на человеке коротенькая синяя курточка, шапочка без козырька и лакированные туфли. Коридорный.
Теперь уже впятером они поднялись наверх, администратор отпер замок в двери триста семнадцатого, и процессия, проникнув внутрь, заняла зал двухкомнатного номера.
– Зачем мы здесь? – равнодушно поинтересовался управляющий и подошел к настенному зеркалу пригладить виски.
– В этом номере убит государственный чиновник. Деятель, как точно формулирует это статья Уголовного кодекса. На этой кровати, – он обратил внимание на еще не прибранную, засохшую в замысловатых красных бурунах простыню, – ему перерезали горло. В этой связи я хочу задать ряд вопросов должностным лицам гостиницы, имевшим к этому косвенное отношение.
– Это каким образом, скажем, я имел к этому отношение? – уткнувшись в следователя враждебным взглядом, поинтересовался начальник службы безопасности.
– Хороший вопрос, – заметил Тоцкий, щелкая кнопкой на папке. – Главное, своевременный и в порядке правильной очередности. Именно с вами я и хотел побеседовать в первую очередь.
На столик, упиравшийся в пол четырьмя ножками, исполненными в виде лап кого-то из семейства кошачьих, упал лист. Буквы принтерной печати на нем слегка выгорели, как и положено при длительном нахождении документа под стеклом при искусственном освещении, но заглавие читалось легко даже с высоты человеческого роста.
– Это «Инструкция начальнику службы безопасности гостиничного комплекса «Потсдам», подписанная Занкиевым С.С.
Занкиев снова посетил плацдарм перед зеркалом и на этот раз пригладил поручиковские усы. Обычно так демонстрируют присутствующим: ты – сам по себе, я тебя не вижу.
– Пункт четвертый «Инструкции», – Тоцкий подтолкнул лист к начальнику службы. – Что там написано?
И майор отметил, что тот ведет себя точно так, как и управляющий. Взрослый дяденька лет сорока по фамилии Дутов сунул руки в карманы, отошел к окну и уже оттуда, рассматривая скользящие по Шаболовке авто, заговорил: «Начальник СБ отвечает за безопасность лиц, проживающих в гостиничном комплексе, включая и ночное время, если те находятся внутри гостиничного комплекса».
– Хотите взвалить вину на персонал? – вдруг спросил Занкиев. – Мы сделаем господину Дутову выговор за халатное отношение к службе. Но не его же вы собираетесь обвинять в убийстве?
– Как вы сказали? – тихо процедил Тоцкий. – Взвалить? Нет. Взваливать не хочу. А если взвалю, предупреждать не стану. Вы это мгновенно почувствуете на своих плечах. Но до вас очередь, Занкиев, еще не дошла. Сейчас имеет право отвечать Дутов.
И все-таки он не сдержался. Почувствовал это сразу, едва закончил говорить. Хотя, возможно, он имеет на это право. Уважительный тон одного из участников разговора обязывает каждого действовать в той же манере. И никак не приглаживать перед зеркалом усики недобитого коммунистами поручика и не погружать руки в карманы, отходя к окну в тот момент, когда к тебе обращаются.
– Дутов ответит, – пообещал Занкиев. – Но за свои действия отвечать будете и вы. Разница в том, что Дутов ответит перед вами, а вы – перед… Вам хорошо известна фамилия Лейников?
– Фамилия заместителя кафедры философии МГУ мне известна хорошо, – чувствуя в воздухе какое-то напряжение, ответил Тоцкий. Оперативный нюх майора стал улавливать какие-то неприятные нотки тревоги в воздухе, но Тоцкий не мог понять, откуда они исходят. Вынув из кармана телефон, он набрал номер и посмотрел на Занкиева.
На стене тикали часики, по которым совсем недавно сверял время Сидельников, отрабатывая армейские нормативы по подъему и отбою, на кровати по-прежнему бугрилась простыня, Занкиев продолжал гладить шерстку под носом, и в номере все сильнее отдавало какими-то нечистотами. Сквозь пропитанный ароматами «Арманомании» и «Кензо» воздух до внутреннего обоняния Тоцкого доносились импульсы неуюта.
– Слушаю, – наконец-то отозвался вызываемый.
– Тимофей Тимофеевич, это Андрей. У вас все в порядке?
– Да, Андрюша, – приветливо отозвался голос. – Сегодня со мной произошла презабавнейшая история. Приеду – расскажу!
– Лучше сейчас, – попросил Тоцкий, не сводя глаз с откровенно скучающего Занкиева.
– Семинар через минуту… Ну, да ладно. Представляешь, приходит ко мне сегодня молодой человек и предлагает пятьсот долларов за четверку в зачетке. Открыто, не стесняясь, представляешь? – Тоцкий услышал в трубке задорный смех, свидетельствующий о том, что такие номера со старым профессором не проходят. – Но самое удивительное заключается том, что я его впервые вижу!
– Я понял, – Тоцкий через силу улыбнулся. – До встречи, – и сложил телефон. – Вот, оказывается, чем вы были сегодня заняты.
Последнее относилось уже к Занкиеву, который впервые за все время проявил на своем лице живой интерес.
– Мы так и будем разговаривать в присутствии прислуги?
– Для вас это прислуга, а для меня понятые.
– Это одно и то же, – не задержался с ответом Занкиев. – Если бы они вышли до того момента, когда вы начнете осуществлять оперативно-следственные действия, наш разговор был бы более продуктивен.
«Школа», – уверился Тоцкий, кивая коридорному и дежурному администратору на дверь…
– Дай угадаю, – попросил, прервав рассказ майора, Кряжин. – Когда вы остались втроем, господин Занкиев выразил разочарование по поводу того, что лучшие сотрудники гостиницы томятся в тюрьме, в то время как зверь, перерезающий людям горло, гуляет на свободе и жирует. А без Яресько механизм гостиницы вообще заклинит уже через несколько часов. И, поскольку они уверены в невиновности своих подчиненных, а объяснить это Кряжину нет никакой возможности – решительно никакой, – они решили, что ситуацию в силах урегулировать тот, кто занимается при следователе непосредственным сыском. Должность и опыт Тоцкого достаточны, чтобы сыграть на его авторитете, а потому они решили… Кто такой Лейников Тимофей Тимофеевич?
– Это мой тесть, – сказал майор.
– Ловко. Господин Занкиев предупредил Тоцкого о том, что в жизни профессора Лейникова могут наметиться значительные перемены. Слишком резво начато, ты не находишь?
Тоцкий находил. Выслушав Занкиева со вниманием, он с минуту молчал, после чего повернулся к окну:
– Дутов, переместитесь наконец к столу. Пока я не переместил вас к Петровке.
Занкиев попросил вывести коридорного и дежурного администратора, оставив в номере начальника своей службы безопасности. Он вывел прислугу, а получилось, что – понятых. То есть – свидетелей разговора. Дутов передвинулся нехотя, не вынимая из карманов рук, а Занкиев пошел еще дальше.
Он приблизился к столу, сунул руку в карман и вынул конверт так быстро, словно тот сам заскочил в его ладонь.
– Андрей Андреевич, – сказал управляющий, зачем-то отодвигая в сторону Дутова и занимая его место, – моя гостиница – эталон законопослушания и высокого качества услуг. То, что произошло внутри ее стен, не укладывается в ее обычный быт.
Тоцкий уже почти был уверен в том, что за дверями стоят люди Занкиева. Все развивается в рамках плохого сценария, на качество которого у сценариста не хватило времени. Размышляя, как далее будет происходить дача взятки, что прозвучит в просительной части и как действовать при возможном появлении в номере непрошеных гостей, майор поднял со стола папку и поместил ее под мышку. И почувствовал, что остался в гостинице один напрасно.
Между тем Занкиев не делал никаких попыток усугубить ситуацию, а просто положил конверт поверх «Инструкции». Поверх «Инструкции»… Тонкий жест, далеко идущий.
– На Павле Марковиче была завязана вся организация работы гостиницы. Он честнейший из людей. Зачем мучить хорошего человека?
– Что-то вы о Колмацком ни слова, – заметил Тоцкий.
– На Колмацком не завязана организация работы всей гостиницы.
Майор подошел к столу, склонился над конвертом и, слушая затаенное дыхание присутствующих… вырвал из-под конверта «Инструкцию».
– Я вам сообщу, – сказал он и вышел из номера.
– Мне нужно было время, чтобы предупредить Лейникова, – объяснил он Кряжину.
Да, это были издержки «одиночного плавания», в которые изредка пускаются оперативные работники МУРа. Однако изредка, недооценив способности и направление удара противника, они попадают впросак и – честь им и хвала за это – выбираются сухими из воды.
Получилось следующее. Поняв, что в гостинице что-то случилось (либо давно готовясь к этому), Занкиев все утро и половину дня провел в работе. Выяснял, кто возглавляет следственно-оперативную группу, возможно, даже выяснял в Генеральной прокуратуре, правомерна ли она, то есть – вынесено ли Генеральным постановление на ее создание, и, когда понял, что руководит ею Кряжин, тут же переориентировал свои интересы на более доступное лицо – Тоцкого. О нем, по крайней мере по Москве, в криминальных и чиновничьих кругах легенды не ходят, а прогибается он перед ситуацией или нет, это еще проверить нужно. И проверка состоялась.
Несомненно, Занкиев положил на это уже немало сил. И вряд ли теперь намерен отступать. Вопрос: зачем ему это все нужно?
Он делает попытки вынуть Яресько из следственного изолятора, словно администратор является родным братом управляющего.
Кряжин выдохнул в воздух струйку белесого дыма и успокоился. В конце концов, ответ и на этот вопрос поможет понять, почему дело получило гриф высокой сложности и особой важности. В конце концов, именно по этой причине оно и передано для расследования старшему следователю Генпрокуратуры.
– Лейникова – в отпуск, в деревню. У Лейникова есть на примете деревня? Так вот, справку из поликлиники – и туда. Сердце. Нужен максимум свежего воздуха и минимум незнакомых студентов с зачетными книжками в руках. А Яресько можно отпускать. Не потому, что Тоцкий влип. Пусть сам выкручивается опер. Не дело это – по гнездам разврата в одиночку шататься. Потому что наговорил Павел Маркович под запись магнитную и бумажную столько, что сейчас он скорее на стороне следствия, нежели управляющего. А чтобы ввести в стан неизвестных пока врагов (Занкиев – не факт) подругу-непонятку, нужно сделать так, чтобы и рыбу съесть, и кости сдать.
И Кряжин спустя полчаса уже подписал у Генерального рапорт о необходимости направления в Мининск двоих сотрудников МУРа для выяснения двух вопросов. Чем занимался господин Резун на посту губернатора, исполняя функции оного, и чем увлекался на досуге.
Вопрос третий советник в рапорте указывать не стал, он шепнул его в кабинете на ушко сыщику при работающем вентиляторе и шуме, прорывающемся сквозь приоткрытую наискось створку пластикового окна: а не совмещал ли господин Резун служебные обязанности с хобби, коим и увлекался в часы досуга.
И вечером того же двадцать четвертого сентября, через два часа после того, как из ИВС вышли растерянные Колмацкий и Яресько, Тоцкий и Сидельников уже пили минеральную воду в самолете, уносящем их на север.

Глава вторая

Яресько сначала не верил в то, что случилось. Выйдя из изолятора на улицу со шнурками и брючным ремнем в руках и копией постановления об освобождении, он с минуту постоял перед зданием на Красной Пресне, потом двинулся по улице.
Присел на лавочку, вдел шнурки и направился дальше. Потом вспомнил о ремне, вдел и его.
Потом вспомнил о деньгах и остановил машину частника.
Павел Маркович дураком никогда не был, разве что только сегодня, когда, удрученный показаниями негодяя коридорного Колмацкого… бывшего коридорного негодяя Колмацкого! – наговорил следователю гадостей. Гадостей, как он окрестил свои показания, по его представлению, хватало лет на пять срока каждому из упомянутых. А что было делать? Советник Кряжин, как честный человек, не имеет сейчас права предавать огласке эти воспоминания Колмацкого. Зачем ему это делать? От того, что Яресько рассказал, он может так же легко отказаться. Давление, оно было. Чудовищное давление было на ни в чем не повинного Яресько. Сначала администратора, конечно, били опера.
Администратор воровато оглянулся и вошел в пахнущий сыростью двор. Еще раз посмотрел по сторонам, уперся руками в стенку с выщербленным кирпичом и несколько раз вскользь ударил ее своей височной частью. Из рассеченной брови хлынула кровь.
Яресько испугался. Ему в зрелом возрасте лицо никогда не били, а потому откуда, спрашивается, администратору «Потсдама» было знать, что из рассечения на твердых участках головы крови порой бывает больше, чем от ножевого ранения в грудь.
Она, алая, лилась ручьем и заливала одежду. Яресько стирал ее платком, возвращенным в дежурной части, и холодел от той мысли, что не хватало еще от кровопотери потерять сознание и оказаться доставленным в больницу как жертва уличного нападения.
Кровь перестала течь, и администратор решил выгулять часов пять, пока она засохнет, чтобы со спокойной душой отправляться в судебно-медицинскую экспертизу. Пусть снимут побои.
На чем он остановился? Ах да, били опера. Кряжин, следователь, тот не бил. Он курил ему в лицо, опершись ногой в стул, на котором сидел Яресько, и говорил препакостнейшие вещи. Мол, сознаваться в убийстве нужно. Мол, управляющего уличать. Куда, мол, деньги и золото Резуна дел? Нет, нет, о золоте – ни слова. Цепь-то какая на шее осталась… Просто – деньги. Где, мол, кричал Кряжин, деньги? Сука, мол.
И тут он вспомнил о своих деньгах. Вернули все до последней копейки: пять тысяч семьсот двадцать три рубля пятьдесят копеек купюрами и мелочью и двадцать евро купюрами. И ключи от квартиры вернули, и «Ролекс» золотой, и перстень с александритом, и платок. Но платок уже весь мокрый, и Яресько выбрасывает его в урну.
Колеса завизжали, машина остановилась.
– Куда едем, командир?
– На Большую Оленью, – буркнул администратор, падая на переднее сиденье.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6