..
Свет тускнеет, меркнет, исчезает. С ним растворяется и беспрерывный шум в метро: стук колес, шорох сотен ног, голоса, мелодии, исполняемые подходящими и уходящими поездами... Все исчезает в бескрайних коридорах, переходах, лестничных маршах, пустых, совершенно пустых. Замерших в ожидании.
"Милый, ну почему же ты не хочешь?.. У тебя что, есть другая, да?... Так есть или нет, ответь же наконец! Я жду... Не хватает мужества признаться, да?"
Ее.
Коридор ушел в бесконечность. Минуту спустя следует ждать появления. Я резко разворачиваюсь. Кажется, где-то вдали видны ступеньки. Сейчас уже не разберешь, наверх или вниз, просто самые обыкновенные ступеньки.
И я пытаюсь, нет, уже не бежать, просто дойти до них. Хотя бы дойти...
"Я знаю, что ты не завел никого себе на стороне. Я прекрасно это понимаю, тебе просто вполне достаточно ненавидеть меня одну".
Лицо Варвары вырисовывается прямо передо мной. Гневные глаза, дрожащие в ярости губы, побелевшие щеки. И забытым ветром, которого нет, спутанные волосы. Мертвая, а все же живая.
"Ты никогда не любил меня, только мучил. И себя тоже. Ну почему не сделать женщине приятное? Мы же прожили с тобой пять лет, должны же были, наконец, научиться терпению друг к другу, уважать друг друга... Ты эгоист, ты всегда думал только о себе, я это давно уже поняла. Я для тебя не более чем привлекательная игрушка: увидел, использовал и не знаешь что делать дальше. Даже ребенок, ты и его"...
Мертвая.
Где-то вдали виднеется далекая фигурка из камня, маленькая едва видная, той другой, той, что была до Варвары. Я далеко проник, туда, когда еще не сформировалась вселенная, когда не было ни звезд ни их планет. Ничего не было, пустой космос, обнаженный космос. Ничего, кроме нее, той, Анны.
Мертвая.
Кажется еще не все потеряно. Я обнаруживаю себя лежащим на холодном скользком полу. Видение тотчас же исчезает, но остается, с избытком, во мне, в самой сердцевине меня. Так, откуда ей так просто выбраться снова.
- Я убил тебя! - это не крик, только шепот. Жалкий едва слышный. Тут же рвется в уши ответ. Я жду его, жду, те последние мгновения, жду, непрерывно, жадно, нескрываемо.
"Что ты делаешь? Следи за дорогой!"
- Я убил тебя! - чуть громче, чуть сильнее.
"Куда ты сворачиваешь?.. Руль... Нет, нет!
- Тебя нет и больше не будет. Я ненавижу тебя, сколько бы ты не пыталась преследовать меня, я ненавижу, слышишь, ты, ненавижу!
"Тормози!" истошный крик оглушает меня. Все еще вцепившись мертвой хваткой в ненужную уже коробку передач, она что-то кричит еще, ее голос срывается в хрип; машина на полной скорости, бухая о складки холма, летит под откос, переворачивается, вертится в воздухе, разрываясь от ударов на куски. В салоне мертвая тишина, тишина понимания. Я готов умереть, она готова умереть, но ни она ни я не хотим, чтобы выжил кто-то иной из нас. Только вместе. Любовь и ненависть.
Невыносимая боль. И раскрытый пред нами лик бездны, куда мы так торопимся, так спешим.
Нечаянная радость от полета в никуда, и ненавистная боль, оттого, что я не весь тут, в машине, я не совсем тут, я же обещал...
Потому что есть, осталась Анна. Я видел ее, я простил все, ради нее, я готов ждать еще и еще ради новой нечаянной встречи. Как раньше. Я снова хочу увидеть ее услышать, и дальше, дальше...
И еще потому, что мой ремень безопасности расстегнут. Я не пристегиваю его никогда, но Варвара, она боится и потому всегда, обязательно...
- Я успел выбраться, вырваться от тебя. А ты не сумела меня удержать там, тогда.
Наглухо прищелкнутая ремнем к креслу. На пороге того, что хотела, жаждала, желала разделить, но не смогла. И оттого бешеный взгляд и перекошенный рот, из которого не износится ни звука.
- А мне удалось спастись! Потому что я хочу жить. Но без тебя, слышишь, без тебя. Да, да, с другой! С той!
"Я хочу тебя".
Эхо, голубые глаза, с бешеной скоростью слетающий вниз, с полотна, автомобиль. Тряска на неровной почве, проносящиеся мимо деревца и груда камней, песка, металла. Свалка, стремительно надвигающаяся, неумолимая, жаждущая...
"Ремень, проклятый"...
Последние ее слова.
- Сейчас ты умрешь. Одна. Без меня. А я буду жить. Долго, спокойно, счастливо жить. С другой. С Анной.
Чей-то отблеск, какого-то далекого разговора.
"С этой потаскухой. Она бросит тебя, милый, в любой момент бросит и уйдет к другому, более перспективному. Разве так не было уже. И будет, ты сам знаешь, ты сомневаешься, но знаешь... Оставь ее ведь у тебя есть еще я. Милый, неужели ты думаешь, что я тебя когда-нибудь оставлю. Неужели ты можешь сомневаться в этом?".
Нет, я не могу сомневаться в этом. Даже умерев несколько лет назад каждое двадцать второе число каждого месяца она упорно оживает во мне, приглашая в свой рай, за собой, туда, в пропасть. И мне приходится цепляться за лица знакомых и незнакомых людей, чтобы бежать ее, чтобы не состоялась сызнова эта встреча.
Груда камней и металла неумолимо надвигается, сейчас в ней сосредоточено время всего сущего. И автомобиль стремительно летит в мазохистском желании уничтожить себя и нас, сидящих в нем.
Варвара одной рукой пытается справиться с ремнем, другой она вцепилась в меня. А я рву изо всех сил, что остались, неподдающуюся дверь автомобиля. Путь к возвращению. Путь обратно.
Она перестала бороться за себя, она теперь борется за меня, вернее со мной, пытаясь остановить помешать бегству.. Немного надо, всего несколько секунд. Тогда я буду ее навеки, до тех пор, пока не умрет в страшных мучениях агонизирующее, пораженное энтропией время.
Но агония времени сейчас работает на меня. Злокачественная опухоль, в которой двигается автомобиль, все больше и больше замедляет его ток. Секунды растягиваются как резина, которая порвется в любое мгновение. И сокрушит все вокруг. Я уже чувствую как они названивают - струны времени и от напряжения становясь прочными как сталь и хрупкими как стекло. Варвара всегда приносила с собой боль, она не может иначе, но теперь ее боль не трогает меня, лишь заставляет действовать решительнее.
Непослушные руки рвут ручку двери. До упора на себя.
Щелчок. И трещина, расползающаяся в разные стороны - дверь открывается. Сквозь нее виден резаный пейзаж, точно небрежно нарисованный акварелью на бумаге. Неясные деревца, чахлые кустики - о, сколь прекрасней они мертвых механизмов, собранных внизу, не то людьми не то дождями и ветром.
Резкий рывок - пиджак рвется на части, ее пальцы соскальзывают, она медленно валится на освободившееся сиденье водителя Секунды растянуты до предела, звон их струн уходит в неслышимый человеческим ухом диапазон, и оттого все сокрушительнее бьют по барабанным перепонкам, по нервам, по сокращенному до предела ритму биения сердца.
Неловкий кувырок, и я вываливаюсь наружу. И тут же выпадаю из опухоли времени. Звуки свет, движения становятся все быстрее, во много раз кино жизни возвращается на свой привычный ритм воспроизведения.
И автомобиль с Варварой летит по идеальной прямой прочь, все быстрее, быстрее...
С хрустом, грохотом, лязгом и скрежетом врезается, переворачиваясь и сокрушаясь, в каменные валы.
И тишина. Прерываемая какой-то мелодией, странно мне кажется, она происходит из чрева изуродованной до неузнаваемости машины.
Чудовищный силы взрыв как яростный крик оглушает меня, валит с ног, забрасывает, землей, песком, прошлогодними листьями. И замолкает на самой высокой ноте, языки пламени неслышно лижут плавящийся корпус.
А перед лицом, под щекою асфальт. Затертый, выщербленный, истоптанный тысячами ног, прошедших по нему. В поле зрения какая-то шелуха, смятые обертки от конфет, семечки, прилипшие намертво к полу плевки жевательной резинки. Приподнимаю голову, вижу желтоватую кафельную плитку, которой оклеена стена, потрескавшуюся, местами выщербленную.
В памяти всплывает голос. И осторожное прикосновение к плечу чьей-то незнакомой руки, участливое, боязливое. Слова непонятны, в них что-то говорится обо мне, я уверен.
Прикладываю усилие, чтобы попытаться оторваться от пола. Меня пытаются перевернуть на спину все так же бережно, что и раньше.
Я начинаю различать слова:
- Вам плохо? Пожалуйста, постарайтесь ответить. Слышите меня?
Тело слушается моих приказов. Плохо но слушается. Голос. Сейчас я пожалуй рискну им воспользоваться. Посмотрим, что выйдет.
- Порядок, - чуть слышно. Но понятно, во всяком случае, - сейчас встану.
- Не надо, лежите. Я врача вызову. Здесь недалеко есть медпункт.
С большим трудом мне удалось перекатиться на бок. Надо мной склонился молодой милиционер. Свою дубинку и автомат он отложил в сторону, чтобы не мешали, и сосредоточенно, как учили, щупает мой пульс.
- Все в порядке, - повторяю я теперь отчетливее и громче. - Помогите мне подняться.
Паренек подхватил меня и едва я успел очухаться, как оказался стоящим на ногах. Колени дрогнули, но меня прижали к стене, и я не упал.
- Что-то с сердцем? - участливо спросил он. - Таблетки у вас при себе?
- Нет... Это случается... Иногда...
Неожиданно отчаянная мысль винтом вкручивается в мой мозг. Я склоняю голову и, пытаясь удержать равновесие, смотрю на свои пустые запястья. Часов на них нет. Должно быть забыл дома, бывает...
- Который час? - спрашиваю я у патрульного.
Он смотрит на свой массивный хронометр, особенно выделяющийся на худом жилистом запястье руки.
- Двадцать три сорок. Без двадцати полночь.
Варвара ушла.
Колени мои подогнулись и я без сил падаю на пол. Паренек всполошился.
- Подождите здесь, - попросил он вскакивая, - а я сейчас. Только за врачом слетаю. Вам должно быть, совсем худо.
Против воли на лице появляется улыбка. Я смеюсь, я хохочу, я не в силах остановиться.
- Нет, - сквозь смех с трудом пробиваются теперь уже неважные слова, их никто не слышит кроме меня, - мне очень хорошо. Мне просто замечательно.
сер.-кон. III 97

1 2 3 4