Замок, где жил дракон, находился поблизости – на противоположном берегу Рейна – светлый прямоугольник полуобвалившейся башни, возвышавшейся на горе над рекой, дразнил воображение путешественников, и за разумную плату они могли посетить жилище дракона, благо там теперь были частные владения…
«Историю об этом драконе рассказывала мне Ольга, – вспомнила Вера, глубоко вдыхая терпкие испарения старого букового леса. – Что-то уж очень много места занимает в воображении местных этот дракон! Видно, дух его здесь… Притаился! Добычу чует!»
Ей отчего-то стало не по себе.
Она взобралась на кучу спиленных мощных стволов, сваленных возле журчащего ручейка, вытекающего из затона.
– Никита, а что для тебя дракон? Мы видели твою работу в мастерской… Это символ? Но чего? Что ты угадываешь за ним?
– Слезай – упадешь! – велел ей Алеша, задумчиво разгребая ногами кучи прошлогодних лежалых листьев на склоне оврага.
– Дракон… – помедлил Никита. – Как сказать… Для меня он таится в творчестве… И это тайна, которую нельзя разгадать!
– Но ведь дракон считается символом мудрости, – возразил Алексей.
– И мудрости, да! Но все-таки для меня – это символ того иррационального, чем дышит душа человека… А самое иррациональное, что есть на земле, – это творчество!
– Но ведь дракон – ужасен. Он – чудовище! Он пожирает людей! – не унималась Вера. – Выходит, в творчестве таится опасность…
– Конечно! – улыбнулся Никита. – Оно может стать кошмаром… и даже гибелью для человека. Для творца, которому открыт этот дар.
– Но почему? – Вера спрыгнула с кучи бревен и, забежав вперед, загородила мужчинам дорогу. Этот разговор ее мучительно волновал.
– Потому что творчество – это эксперимент с собственным сознанием. Это опыты с ядом, которые медик-художник проводит вслепую над собственным организмом… Для меня, во всяком случае, это так!
– Езда в незнаемое? – уточнил Алексей.
– Не только… – Никита помрачнел, видно, этот разговор касался таких вещей, о которых он предпочитал умалчивать. – Это открытие в себе сил, которые могут тебя разорвать. Искалечить душу… Если с ними не справишься…
– Ну, это ты слишком! – возмутился Алеша. – А потом, ты лукавишь… Ведь твой дракон – на картине – он-то ведь побежден! Разве не так? Значит, ты с ним справился! Значит, вообще можно справиться…
– Видимо, да… – не совсем уверенно отвечал Никита. – Только одно способно спасти того, кто вступил на эту дорожку… Кто открыл в себе силы дракона…
– И что ж это такое? – замерев, спросила Вера.
– Любовь! – бросил на ходу Никита и быстрым шагом пошел вперед по дороге, не оборачиваясь, низко наклонив голову и все убыстряя шаг.
Вера с Алешей переглянулись, не в силах скрыть своего удивления, и поспешили за ним.
Дальнейший путь все трое проделали в молчании. Никита, видимо, был не намерен продолжать эту тему. И Вера с Алешей больше его не тревожили расспросами и шли, раздумывая о своем и проникаясь удивительной красотой здешних мест.
Дорога перестала взбираться в гору – они оказались на самой ее вершине, нависавшей над Рейном. На влажной земле отпечатались следы конских копыт – рядом находилась небольшая гостиница, где можно было брать лошадей напрокат. В отдалении меж деревьями показалась пара верховых, едущих медленным шагом на выхоленных гнедых… Это были подростки – совсем юная девушка и парень помладше. Видимо, ее брат. Оба были в лосинах и высоких кожаных сапогах для верховой езды. Поравнявшись, они приветливо поздоровались. Никита, слегка наклонив голову, что-то сказал им по-немецки. Они рассмеялись и вскоре скрылись из глаз.
Какой легкой и непринужденной может быть жизнь, подумала Вера. И как вся эта природная красота, которая их окружала, не вязалась с жутковатой темой разговора, который они вели…
И все-таки тень загадочности отмечала эти места. Каменный мостик, перекинутый через глубокий овраг, вел к высокой старинной башне, такой узенькой, что она напоминала колонну с окошками, – там тоже, по словам Никиты, были чьи-то частные владения, причем хозяев никогда не было видно…
Спустившись с этого мостика к подножию горки, на вершине которой виднелась арка Роланда, они обошли ее кругом, все время поднимаясь наверх, и оказались на смотровой площадке над Рейном, огороженной каменным парапетом. Внизу, под головокружительной кручей, перед ними открывалась долина Рейна, и великая река, единым руслом объявшая Европу, казалось, что-то хотела поведать им…
– В здешних местах обитали друиды, – прервал наконец молчание Никита. – Хранители сокровенных знаний… Может, они и сейчас тут! – Он улыбнулся Вере и подвел ее к установленной у самого парапета подзорной трубе.
Порывшись в кармане джинсов, он извлек оттуда монетку в одну марку и опустил в прорезь, проделанную в корпусе инструмента.
– Погляди вон туда, – указал Никита, помогая Вере навести трубу на островок, разделявший течение реки на два рукава, которые огибали его, а затем соединялись вновь. – Там очень старый монастырь, видишь? А при монастыре – католическая гимназия. Учащиеся прибывают туда на пароме.
– Ага, вижу! – обрадовалась Вера.
– Слушай, Кит, почему ты все-таки переехал сюда? – не удержался Алексей от вопроса, который, судя по всему, давно его интересовал.
– Сам видишь, тут благодать для художника, – глядя вдаль, ответил тот. – Погода тут очень изменчива. И во мне всякий раз что-то меняется вместе с ней.
– Да, один Бог знает, что меняется вокруг оттого, что каждый из нас живет на этой земле! – неожиданно сказал Алексей, глубоко вздохнув.
Вера прижалась к нему, точно ища защиты, и он нежно ее поцеловал.
А Никита, заметив в друге эту неподдельную нежность, улыбнулся, и во взоре его засветилась радость.
Они пустились в обратный путь, притихшие и умиротворенные. И каждый не сомневался в том, что прогулка эта оставила в их душах неизгладимый тайный след…
10
На следующий день Вера проснулась рано – всю комнату затопил мерцающий солнечный свет. Она поднялась, накинула халатик и на цыпочках прокралась в мастерскую – к двери на балкон. Распахнула ее и замерла в немом восхищении – фасад с балконами выходил прямо на набережную, и с него открывалась изумительная картина прибрежных холмов с их виноградниками и маленькими городками, потонувшими в зелени. А прямо под ногами, отделенный от дома расстоянием в каких-нибудь десять метров, мчал свои воды бурный поток…
Минут через пять к Вере присоединился Алеша. Она почувствовала его руки на своих плечах и, смеясь, обернулась, указывая рукой на воду:
– Гляди-ка, гагары ныряют!
По чистому голубому небу ветерок гнал золотистые облака – все предвещало великолепный день! За их спинами бесшумно вырос Никита.
– Господа, пожалуйте кушать! – возвестил он торжественно.
Завтрак был уже на столе. Помидоры, нарезанные кружочками и залитые майонезом, три вида колбас, уместившиеся на блюде среди живописно разложенной зелени… Камамбер, йогурты и подсоленный творожок с луком и зеленью в аккуратной коробочке…
– Никита, ты так нас избалуешь! – восторгаясь, воскликнула Вера, целуя хозяина. – Сегодня обед приготовлю я. Не возражаешь?
Все уселись за стол, и с едой было покончено в два счета.
Отхлебывая крепкий горячий кофе, Алеша спросил Никиту:
– Ты проводишь нас до Обервинтера?
– Какие вопросы… Конечно, провожу! Ты говорил, у вас там дело какое-то?
– Да, в общем, дело все то же… Ольгу мы ищем!
– Только на сей раз – вдвоем… – вставил Никита, вновь, как и накануне, с интересом глядя на Веру – что за странная женщина…
Никита знал о существовании Ольги только по рассказам Алеши – сам он ее ни разу не видел. В прошлый приезд друга, когда тот, узнав о внезапном исчезновении жены, пустился на поиски, Алексей показывал Никите ее фотографию. На сей раз, предваряя свой приезд телефонным звонком, Алексей ничего не сообщил о цели путешествия. Он рассказал об этом только теперь, сидя за завтраком. А Вера в свою очередь поведала о той ночи в Москве, которую они провели вместе с Ольгой. И не скрывала того сильнейшего впечатления, которое произвела на нее эта встреча…
Алексей тоже слышал этот рассказ впервые. Он курил, глядя на Веру и в который раз изумляясь силе, которая была скрыта в ней, – так искренне восхищаться соперницей… Нет, это было ему не понятно…
На Никиту, надо сказать, вся эта история произвела не меньшее впечатление.
– Да, ребята, – он покачал головой, – ну и дела! Отродясь такого не слышал! Подобное только в романах случается, но чтоб в жизни… Да ты героиня! – улыбнулся он Вере. – Чтобы отважиться на такое… Не каждый мужик в себе силы найдет. Я знаю, где находится в Обервинтере балетная школа. Прямо туда и пойдем.
Обервинтер привел Веру в состояние тихого умиления. Она, впрочем, как и Алексей, впервые оказалась в старинном маленьком европейском городке, каждый из которых мил по-своему, имеет свое лицо и свое особое очарование.
К несчастью, балетная школа была закрыта.
– У них, наверно, каникулы, – предположил Алексей, но Никита возразил, что еще пару дней назад, прогуливаясь в здешних краях, заметил стайку учениц с неподражаемой балетной походкой, которые спешили сюда на занятия.
– Давайте немного пройдемся вдоль Рейна, – предложил он. – Часок погуляем и вернемся – может быть, нам все-таки повезет.
И они отправились на прогулку. Рейн с шумом мчал свои воды, легкие тучи исчезли, и солнце сияло вовсю – словом, погода стояла чудесная.
– Повезло вам! – радовался Никита. – Иногда тут такие фортели вытворяет погода… закачаешься! Говорят, иностранным западным дипломатам, приезжающим в Бонн, даже какую-то добавочную сумму выплачивают. Вроде молока за вредность, что у нас выдают на предприятиях. Считается, что климат здесь плохой – очень резкие перепады давления. То затишье, то буря…
– Как в нашей жизни… – тихо заметила Вера. – Какие скалы причудливые! – махнула она рукой, указывая на противоположный берег. Там высилась гряда отвесных сланцевых скал.
– А с этим местом связана одна легенда…
– Какая? – хором воскликнули Вера с Алешей.
– Легенда о Лорелее и черте.
– Как? На этом месте Лорелея кинулась со скалы в Рейн? Неужели на этом самом месте?! – От восторга Вера вцепилась в Алешину руку.
– Нет, то место чуть дальше в сторону Франкфурта, мы до него еще доберемся. Бросившись со скалы, Лорелея, как вы, наверное, знаете, не погибла, а превратилась в русалку. Ну а всякая уважающая себя русалка, как водится, завлекает легковерных сумасбродов, покоренных ее пением. Они только и делают, что как камешки бухаются к ней в воду и, естественно, гибнут в пучине. Ну вот! Как-то раз проплывал в здешних местах черт. Но, подплыв к скале, где обыкновенно любила восседать Лорелея, он понял, что река для него тут слишком узкая – не проплыть! Он уперся спиною в утес, а ногами – вот сюда, где мы с вами стоим, то есть в противоположный берег. И принялся скалы расшатывать – чтобы реку расширить… А тут – вот тебе раз – пение! Она, значит, красавица Лорелея! И смутно сделалось на душе у черта… захотелось любви… Так бы взял эту диву да с собой уволок. Очень он распалился – любовный пыл его захватил настолько, что даже дым повалил. Однако над Лорелеей он был не властен! Да-а-а. И как только закончила она свою песню, черт сломя голову улепетнул, не помня себя от радости, что ноги унес! С тех пор не отваживается и близко подходить к этим местам – боится рейнской сирены. Только на скале – видите, вон там – остался его силуэт, черный, выжженный.
– Выходит, с дамами шутки плохи! – хмыкнул Алеша. – И черт от них шарахается, и дракона они приручают… На поводке водят, как таксу какую-нибудь…
Никита нахмурился, скулы его обозначились еще резче, и, ничего не ответив, он принялся изучать громадный рекламный плакат, установленный на щите у дороги.
Вера поняла, что ему был неприятен фривольный тон, с которым Алеша отшучивался, поминая его работу. И она поспешила разрядить обстановку:
– Алешенька, у меня сигареты кончились. Вон там, кажется, автомат с сигаретами…
– Возьми мои, – предложил тот, протягивая ей пачку «Кэмела».
– Нет, эти для меня слишком крепкие. Возьми «Кент» или «Мальборо». В общем, что-нибудь помягче…
Алексей согласно кивнул и не спеша направился к автомату.
– Никита, ты знаешь… – Вера задумчиво глядела на шумные воды реки, и в голосе ее послышалось скрытое волнение. – Я все время думаю о нашем разговоре… там, в лесу, на вчерашней прогулке. Твои слова о губительной природе творчества. И о любви… которая одна лишь способна уберечь человека, творца от саморазрушения…
Никита молча кивнул, очень серьезный и сосредоточенный. И Вере показалось, он был рад, что его мысли, высказанные тогда, не пропали даром и отозвались в чьей-то душе.
– И вспоминаю другой разговор, с другим человеком, – продолжала она. – И мысли этого человека по камертону удивительно совпадали с твоими. Мысли о том, что настоящий художник, творя, сгорает и не противится этому. Потому что этим огнем, как бы жертвенным пламенем, он сумеет осветить хоть кусочек мрака! И я видела, что человек этот не просто говорит так – он так живет! Это меня потрясло тогда.
– И кто же этот человек? – глухим, сдавленным голосом спросил Никита, и Вера почувствовала, как он весь напрягся в ожидании ее ответа.
– Этот человек – Ольга. Знаешь, я видела, как она танцевала, – я говорила об этом вчера. Но я не сказала, что танец ее был не просто танцем – он был молитвой.
Он был актом любви… Самозабвенной, пламенной любви к людям… и к Богу.
Никита поднял на Веру глаза. Они сияли. И она догадалась, что слова ее были для него чем-то необычайно важным… Они были бальзамом для его одинокого сердца. Вестью о существовании близкой души.
– Хорошо… – опустил он взгляд, – как хорошо, что ты мне об этом сказала! Неужели… – Он не докончил, задумавшись так глубоко, что вряд ли в эту минуту осознавал, где он и с кем находится. Он был сейчас далеко-далеко… В иных мирах… А быть может, в собственном детстве!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23