустно.
— Ну что вы, господа, — выдавил Сигмон, чувствуя, как пылают от гнева щеки. — Зачем же сразу так…
— Ну, — Летто топнул ногой и вскинул клинок.
Ла Тойя торопливо отступил назад, чуть подогнул ногу, вскрикнул и повалился на спину, размахивая руками.
Здоровяк Лавен удивленно вытаращил глаза, расхохотался и опустил клинок. Верони криво улыбнулся, потом прыснул в кулак, совсем как ребенок, и тоже засмеялся.
Сигмон лежал на спине и испуганно таращился на дуэлянтов. А те смеялись хором — заливисто и громко, как умеют смеяться только те, кто еще помнит детство.
— Умора, — выдавил Лавен, — а сам-то…
— Грубиян повержен, — объявил Верони, возвращая клинок в ножны. — Пойдемте отсюда, господин Летто, здесь слишком сильно пахнет деревней. Вечер испорчен, так попробуем наверстать упущенное в танцевальном зале.
— И то, — согласился Лавен. — Чего уж теперь. А в следующий раз для нашего разговора подберем более подходящую компанию.
— Вы правы, — согласился Фарел. — Двух или трех добрых друзей, перед которыми не стыдно обнажить клинки.
— О да! Это вы точно сказали, Верони, — добрых друзей.
— Так идемте прочь, оставим этого хама наедине с самим собой. Нас ждет прекрасная Эветта!
Раскинув руки, Сигмон лежал на спине, смотрел в звездное небо и слушал, как удаляются голоса несостоявшихся дуэлянтов. Зверь внутри его, уже усмиренный и закованный в цепи рассудка, вяло ворочался, тихо жалуясь на то, что нынче ему не дали воли. Он подсказывал, что в уходящих больше не было гнева и злости — все потрачено на случайного свидетеля стычки. Сегодня Верони и Летто уже не схлестнутся — это Сигмон знал точно. И гордился собой: он удержал кровожадного зверя на цепи, выполнил просьбу Эрмина, сохранил свой образ неотесанного деревенского увальня. И сделал это просто — всего лишь упав на спину.
— Попрошу выплатить мне ставку королевского шута, — мрачно произнес он вслух. — Двойную. И вперед за полгода.
Застонав, он приподнялся и сел. Вытирая холодный пот со лба, Сигмон заметил, что руки дрожат. Как тяжело было сдержаться. Немыслимо тяжело притворяться шутом тому, кто заслужил прозвище Мясник Дарелена.
Крохотный комочек из перьев упал с ночного неба прямо на плечо Сигмону. Возмущенно зачирикал, запрыгал по плечу и от полноты чувств расплескал свое негодование по рукаву черного бархатного камзола.
— Двойную плату за полгода вперед и визит к королевскому портному, — сухо сообщил Сигмон воробью.
Потом он вскочил на ноги, быстро и легко, как разбуженная кошка, и бесшумно растворился в темноте сада — Эрмин Де Грилл желал видеть своего подчиненного. Немедленно.

* * *

Из распахнутого настежь окна тянуло холодом и сыростью. Осенняя ночь пыталась забраться в комнату, но жарко пылающий камин успешно теснил ее прочь, оставляя на поле битвы лишь легкую прохладу.
Корд Демистон откинулся на спинку стула, заложил руки за голову и потянулся, разминая затекшие плечи. Огромный письменный стол стоял рядом с камином, и капитану городской стражи Рива было тепло и уютно. От тепла клонило в сон, и потому Корд не закрывал окна — ночная прохлада освежала, не позволяла впасть в блаженную дрему.
Выпрямившись на скрипучем стуле, капитан потер ладонями лицо и с ненавистью глянул на груду бумаг на столе. Предписания, указания, распоряжения, доклады, доносы, счета от кузнецов… Как хорошо было в Ташаме! Савен вызывал капитана, устраивал ему разнос, а после простым человеческим языком объяснял, что требуется от стражи. И ночная смена обычно заключалась в том, что Корд гулял по ночному городу, проверяя караулы и наслаждаясь свежим ночным воздухом. А не перекладывал бумажки с места на место в душной комнате.
Демистон поднялся и вышел из-за стола. Огромная комната, которую величали кабинетом, вовсе не была пустой. Около двери стояли два письменных стола адъютантов, за ними, у камина, расположился стол капитана. Вдоль стен тянулись бесконечные ряды шкафов со стеклянными дверцами, битком набитые старыми приказами, описаниями преступников и громких дел, картами центрального района, счетами из казначейства и прочей бумажной рухлядью, за которую раньше Корд не дал бы и ломаного гроша. А еще — высились платяные шкафы, дубовые ящики, больше напоминавшие хранилища гномьего банка. В них прятались праздничные мундиры офицеров отделения, парадное оружие, флаги и форменные перевязи рядового состава. Адъютанты должны были содержать все это в идеальном порядке, и когда они устраивали день большой уборки, капитан в отчаянье убегал в город проверять патрули.
Гулко бухая сапогами по начищенным до блеска половицам, Корд вышел на середину комнаты. На полу лежала новая ковровая дорожка мутного зеленого цвета, навевавшего воспоминания о зацветшем пруде. Она вела от двери к противоположной стене, прямо к окну, пересекая всю огромную комнату, занимавшую почти весь второй этаж дозорной башни. Капитан осторожно попробовал ногой дорожку — словно боялся, что она окажется живой. Дежурка с коврами, кто бы мог подумать. Потом он решительно ступил на нее и подошел к окну — теперь бесшумно, не царапая подковами сапог начищенный пол.
Взявшись обеими руками за подоконник, капитан по пояс высунулся из окна, подставив лицо холодному ночному ветру. Перед ним раскинулся город — огромный каменный лабиринт из домов, лавок, таверн, конюшен… Город был наполнен огнями. Где-то светились окна, горели факелы у входа в ночные таверны, недалеко пылал огнями королевский замок, что на новый лад все называли дворцом. На площади, раскинувшейся вокруг Башни Стражи, горели масляные фонари. Капитан опустил взгляд, рассматривая брусчатку внизу. Когда-то давно здесь стояла городская стена — первая из тех, что возвели вокруг замка, построенного Сеговарами. Но город рос и вскоре выплеснулся за стену. Вокруг замка теперь раскинулся старый город — Королевский квартал, где жила знать и самые искусные ремесленники. А стена отделяла его от быстро растущей столицы. Но вскоре места стало не хватать — его всегда не хватает, — и стену снесли. А башня осталась, превратившись из грозного военного сооружения в один из постов городской стражи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9