https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/dlya_vanny/komplektom/
Это состояние духа отражено в последних строках "Божественной комедии", когда поэт, поднявшись в пылающую область эмпирея, все еще пытался что-то осмыслить и выразить:
Но собственных мне было мало крылий.
И тут в мой разум грянул свет с высот,
Неся свершенье всех моих усилий.
Здесь изнемог высокий духа взлет/15/.
Средневековая монахиня Анджела вместо символа света прибегает к слову "мрак". "Увидела я Его в некоем мраке, а потому во мраке, что Он наибольшее благо, какого невозможно ни помыслить, ни уразуметь; все, что можно мыслить и разуметь, не достигает до Него"/16/.
Эту Бездну трудно даже назвать "Богом"; великий германский мистик Экхарт именует абсолютное Начало "Божеством" (Gottheit). "Все, что в Божестве, - утверждает он, - едино, о том говорить нельзя. Бог действует так или иначе. Божество не действует. Нет для Него действия, и никогда не оглянулось Оно на это. Бог и Божество различествуют как дело и неделание"/17/.
За пределами всего тварного и ограниченного мистическому оку открылась Реальность, которую Лао-цзы называл Дао, Будда - Нирваной, каббалисты Энсофом, христиане - Божественной Сущностью (......), Божеством.
И одними из первых, кто сказал об этом, были создатели Упанишад.
Они отказываются дать определение Высшему. "Оно ни толсто, ни тонко, ни коротко, ни длинно, ни красно, подобно огню, ни прилипчиво, подобно воде; оно ни тень, ни тьма, ни ветер, ни пространство; оно без осязания, без вкуса, без запаха, без зрения, без слуха, без речи, без мысли, без жара, без дыхания, безо рта, без меры, без внутреннего, без наружного"/18/. Оно есть "нети-нети", не то, не то/19/. Ему не может быть названия; Оно - все и в то же время не ограничено ничем. К нему тяготеет Вселенная. Оно - "владыка молитв" - Брахман, но в нем нет личности, какой мы ее знаем/20/. Брахман сверхличность, сверхсознание. Он есть, и его нет, ибо он стоит выше даже этих категорий. Говоря о Нем, можно лишь отрицать качества.
Этот поразительный опыт мистиков положил начало богословию, которое принято называть апофатическим, или отрицательным. Впоследствии оно нашло свое завершение в христианстве/21/. Суть его может быть выражена словами Дионисия Ареопагита, учителя Церкви. "Сверхсущностная неопределенность,говорит он, - превышает всякую сущность, подобно как и сверхразумное Единство превосходит всякое разумение, и сверхмыслимое Единство - всякий мысленный процесс; также никакое слово не способно выразить Благо, которое превыше всех слов, Единица, единотворящая все единицы, сверхсущностная Сущность и неуразумеваемый Ум, неизреченное Слово, бессловесность и безымянность; не по образу какого-либо бытия существующее, но являющееся причиной всякого бытия - само же не существующее, ибо - запредельно всякому бытию"/22/.
Это почти буквально то же самое, что говорят о Высшем Единстве Упанишады: "Оно - сущее и не-сущее, наижеланное, то, что выше понимания людей"/23/.
Только дух, отрешившийся от всего преходящего, может, по словам Упанишад, достичь этого "мира Брахмана", который становится его "высшей целью, высшим сокровищем, высшей обителью, высшей радостью"/24/.
"Тот, кто знает Брахмана как истину, знание и бесконечное, как обретающегося в тайнике сердца и в высшем небе, тот достигает исполнения всех желаний вместе с всевидящим Брахманом"/25/. Темна и невнятна речь экстатика, но она дышит последней достоверностью, перед которой бледнеет чахлое рассудочное знание...
Обо всем этом трудно говорить, трудно писать. Становятся очевидны невероятное бессилие и убогость наших обычных понятий; страшно прибегать к грубым человеческим словам, касаясь того, что превышает все земное. Невольно возникает вопрос: не слишком ли далеко зашел здесь человек в своем головокружительном восхождении?
Но отступать поздно: следуя за мудрецами Индии, мы уже оказались в открытом море. "Нельзя, чтоб страх повелевал уму, иначе мы отходим от свершений", - говорил Вергилий, когда Данте отказывался идти за своим вожатым. Пусть его слова ободрят и нас, внушая решимость плыть до конца; ведь мы предприняли этот путь не ради дерзкого любопытства, а для того, чтобы исследовать историю поисков Истины.
Итак, вернемся снова к Упанишадам, которые составляют знаменательную веху этой истории. После веков язычества они провозгласили единство Божественного Начала, признали второстепенность внешних обрядов, указали людям на бесценный дар, магический кристалл, которым они владеют, сокровенную глубину Духа. В эпоху, когда человек наделял богов не только низменными страстями, но и телом, Упанишады учили, что Абсолют превосходит все тварное, зримое, мыслимое.
Но если бы полнота Истины, доступная дохристианскому сознанию, была открыта в индийской мудрости, то на этой главе или на этой книге наша повесть должна была бы кончиться. Между тем бросить якорь у индостанского берега мы не можем: ибо не здесь, в стране мистиков и аскетов, предназначено было воплотиться Истине, совершиться Богоявлению.
Поначалу это может показаться странным; не была ли религия брахманов как бы создана для того, чтобы стать наилучшим прологом к Евангелию? И все же существовало, значит, нечто, не позволившее этому индийскому богопознанию стать Ветхим Заветом человечества.
Что представляло собой это препятствие, мы поймем, познакомившись с доктриной Упанишад об отношении Божества к миру и человеку.
ПРИМЕЧАНИЯ
Глава пятая.
ЗАГАДКА ВЫСШЕГО "Я"
1. Чхандогья, VI, 1, 2, Мундака, I, 2, 7. Как правило, подобные выпады против традиции были облечены в завуалированную форму.
2. Брихадараньяка, III, 8, 10.
3. Брихадараньяка, I, 3, 27.
4. О понятии "Единого Сущего" в ведической мысли см.: М. Мюллер. Шесть систем индийской философии. М., 1901, с. 50; П. Дейссен. Веданта и Платон. М., 1912, с. 15-18.
5. Брихадараньяка, III, 9, 1.
6. Шветашватара, IV, 1-2.
7. Чхандогья, IV, 2, 1.
8. Слово "атман" обычно переводят как "я", но в отличие от преходящего "я" личности оно означает "я" глубинное, тождественное с универсальным "Я" (см.: С. Радхакришнан. Индийская философия, т. I, с. 126 сл.).
9. Брихадаранъяка, IV, 3, 6.
10. Мундака. Ill, 1, 5.
11. Катха, II, 3, 9.
12. Катха, II, 3, 10.
13. Катха, I, 2, 18.
14. О сходстве и различиях в мистическом опыте Востока и Запада см.: В. Джеме. Многообразие религиозного опыта. М., 1910, с. 367 сл.; H. Арсеньев. Жажда подлинного бытия. Берлин, 1922; Б. Вышеславцев. Сердце в индийской и христианской мистике. Париж, 1929; H. Bergson. Les deux sources de la morale et de la religion. Paris, 1969. p. 222; R. Otto. The Idea of Holy.
15. Данте. Божественная комедия. Рай, XXXIII, 139. Пер. М. Лозинского.
16. Откровения блаженной Анджелы, 72. - "Библиотека мистиков", 1918, в. I. Пер. Л. Карсавина.
17. Мейстер Экхарт. Духовные проповеди и рассуждения. М., 1912, с. 30. Пер. М. Сабашниковой.
18. Брихадараньяка, III, 8, 8. См.: S. Dasgupta. A History of Indian Philosophy, v.I, p. 44.
19. Брихадараньяка, III, 9, 26; IV, 2, 4.
20. Слово Брахман - среднего рода и означает высшее абсолютное начало (Б. Смирнов передает его как "Брахмо".) Когда же ударение падает на конец слова, оно обозначает личное Божество (см.: А. Сыркин. Некоторые проблемы изучения упанишад, с. 164).
21. Вл. Соловьев связывает отрицательные определения Божества в апофатическом богословии с философским понятием Абсолюта, который не может быть сведен ни к чему частному и, таким образом, является "положительным ничто" (Вл. Соловьев. Философские начала цельного знания. Собр. соч., т. I, с. 375). Известный историк религии Рудольф Отто подчеркивает мистические корни апофатики. "Не довольствуясь отличием нуминального (т. е. Божественного) от всей природы, - говорит он, - мистика доводит его до противопоставления всему бытию, всему "сущему", в конечной степени называя его "Ничто". Под этим "Ничто" понимается не просто то, о чем нельзя ничего утверждать, но то, что это - абсолютно и существенно противоположно и отлично от всего, что может быть мыслимо. Однако, доводя до парадокса отрицательное и несхожее, - а это единственный способ концептуального мышления постичь "таинственное", - мистика в то же время сохраняет и положительное качество "Совершенно Иного" как поразительно жизненный фактор, переполняющий религиозные эмоции" (R. Otto. The Idea of the Holy. London, 1959, p. 43).
Об апофатическом богословии см.: С. Булгаков. Свет невечерний. М., 1917, с. 103 сл. Автор почему-то обошел молчанием индийскую мысль, однако в книге собран обширный материал из античной и патриотической литературы.
22. Дионисий Ареопагит. О божественных именах, I, I. Пер. игумена Геннадия Эйкаловича. Буэнос-Айрес, 1957.
Когда христианские учители говорят о непостижимой и невыразимой Божественной сущности, они имеют в виду ту "глубину", которая как бы стоит за триединым Ликом Бога, обращенным к миру. Триипостасность - Отец, Слово и Дух - дана в Откровении. Между тем высочайшая Сущность не может быть открыта, ибо она абсолютно трансцен-дентна твари. Именно в признании этого трансцендентного "средоточения Божества" сходится апофатическое богословие Индии, Греции и христианства. (В Ветхом Завете трансцендентность Бога выражена в термине "кадош", святость. Об этом будет сказано в пятой книге цикла - "Вестники Царства Божия").
23. Мундака, II, 2, 1. Пер. М. Хельзиг.
24. Брихадаранъяка, IV, 3, 32.
25. Тайттирия, II, 1. Пер. В. Шеворшкина.
Глава шестая
АБСОЛЮТ И ВСЕЛЕННАЯ. ПУТЬ К СВОБОДЕ
Нет ничего, что не было бы Брахманом.
Если что-либо кажется не Брахманом,
то это обманчиво, словно мираж в пустыне.
Шанкара
На чем зиждется мироздание? - ставят вопрос Упанишады/1/. И они же дают ответ: только на Брахмане, хотя Вселенная и не сознает этого. Аскет Уддалака объяснил это своему сыну, вновь прибегая к сравнению с деревом: "Как эти соки не знают различий и не говорят: я сок этого дерева, я - сок того дерева, точно так же, дорогой мой, все эти творения, входя во сне в Сущее, поистине не знают этого и не говорят: мы входим в Сущее". Бессознательное состояние, транс - вот что приводит мир и человека к их подлинному истоку, к неподвижной божественной Субстанции.
Человек не должен поддаваться обманчивой картине многообразия природы; в действительности существует только Единое. В Катхе-упанишаде мы читаем:
Этот пуруша*, что бодрствует в спящих,
Порождающий множество желаний,
Он поистине чист. Он - Брахман.
Поистине его называют бессмертным. На нем зиждутся миры.
И никто не переступает через него. Это поистине ТО.
Как единый огонь, входя в мир,
Сообразует свой облик с различными обликами,
Так и единый внутренний Атман всех существ
Сообразует свой облик с различными обликами,
Но остается вне их/2/.
-----------------------------------------
*В данном тексте "пуруша" означает "дух".
Индийский средневековый философ Шанкара, который развивал основное учение Упанишад, выразил это соотношение Сущего и бытия в следующей лаконичной фразе: "Пистине весь этот мир - Атман; нет ничего отличного от Атмана"/3/.
Таким образом мы находимся на почве "адвайты" - безусловного и чистейшего монизма, подлинна только первичная Реальность.
Но как из этой субстанции, о которой можно говорить лишь в отрицательных терминах, мог возникнуть пестрый мир существ и явлений? Брахманизм хочет и на это дать ответ. И здесь намечается рубеж, отделяющий в Упанишадах живой религиозный опыт от игры ума и произвольных фантазий. Пытаясь построить теорию возникновения Вселенной, они оказываются во власти противоречий, прибегают к помощи сказаний и старых мифов/4/.
В одних случаях брахманы утверждали, что Атман создал элементы материи, а вслед за ними - Пурушу, некое космическое прасущество. В других случаях говорится, что Дух-Пуруша, именуемый Праджапати, т. е. "Владыка твари", решив увеличиться и размножиться, создал опору мира - Брахмана. При этом творение мира рассматривается и как результат тапаса - самоумерщвления Праджапати/5/.
Особенно большую роль в брахманских космогониях играл сексуальный элемент - наследие мифологии. Брихадараньяка повествует: в начале был лишь один Атман. Охваченный чувством одиночества, он из самого себя создал себе жену. Но она, избегая его объятий, устремилась в бегство. Атман стал преследовать ее, и тогда она прибегла к хитрости и начала принимать облик разных существ: коровы, лошади, овцы. Однако Атман не отступал и овладевал ею, оборачиваясь то быком, то жеребцом, то бараном. И от этой причудливой любовной игры с превращениями возникли животные и мир.
Иногда первоосновой мира брахманы называют космическое яйцо, иногда различные стихии. Перекликаясь с греческим философом того времени Фалесом, они говорят о воде как начале всех миров. "Эти воды создали Истину, Истина это Брахман; Брахман создал Праджапати, Праджапати - богов"/6/. В другом месте богами-создателями названы пища, вода, жизненное тепло.
Брихадараньяка рассматривает материю и дух как две стороны, два аспекта Реальности. Предвосхищая Спинозу, она учит: "Поистине есть два облика Брахмана - телесный и бестелесный, смертный и бессмертный, неподвижный и подвижный, сат и тьят"/7/.
В Майтри-упанишаде дана еще одна мифологическая космогония, согласно которой Праджапати был в состоянии произвести лишь косную материю. Оживить же ее он смог только тогда, когда вошел в нее сам. При этом вхождении он разделился на пять энергий, которые и стали принципом мироздания.
При всей пестроте и запутанности брахманских космогонии их, однако, роднит одна общая идея: в творении они видят не что иное, как рождение, эманацию, излияние мира из недр Абсолюта.
"Как паук выпускает из себя и вбирает в себя паутину, как растение возникает на земле, как волосы возникают на голове человека, так из Непреходящего возникает все в этом мире"/8/.
Тем самым зачеркивается грань, которая отделяет Абсолют от твари, они оказываются по своей природе тождественными.
Тут мы видим коренное отличие брахманизма от библейского Откровения, утверждающего чудо творческого акта как основу отношения Бога и мира/9/. Слово Творца вызвало Вселенную из небытия. Мир не есть Божество, и именно поэтому между Несозданным и тварью возможны встреча, союз, диалог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Но собственных мне было мало крылий.
И тут в мой разум грянул свет с высот,
Неся свершенье всех моих усилий.
Здесь изнемог высокий духа взлет/15/.
Средневековая монахиня Анджела вместо символа света прибегает к слову "мрак". "Увидела я Его в некоем мраке, а потому во мраке, что Он наибольшее благо, какого невозможно ни помыслить, ни уразуметь; все, что можно мыслить и разуметь, не достигает до Него"/16/.
Эту Бездну трудно даже назвать "Богом"; великий германский мистик Экхарт именует абсолютное Начало "Божеством" (Gottheit). "Все, что в Божестве, - утверждает он, - едино, о том говорить нельзя. Бог действует так или иначе. Божество не действует. Нет для Него действия, и никогда не оглянулось Оно на это. Бог и Божество различествуют как дело и неделание"/17/.
За пределами всего тварного и ограниченного мистическому оку открылась Реальность, которую Лао-цзы называл Дао, Будда - Нирваной, каббалисты Энсофом, христиане - Божественной Сущностью (......), Божеством.
И одними из первых, кто сказал об этом, были создатели Упанишад.
Они отказываются дать определение Высшему. "Оно ни толсто, ни тонко, ни коротко, ни длинно, ни красно, подобно огню, ни прилипчиво, подобно воде; оно ни тень, ни тьма, ни ветер, ни пространство; оно без осязания, без вкуса, без запаха, без зрения, без слуха, без речи, без мысли, без жара, без дыхания, безо рта, без меры, без внутреннего, без наружного"/18/. Оно есть "нети-нети", не то, не то/19/. Ему не может быть названия; Оно - все и в то же время не ограничено ничем. К нему тяготеет Вселенная. Оно - "владыка молитв" - Брахман, но в нем нет личности, какой мы ее знаем/20/. Брахман сверхличность, сверхсознание. Он есть, и его нет, ибо он стоит выше даже этих категорий. Говоря о Нем, можно лишь отрицать качества.
Этот поразительный опыт мистиков положил начало богословию, которое принято называть апофатическим, или отрицательным. Впоследствии оно нашло свое завершение в христианстве/21/. Суть его может быть выражена словами Дионисия Ареопагита, учителя Церкви. "Сверхсущностная неопределенность,говорит он, - превышает всякую сущность, подобно как и сверхразумное Единство превосходит всякое разумение, и сверхмыслимое Единство - всякий мысленный процесс; также никакое слово не способно выразить Благо, которое превыше всех слов, Единица, единотворящая все единицы, сверхсущностная Сущность и неуразумеваемый Ум, неизреченное Слово, бессловесность и безымянность; не по образу какого-либо бытия существующее, но являющееся причиной всякого бытия - само же не существующее, ибо - запредельно всякому бытию"/22/.
Это почти буквально то же самое, что говорят о Высшем Единстве Упанишады: "Оно - сущее и не-сущее, наижеланное, то, что выше понимания людей"/23/.
Только дух, отрешившийся от всего преходящего, может, по словам Упанишад, достичь этого "мира Брахмана", который становится его "высшей целью, высшим сокровищем, высшей обителью, высшей радостью"/24/.
"Тот, кто знает Брахмана как истину, знание и бесконечное, как обретающегося в тайнике сердца и в высшем небе, тот достигает исполнения всех желаний вместе с всевидящим Брахманом"/25/. Темна и невнятна речь экстатика, но она дышит последней достоверностью, перед которой бледнеет чахлое рассудочное знание...
Обо всем этом трудно говорить, трудно писать. Становятся очевидны невероятное бессилие и убогость наших обычных понятий; страшно прибегать к грубым человеческим словам, касаясь того, что превышает все земное. Невольно возникает вопрос: не слишком ли далеко зашел здесь человек в своем головокружительном восхождении?
Но отступать поздно: следуя за мудрецами Индии, мы уже оказались в открытом море. "Нельзя, чтоб страх повелевал уму, иначе мы отходим от свершений", - говорил Вергилий, когда Данте отказывался идти за своим вожатым. Пусть его слова ободрят и нас, внушая решимость плыть до конца; ведь мы предприняли этот путь не ради дерзкого любопытства, а для того, чтобы исследовать историю поисков Истины.
Итак, вернемся снова к Упанишадам, которые составляют знаменательную веху этой истории. После веков язычества они провозгласили единство Божественного Начала, признали второстепенность внешних обрядов, указали людям на бесценный дар, магический кристалл, которым они владеют, сокровенную глубину Духа. В эпоху, когда человек наделял богов не только низменными страстями, но и телом, Упанишады учили, что Абсолют превосходит все тварное, зримое, мыслимое.
Но если бы полнота Истины, доступная дохристианскому сознанию, была открыта в индийской мудрости, то на этой главе или на этой книге наша повесть должна была бы кончиться. Между тем бросить якорь у индостанского берега мы не можем: ибо не здесь, в стране мистиков и аскетов, предназначено было воплотиться Истине, совершиться Богоявлению.
Поначалу это может показаться странным; не была ли религия брахманов как бы создана для того, чтобы стать наилучшим прологом к Евангелию? И все же существовало, значит, нечто, не позволившее этому индийскому богопознанию стать Ветхим Заветом человечества.
Что представляло собой это препятствие, мы поймем, познакомившись с доктриной Упанишад об отношении Божества к миру и человеку.
ПРИМЕЧАНИЯ
Глава пятая.
ЗАГАДКА ВЫСШЕГО "Я"
1. Чхандогья, VI, 1, 2, Мундака, I, 2, 7. Как правило, подобные выпады против традиции были облечены в завуалированную форму.
2. Брихадараньяка, III, 8, 10.
3. Брихадараньяка, I, 3, 27.
4. О понятии "Единого Сущего" в ведической мысли см.: М. Мюллер. Шесть систем индийской философии. М., 1901, с. 50; П. Дейссен. Веданта и Платон. М., 1912, с. 15-18.
5. Брихадараньяка, III, 9, 1.
6. Шветашватара, IV, 1-2.
7. Чхандогья, IV, 2, 1.
8. Слово "атман" обычно переводят как "я", но в отличие от преходящего "я" личности оно означает "я" глубинное, тождественное с универсальным "Я" (см.: С. Радхакришнан. Индийская философия, т. I, с. 126 сл.).
9. Брихадаранъяка, IV, 3, 6.
10. Мундака. Ill, 1, 5.
11. Катха, II, 3, 9.
12. Катха, II, 3, 10.
13. Катха, I, 2, 18.
14. О сходстве и различиях в мистическом опыте Востока и Запада см.: В. Джеме. Многообразие религиозного опыта. М., 1910, с. 367 сл.; H. Арсеньев. Жажда подлинного бытия. Берлин, 1922; Б. Вышеславцев. Сердце в индийской и христианской мистике. Париж, 1929; H. Bergson. Les deux sources de la morale et de la religion. Paris, 1969. p. 222; R. Otto. The Idea of Holy.
15. Данте. Божественная комедия. Рай, XXXIII, 139. Пер. М. Лозинского.
16. Откровения блаженной Анджелы, 72. - "Библиотека мистиков", 1918, в. I. Пер. Л. Карсавина.
17. Мейстер Экхарт. Духовные проповеди и рассуждения. М., 1912, с. 30. Пер. М. Сабашниковой.
18. Брихадараньяка, III, 8, 8. См.: S. Dasgupta. A History of Indian Philosophy, v.I, p. 44.
19. Брихадараньяка, III, 9, 26; IV, 2, 4.
20. Слово Брахман - среднего рода и означает высшее абсолютное начало (Б. Смирнов передает его как "Брахмо".) Когда же ударение падает на конец слова, оно обозначает личное Божество (см.: А. Сыркин. Некоторые проблемы изучения упанишад, с. 164).
21. Вл. Соловьев связывает отрицательные определения Божества в апофатическом богословии с философским понятием Абсолюта, который не может быть сведен ни к чему частному и, таким образом, является "положительным ничто" (Вл. Соловьев. Философские начала цельного знания. Собр. соч., т. I, с. 375). Известный историк религии Рудольф Отто подчеркивает мистические корни апофатики. "Не довольствуясь отличием нуминального (т. е. Божественного) от всей природы, - говорит он, - мистика доводит его до противопоставления всему бытию, всему "сущему", в конечной степени называя его "Ничто". Под этим "Ничто" понимается не просто то, о чем нельзя ничего утверждать, но то, что это - абсолютно и существенно противоположно и отлично от всего, что может быть мыслимо. Однако, доводя до парадокса отрицательное и несхожее, - а это единственный способ концептуального мышления постичь "таинственное", - мистика в то же время сохраняет и положительное качество "Совершенно Иного" как поразительно жизненный фактор, переполняющий религиозные эмоции" (R. Otto. The Idea of the Holy. London, 1959, p. 43).
Об апофатическом богословии см.: С. Булгаков. Свет невечерний. М., 1917, с. 103 сл. Автор почему-то обошел молчанием индийскую мысль, однако в книге собран обширный материал из античной и патриотической литературы.
22. Дионисий Ареопагит. О божественных именах, I, I. Пер. игумена Геннадия Эйкаловича. Буэнос-Айрес, 1957.
Когда христианские учители говорят о непостижимой и невыразимой Божественной сущности, они имеют в виду ту "глубину", которая как бы стоит за триединым Ликом Бога, обращенным к миру. Триипостасность - Отец, Слово и Дух - дана в Откровении. Между тем высочайшая Сущность не может быть открыта, ибо она абсолютно трансцен-дентна твари. Именно в признании этого трансцендентного "средоточения Божества" сходится апофатическое богословие Индии, Греции и христианства. (В Ветхом Завете трансцендентность Бога выражена в термине "кадош", святость. Об этом будет сказано в пятой книге цикла - "Вестники Царства Божия").
23. Мундака, II, 2, 1. Пер. М. Хельзиг.
24. Брихадаранъяка, IV, 3, 32.
25. Тайттирия, II, 1. Пер. В. Шеворшкина.
Глава шестая
АБСОЛЮТ И ВСЕЛЕННАЯ. ПУТЬ К СВОБОДЕ
Нет ничего, что не было бы Брахманом.
Если что-либо кажется не Брахманом,
то это обманчиво, словно мираж в пустыне.
Шанкара
На чем зиждется мироздание? - ставят вопрос Упанишады/1/. И они же дают ответ: только на Брахмане, хотя Вселенная и не сознает этого. Аскет Уддалака объяснил это своему сыну, вновь прибегая к сравнению с деревом: "Как эти соки не знают различий и не говорят: я сок этого дерева, я - сок того дерева, точно так же, дорогой мой, все эти творения, входя во сне в Сущее, поистине не знают этого и не говорят: мы входим в Сущее". Бессознательное состояние, транс - вот что приводит мир и человека к их подлинному истоку, к неподвижной божественной Субстанции.
Человек не должен поддаваться обманчивой картине многообразия природы; в действительности существует только Единое. В Катхе-упанишаде мы читаем:
Этот пуруша*, что бодрствует в спящих,
Порождающий множество желаний,
Он поистине чист. Он - Брахман.
Поистине его называют бессмертным. На нем зиждутся миры.
И никто не переступает через него. Это поистине ТО.
Как единый огонь, входя в мир,
Сообразует свой облик с различными обликами,
Так и единый внутренний Атман всех существ
Сообразует свой облик с различными обликами,
Но остается вне их/2/.
-----------------------------------------
*В данном тексте "пуруша" означает "дух".
Индийский средневековый философ Шанкара, который развивал основное учение Упанишад, выразил это соотношение Сущего и бытия в следующей лаконичной фразе: "Пистине весь этот мир - Атман; нет ничего отличного от Атмана"/3/.
Таким образом мы находимся на почве "адвайты" - безусловного и чистейшего монизма, подлинна только первичная Реальность.
Но как из этой субстанции, о которой можно говорить лишь в отрицательных терминах, мог возникнуть пестрый мир существ и явлений? Брахманизм хочет и на это дать ответ. И здесь намечается рубеж, отделяющий в Упанишадах живой религиозный опыт от игры ума и произвольных фантазий. Пытаясь построить теорию возникновения Вселенной, они оказываются во власти противоречий, прибегают к помощи сказаний и старых мифов/4/.
В одних случаях брахманы утверждали, что Атман создал элементы материи, а вслед за ними - Пурушу, некое космическое прасущество. В других случаях говорится, что Дух-Пуруша, именуемый Праджапати, т. е. "Владыка твари", решив увеличиться и размножиться, создал опору мира - Брахмана. При этом творение мира рассматривается и как результат тапаса - самоумерщвления Праджапати/5/.
Особенно большую роль в брахманских космогониях играл сексуальный элемент - наследие мифологии. Брихадараньяка повествует: в начале был лишь один Атман. Охваченный чувством одиночества, он из самого себя создал себе жену. Но она, избегая его объятий, устремилась в бегство. Атман стал преследовать ее, и тогда она прибегла к хитрости и начала принимать облик разных существ: коровы, лошади, овцы. Однако Атман не отступал и овладевал ею, оборачиваясь то быком, то жеребцом, то бараном. И от этой причудливой любовной игры с превращениями возникли животные и мир.
Иногда первоосновой мира брахманы называют космическое яйцо, иногда различные стихии. Перекликаясь с греческим философом того времени Фалесом, они говорят о воде как начале всех миров. "Эти воды создали Истину, Истина это Брахман; Брахман создал Праджапати, Праджапати - богов"/6/. В другом месте богами-создателями названы пища, вода, жизненное тепло.
Брихадараньяка рассматривает материю и дух как две стороны, два аспекта Реальности. Предвосхищая Спинозу, она учит: "Поистине есть два облика Брахмана - телесный и бестелесный, смертный и бессмертный, неподвижный и подвижный, сат и тьят"/7/.
В Майтри-упанишаде дана еще одна мифологическая космогония, согласно которой Праджапати был в состоянии произвести лишь косную материю. Оживить же ее он смог только тогда, когда вошел в нее сам. При этом вхождении он разделился на пять энергий, которые и стали принципом мироздания.
При всей пестроте и запутанности брахманских космогонии их, однако, роднит одна общая идея: в творении они видят не что иное, как рождение, эманацию, излияние мира из недр Абсолюта.
"Как паук выпускает из себя и вбирает в себя паутину, как растение возникает на земле, как волосы возникают на голове человека, так из Непреходящего возникает все в этом мире"/8/.
Тем самым зачеркивается грань, которая отделяет Абсолют от твари, они оказываются по своей природе тождественными.
Тут мы видим коренное отличие брахманизма от библейского Откровения, утверждающего чудо творческого акта как основу отношения Бога и мира/9/. Слово Творца вызвало Вселенную из небытия. Мир не есть Божество, и именно поэтому между Несозданным и тварью возможны встреча, союз, диалог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35