Устал я, как собака, Антон Павлович. Десять месяцев без перекура…
Струге согласился. Он сам-то из отпуска вышел лишь два месяца назад, а что такое работать в процессах год без перерыва, знал не понаслышке. Разговор ушел в сторону, благо тем хватало внеправового поля. И продолжался до выхода из станции метро на проспекте Вернадского. Теперь, когда Струге убедился в том, что, познакомив с Меньшиковым, судьба скрасила его одинокое существование в самом большом городе страны, он был спокоен. Однако это спокойствие длилось лишь до того момента, когда новые хорошие знакомые появились перед входом в гостиницу. И тогда Антон вспомнил слова друга детства, прокурора транспортной прокуратуры Тернова Пащенко. Тот произнес их в трубку, предварительно извинившись, что не сможет проводить судью на вокзале:
– Струге, вы – носитель штаммов неприятностей. Остерегайтесь в Москве всех мест, где свет тускл, а прохожие – подозрительны. Когда вы не в мантии, ваш внешний вид напоминает мытищинского авторитета. Москва – не Тернов. Там сначала мозги вышибут, а потом начнут устанавливать личность и решать – нужно было мозги вышибать или погорячились… И это… На Тверскую не заглядывай. Через нее даже бабушки переходят не просто так, а со смыслом. Так что не стоит им помогать и спрашивать, что им еще нужно. Что им нужно, я тебе по приезде расскажу…
Струге тогда запомнил лишь вторую часть наказа. Сейчас же, видя перед крыльцом «Кометы» белую «Газель» с синей надписью «Прокуратура РФ» и «Мерседес» ГУВД Москвы, он дословно вспомнил часть первую.
Заволновался и Меньшиков. Это означало, что Струге ошибиться не мог. Двое судей одновременно никогда не ошибаются. Эти автомобили привезли не новых постояльцев. Глядя на сосредоточенные лица заполнивших холл людей в штатском, Струге сделал единственно верный вывод. Слова Пащенко оказались пророческими. Теперь оставалось убедиться – насколько.

Глава 2

Войдя в холл, Струге и Меньшиков тут же попали в поле зрения заполнивших зал людей. Судя по всему, основное действо происходило на каком-то из верхних этажей, так как на первом суетились молодые сотрудники. Окинув их взглядом, Струге сразу понял, что перед ним оперативники из уголовного розыска.
– Куда вы направляетесь? Ваши документы?
– Мы судьи, – ответил Антон, вынимая из кармана удостоверение. – А направляемся в свой номер. Если позволите, конечно…
– На каком этаже вы проживаете? – не унимался сыщик лет тридцати на вид. Из команды внизу он, вероятно, был старшим.
– На десятом, – не глядя на чересчур серьезного оперативника, Струге обошел его и направился к лифту.
– Вам придется подождать, – заметил парень. – Туда нельзя. Что в сумке?
Антон насупился. Он не знал, каковы взаимоотношения между различными ведомствами в столице, но то, что в остальных субъектах Федерации милиционеры с судьями так не разговаривают, было ему известно наверняка. Впрочем, может быть, он зря на Белокаменную грешит. Возможно, что Струге был первым из судей, с кем пришлось столкнуться этому молоденькому сыщику? Как бы то ни было, судья Струге прекрасно знал свои права. Плох тот доктор, что не может излечить самого себя, и плох тот судья, который не может защитить свою честь. Глянув удивленным взглядом на Меньшикова, который уже начал расстегивать «молнию» на сумке, Струге остановил его движение рукой и наклонился над парнем. Ему это удалось легко – сыщик, несмотря на свои восемьдесят килограммов веса, имел рост чуть более ста шестидесяти сантиметров. Этакий решительно настроенный толстячок из мультфильма «Следствие ведут Колобки»…
– Я подожду, когда мне придет это в голову. – Струге говорил тихо, наклоняясь над дерзким милиционером все ниже и ниже. – Уж не собираетесь ли вы мне дорогу преградить? Или вам еще раз продемонстрировать удостоверение? Вы успели прочитать мою должность или нет? Там написано – СУДЬЯ.
Толстячок действительно первый раз сталкивался с судьей в быту…
– Ну и что? – сморозил он первое, что приходит в голову растерявшимся людям. – А если у вас в сумке взрывное устройство?
– Значит, вам не повезло, – усмехнулся Струге. – Я подорву его там, где захочу. Потому что вы в мою сумку нос не сунете. Права не имеете. Подойдите к своему старшему и расскажите об этом возмутительном случае. Он вам, для общего развития, даст что-нибудь почитать о судьях. Пойдемте, коллега…
Последнее относилось к Меньшикову. Уже в лифте тот признался:
– Черт, я растерялся. Кстати, спасибо, что выручил…
– В смысле? – не понял Струге.
– У меня удостоверения нет!
В ответ на изумленный взгляд Антона он пояснил:
– Дома, в Воронеже, забыл, будь оно проклято!.. У нас завтра судья в командировку в Москву летит. Я попросил, чтобы привез. Надо же так лопухнуться…
– А как же ты в гостиницу устроился?
– Здесь устроиться не в лом. Паспорт предъявляешь, и дело с концом. Черт, я не думал, что оно понадобится в первый же день…
Струге махнул рукой, сказав, что дело не в удостоверении, а в способности его владельца не позволять себя «щемить». Теперь хоть никто нигде не скажет, что судьи в гостиницу шли с пивом. Если разобраться, то это самый настоящий детский сад. Судьи пьют пиво и водку так же, как и все нормальные люди. И так же, как всех ненормальных, злоупотребляющих этим, их могут отстранить от исполнения служебных обязанностей. Все зависит от степени любви к той же водке. В сумке – четыре бутылки пива. А разговоров будет, будто судья из Тернова шел впереди с полной авоськой «Столичной», а сзади него корячился под двумя ящиками пива судья из Воронежа. А кое-кто еще вспомнит, что они вели с собой в номер девок. На следующий же день распространится слух, что оба поймали триппер и в пьяном виде, обнявшись, прыгали с моста, в «ельцинских местах», в Москву-реку. А все потому, что – СУДЬИ. Именно по этой причине никто и никогда не видел, как судья Струге в Тернове покупает на улице пиво. Он делал это вечерком и непременно у знакомого продавца. У того, который скорее умрет, нежели признается в том, что слышал когда-либо фамилию Струге.
И уж совсем не хватало, чтобы в сумке судьи рылись чьи-то руки. Если у российских судей еще и остались какие-то привилегии, так это – уважение к самому себе. К своей работе, правам и обязанностям. Так что пусть толстяк утрется. Еще никто никогда не вставал на пути Струге подобным образом.
Колобок сказал, что «туда», то есть на десятый этаж, где устроился Струге с Меньшиковым, «нельзя». Значит, что-то случилось именно на том этаже, на котором расселяют командированных на учебу судей. Им выделены десятый и двенадцатый этажи.
– И именно – на десятом!! – вырвалось у Струге. – Не на пятом или одиннадцатом! На десятом! На моем!..
Меньшиков, естественно, понятия не имел, что, произнося эти слова, звучащие, как проклятия, Струге вспоминал Пащенко. Поэтому и отреагировал, как дилетант:
– Да ладно… Мы-то тут при чем? Пусть землю роют…
Едва они появились в коридоре этажа, как к ним навстречу бросился незнакомый мужик в стильном костюме. Понимая, что милиция внизу не пропустит никого из посторонних, он предположил в солидном Струге самого главного из тех, кто сейчас распоряжался на этаже. Протягивая Антону какие-то бумаги с угловыми штампами, мужик торопился за судьей и тихо бормотал:
– Вот, посмотрите! Договор с районным отделением милиции об охране! Инструкция дежурным по этажам о недопущении в номера посторонних! Посмотрите, все расписались в ознакомлении! Я показал это начальнику следственной группы, а он, простите, схамил! Представляете, говорит: «Засунь все это в…»
Струге остановился:
– Я не имею к руководству над следственной группой никакого отношения.
Мужик исчез.
Подходя к единственной открытой двери в коридоре, Антон почувствовал, как сердце стало биться чуть более учащенно. Эта дверь была ему знакома. Утром ее никак не мог открыть неизвестный нервный мужчина. Струге отметил тогда, что в мужчине угадываются некие флюиды, свойственные членам судейского сообщества.
– Кто вы?
Перед Струге и Меньшиковым возник седоватый следователь прокуратуры. Сомневаться в этом не приходилось. На нем была синяя форма с погонами, на которых красовалось по два просвета и две больших звезды. В одной его руке была авторучка, во второй дымилась сигарета.
– Я судья Струге, из Тернова. Это – судья Меньшиков, из Воронежа. – Антон на недавно возникших правах нештатного лидера без задней мысли брал на себя ответственность за предоставляемую информацию. – Сегодня утром мы оба прибыли в командировку на учебу. Поселены в номер «тысяча двадцать четыре». Что здесь происходит, товарищ советник юстиции?
Следователь вздохнул:
– Происходят следственные действия и оперативно-розыскные мероприятия. Ерунда какая-то, если учесть то, что мы находимся в гостинице МВД… В номере «десять семнадцать» обнаружен труп человека с огнестрельным ранением. А при нем – удостоверение федерального судьи Ленинского районного суда города Мрянска.
– Мило, – заметил Струге. – А что, собственно… Простите, а вас как зовут?
Седовласый выпустил дым и протянул руку. Перед Струге был старший следователь прокуратуры Москвы Выходцев Борис Сергеевич. Теперь, когда знакомство состоялось, Антон попросил разрешения взглянуть на труп. Ему не давало покоя воспоминание об утреннем недоразумении в коридоре.
– С удовольствием, – следователь махнул рукой. – Я тут за гида с двух часов дня. Начальник ГУВД был, прокурор был. Все были. Кому надо и кому не надо. Одних лишь журналистов палкой внизу отгоняют. Все жаждут посмотреть на мертвого судью. Когда еще представится?..
Антон вошел в комнату – и вздрогнул. Перед ним, на полу, лежало бездыханное тело мужчины средних лет. Под дубленкой был виден дорогой строгий костюм темно-серого цвета. Белая рубашка, заляпанная на воротнике кровью, гармошкой собралась на груди. Галстук был отброшен в сторону и лежал на плече. Обычный пистолет, коим вооружены в России все силовые структуры, был стиснут в руке, как для стрельбы. Затвор «макарова» замер в крайнем заднем положении, а зияющее отверстие в рукоятке говорило о том, что магазина в момент выстрела не было. Был один патрон, который и позволил неизвестному судье из Мрянска переступить черту, разделяющую жизнь и небытие.
– Самоубийство? – глядя в закатившиеся глаза трупа, Антон искал ответ на свой вопрос.
Меньшиков не выдержал и вышел в коридор. Прижимая сумку к груди, он искоса смотрел на капли крови на полу комнаты.
– Восьмой по счету вопрос за сегодняшний день, – признался Выходцев. – И даю восьмой на него ответ – глубокие сомнения терзают мою душу. Вы до судейства кем работали?
Струге приблизился к трупу, неожиданно наклонился к мертвому лицу и втянул носом воздух. Выходцев, удивленно сдвинув брови, погасил улыбку. Незнакомый судья изо всех сил хотел помочь следствию и старательно играл роль Эркюля Пуаро.
Между тем Струге встал и вернулся на свое место.
– Это не самоубийство. – Потом, словно спохватившись, повернулся к Выходцеву: – Кем я работал? Следователем областной прокуратуры. Это убийство, Борис Сергеевич. И действовал тут либо новичок, либо профессионал, который хотел, чтобы вы догадались, что это замаскированное под суицид убийство. На лице трупа нет следов от несгоревшего при выстреле пороха. Потом, такое самоубийство предполагает наличие ожога на лбу от пороховых газов. Нет ни того, ни другого. Стреляли с расстояния в метр. Если, конечно, он застрелился, нажав на спусковой крючок большим пальцем ноги, тогда версия о суициде имеет право на жизнь. Но если учесть, что после выстрела этот парень должен был обуться, взять в руку пистолет, лечь на спину, и лишь после этого отойти… На вашем месте у меня никаких терзаний не было бы.
– Еще и прицелиться нужно было, – неожиданно для всех произнес доселе молчавший паренек в прокурорской форме.
Он сидел в кресле, сжимая руками толстую кожаную папку. На нем, как и на Выходцеве, была форма. У него в отличие от старшего коллеги на погонах вместо больших звезд горели маленькие. Судя по тому, что ни его, ни вошедших друг другу не представили, присутствие последнего здесь если играло какую-то роль, то очень незначительную.
– Н-да… – после некоторой паузы заметил Выходцев, поморщился и тут же объяснил: – Типа стажер мой. Полгода, как с юрфака… Кому-то ведь нужно их учить?
В ответ на вопросительный взгляд Струге мотнул головой – «нужно». И лучше всего начинать не с простой «бытовухи», а с убийства судьи в гостинице МВД! Выходцев незамедлительно добавил:
– Виктор Петрович, почитай протокол осмотра.
Виктор Петрович, поправив на носу очки, стал читать. Пользуясь этой паузой, заполненной звонким голосом юного следователя прокуратуры, Выходцев приблизился к Антону.
– Вы когда въехали?
– В пять минут седьмого я вошел в гостиницу.
– Откуда такая точность?
– В холле, напротив входных дверей, электронные часы. Как на проходной завода. Трудно не заметить.
Задумчивый Выходцев покусал губу и тихо произнес:
– Убийство Владимира Игоревича Феклистова произошло где-то в это время.
Струге отвернулся к стене, уводя взгляд в сторону. Прав, сто раз был прав Пащенко, когда уверял по телефону о возможности наступить в чужое дерьмо! Струге наступил в него, не прошло и часа!
– В десять минут седьмого этот человек был еще жив.
Сказав это, Струге понял, что он из собеседника превращается в свидетеля по уголовному делу. Понял это и Выходцев. Перед следователем стоял человек, который последним видел Владимира Игоревича Феклистова живым. Последним из тех, кто не желал ему смерти. Возможно, не желал…
– И я с ним разговаривал.
Меньшиков дрогнул и сделал неловкое движение. Стекло звякнуло, но бутылки «Гессер» выдержали испытание. Отвернувшись от него, Выходцев взял Струге под локоть.
1 2 3 4 5 6