Сразу делается подробнейшее сообщение об ошибке.
После тщательного изучения и обсуждения дежурный член клуба напоминает своим собратьям любимую поговорку: "Не ошибается тот, кто ничего не делает".
После этого он выкрикивает начало девиза:
- На ошибках...
И весь зал подхватывает:
- ...учатся!
И так три раза. Потом члены клуба расходятся. Теперь о другом клубе "белоручек". Белоручки на Ортисе - это не бездельники, не лоботрясы. Это школьники, которые так научились работать в производственных мастерских, что выходят оттуда с абсолютно чистыми, белыми руками. Это рабочие-белоручки, показывающие класс труда. Если сама по себе работа грязная, то школьник, если он хочет вступить в клуб белоручек, должен внести такое усовершенствование, чтобы работа стала чистой.
Большой популярностью пользуется клуб крикунов. Его девиз: "Не хотим тишины!" На дверях клуба табличка:
ПРОСЬБА ХЛОПАТЬ ДВЕРЬЮ
На стенах объявления: "Не соблюдать тишины!", "Тихий разговор воспрещен".
Вот они-то и проводят соревнования, об одном из которых ты читал в "Охе". Клуб крикунов посещают, понятно, все любители покричать. На заседаниях они так наорутся, что часто остаются без голоса. На следующий день в школах тишина. Так что в этом смысле клуб крикунов даже полезен. Я уж не говорю о том, что во время заседаний освещением они обслуживают не только себя, но и с десяток соседних комнат и кабинетов.
Значков они терпеть не могут. Зато носят ботинки со скрипом. Ботинки у них не только скрипят, но и пищат, звенят, хрюкают. Ботинки со скрипом заменяют крикунам знаки отличия.
К крикунам на Ортисе относятся со вниманием. Например, в школах можно встретить такое объявление: "Комната для крика на третьем этаже".
Иногда встречаются таблички:
"Здесь место для громкого разговора".
Или:
"Здесь можно спорить".
Таким образом, ортисяне где попало не кричат и не спорят.
Вообще таблички на Ортисе в большом почёте.
Ещё, когда мы шли по городу, мне бросилось в глаза: "Рвать цветы можно", "Деревья ломать!" и другие.
А запрещающих табличек нет.
- Такие таблички, как: "По газонам ходить не разрешается", "Цветы не рвать" - у нас были раньше, - сказал Кинечу. - Но потом один учёный где-то вычитал: "Запретный плод слаще" - и предложил сделать таблички не запрещающие, а всё разрешающие. И рвать цветы и ходить по газонам стало неинтересно.
В общем, опыт учёного оправдался. После этого появились надписи:
ЧЕМ МЕНЬШЕ ЗАПРЕЩЕНИЙ, ТЕМ МЕНЬШЕ НАРУШЕНИЙ!
Тайна одного названия
Для детских самоделок здесь выстроено специальное здание с выставочными залами и даже мастерскими. На фасаде вывеска: "Детская техническая выставка".
Но когда мы с Кинечу вошли туда, я так и замер на пороге. У столов, верстаков и станков не было ни одного школьника. Строгали, пилили, резали и клеили взрослые ортисяне. Вместе с другими трудились здесь даже старички и старушки.
- А мы не заблудились? - спросил я Кинечу.
- Что ты! - отвечал он. - Мы пришли именно туда, куда надо, и в самый раз. Сейчас будут принимать самоделки. Видишь очередь.
У стола, в углу, толпилось несколько престарелых ортисян. А за столом сидел мастер - единственный школьник на всю мастерскую.
Первым подошёл старичок.
- Фамилия? - спросил мастер.
- Венера Рябчикова, - ответил старичок.
- Класс?
- Четвертый.
- Самоделка?
- Бумажный фонарик.
Мастер взял из рук старичка фонарик.
- Клеем сильно заляпан. Вы что, первый раз участвуете, дедушка?
- Четвёртый, внучек. Я же сказал, что Венера учится в четвёртом классе.
- Ладно, приму. Следующий!
Подошла старушка.
- Фамилия?
- Плутон Сиротинский, деточка.
- Самоделка?
- Планёр, деточка. Планёр вот на старости мастерить довелось.
Больше я не выдержал:
- Здесь что, маскарад какой?
- А разве у вас не проводятся такие выставки? - удивился Кинечу.
- У нас самоделки готовят сами дети.
Кинечу посмотрел на меня удивлёнными глазами:
- Сами? Дети?! Постой-постой! Так, может быть, потому выставка и зовётся детской? А мы-то сколько голову ломали! Почему, думаем, детская, если школьники к ней никакого отношения не имеют? Значит, сами?
Кинечу так обрадовался, что, забыв, обо мне, убежал с выставки.
На следующий день в "Охе" появилось сообщение:
"Разгадана тайна названия детских технических выставок. Детскими они зовутся потому, что на других планетах, в частности на Земле, самоделки мастерятся самими школьниками, а не их родителями. Возможно, что в далёком прошлом и на Ортисе было так же, как у наших соседей. Тысячи ортисян-родителей могут вздохнуть теперь свободно и заняться своими делами на радость детям, которые тоже устали от излишней опеки взрослых".
Дорогой Степа! Прочитай это письмо Фетисовой Лене. А ещё лучше - её маме.
Письмо девятое
Живой эксплуататор
Пишу о встрече с ортисянскими учениками. Попотел, признаться, на славу. А все из-за вас, моих дорогих земляков.
Сначала всё шло хорошо. Ещё бы! Похвастаться перед ортисянами было чем! Одним размером нашего Великого, или Тихого, океана я мог сразить ортисян насмерть. А гора Джомолунгма - почти девять тысяч метров! А Марианская впадина - одиннадцать с лишним тысяч метров! До таких высот и глубин не додумались даже ортисянские фантасты.
С этого я и начал. Ортисяне, не переставая, били себя кулаками по лбу и приговаривали:
- Вот это да!
А я им, чтобы не успели опомниться, о мамонтовой секвойе в пятнадцать метров в диаметре, о японской курице с хвостом в семь с половиной метров...
Кто-то принёс ирвен.
"Ах так! - рассердился я. - Не верите?" - и рассказал им об Антарктиде. О том, что лёд в Антарктиде толщиной до семи километров, мороз до 89 градусов, а что советские учёные живут там и в ус не дуют.
Слушали меня с открытыми ртами. Слушали и смотрели на ирвен. Цветку, конечно, хоть бы что.
Я ничего не выдумывал.
В общем, эта часть встречи прошла с триумфом. Потом посыпались вопросы. Сначала так себе, о пустяках. И вдруг кто-то спросил:
- А правда, что школьную мебель делают вам старшие?
Спросил, будто из брандспойта в меня шуганул.
- Да стоит ли о какой-то мебели говорить! Я лучше о наших спутниках расскажу.
Только ортисянин не поддавался.
- Отвечай на вопрос! - попросил он. - Сами делаете мебель или взрослые за вас отдуваются?
Пришлось сознаться:
- Старшие делают. Нам не доверяют.
- А правда, что у вас есть няни? Вы зовёте их не то техничками, не то уборщицами?
- Есть и уборщицы. Только это не няни, а такие работницы, которые должны убирать в школе.
- А вы разве не должны?
Что я мог ответить на это? Конечно, должны.
- А почему не убираете? Может быть, тоже не доверяют?
С меня - пот градом.
- Стойте! - закричал председатель. - Вы мерите всё на свой аршин. А в их стране, может, эксплуататоры ещё не уничтожены.
- Уничтожены, - сказал я.
- А ученики? Ведь они же пользуются чужим трудом.
Крыть было нечем. Разве уборщицы не убирают за нас школы, чтобы мы учились в чистоте? Разве кочегары не топят котлы, чтобы мы учились в тепле? А кто работает дома? Кто моет полы? Стирает? Готовит обед? Как подумал я обо всём этом, так другого слова и не нашёл - эксплуататоры мы, Степка! Больше никто!
Так я размышлял, стоя перед ортисянами. А они прямо пожирали меня глазами. И я знал, что каждый из них после хвастается:
- А я видел живого эксплуататора!
Месть по-ортисянски
- А по-моему, - сказал Кинечу, - уборщицы вам просто за что-то мстят.
Я оторопел. Мстят? Наши няни-то?
- Не понимаю, - сказал я. - Ну, растолкуй, в чём дело?
А дело, оказывается, вот в чём. Лодырь на Ортисе, как и у нас, самый неуважаемый человек.
Так вот, однажды рассердились друг на друга Протон и Электрон. Этих имён на Ортисе не меньше, чем у нас Серёжек и Валер.
Протон был парень положительный, трудолюбивый. Его поэтому все уважали и любили. За что рассердился на него Электрон, неизвестно. Известно, что он решил наказать Протона.
И что, ты думаешь, он сделал? Подкараулил за углом? Облил чернилами? Или подсказал неправильно? Ничего подобного!
Он пришёл к Протону и сказал:
- Забудем ссору. В доказательство своей дружбы я починю тебе автоштопаль.
Протон согласился.
Потом Электрон выстирал за него бельё. Потом несколько раз сварил обед. Дальше - больше. И вот уже Протон только командует:
- Сходи-ка, братец Электрон, в библиотеку. Сбегай-ка в кино за билетом.
Электрон, как золотая рыбка, исполнял любое желание.
И вот наконец он добился своего: сделал из Протона первоклассного лодыря. Сделал и оставил одного. Больше прислуживать не стал.
Протон взвыл. Делать самому ничего не хотелось. Он не мог заставить себя отутюжить брюки. Стал приходить в школу грязным и растрёпанным. Он разучился варить обед и вечно был голодным. Он и учиться стал хуже, потому что ни один лодырь ни в одной школе не был ещё отличником.
Кончилось тем, что Протон, пережив тяжёлые дни, написал книгу, которую назвал: "Месть по-ортисянски".
Начиналась и кончилась эта книга одной и той же фразой: "Хочешь наказать недруга - сделай из него лодыря".
Переубедить ортисян, Степа, мне не удалось. Они и сейчас убеждены, что уборщицы нам мстят. Мстят по-ортисянски.
В заключение встречи ортисяне показали свою школу.
Всё, что я увидел в школе, всё, кроме разве самих стен, сделано руками учеников. Парты, стулья, наглядные пособия, видеофоны, телевизоры, даже платья и костюмы-всё это вышло из школьных мастерских, Больше того, я узнал, что на Ортисе фабрики не выпускают игрушек. Заботу об игрушках взяли на себя дети, они же мастерят всю мебель для садов и яслей.
Ученики сами следят за чистотой в школе и так любят убираться, что провинившихся в чём-нибудь наказывают не тем, что оставляют мыть полы и парты, а, наоборот, тем, что лишают этого удовольствия. Я сам был свидетелем спора двух учеников. Каждый из них старался уговорить другого сделать лёгкую работу, чтобы оставить себе потруднее.
Письмо десятое
Рассказ о первобытных учениках
После встречи с ортисянскими учениками, которая прошла, как тебе известно, не в мою пользу, меня пригласили посетить музей, чтобы написать хоть несколько слов в книге отзывов почётных посетителей. Я согласился.
Музей оказался не краевым, не историческим, а школьным. Только, осмотревшись, я страшно удивился: не попали ли мы случайно в кладовку, куда выбрасывают разбитый школьный инвентарь и разный хлам?
- Нет, - сказал Кинечу, - мы в музее. Вот это, Степка, музей! Представь себе такие экспонаты: изрезанная ножом парта, кирпич, исписанный мелом, истрёпанные учебники... И только потому, что это не валяется, как на свалке, а чинно расставлено по полочкам и столам, - всё это зовётся не хламом, а экспонатами, сама же кладовка - музеем.
Явился экскурсовод и повёл нас по залам. Его речь я записал почти дословно.
- Как и всё на свете, школа имеет свою историю: своё прошлое, настоящее и будущее. Исторический кружок, изучая прошлое школы, сделал немало открытий, имеющих большую историческую ценность. Так, ему удалось установить, что в своё время школа переживала свой первобытный век. Первобытные ученики имели школы не хуже наших, занимались за партами, знали о наглядных пособиях, о меле, карандаше и ручках. Но они ещё не умели пользоваться всем этим богатством.
Вот часть парты, найденная нашими археологами. Обратите внимание на рисунки, вырезанные на" крышке. Они, по-видимому, сделаны на уроке резьбы. Из этого следует, что наши предшественники не знали настоящего назначения парт.
Пройдёмте дальше. Вот перед вами несколько кирпичей от жилого дома. Они исписаны мелом. Вывод напрашивается сам собой: либо тогдашние ученики не знали, где и как пользоваться Мелом, либо в школах не было классных досок. Ученики вынуждены были писать прямо на стенах. Возможно, что стены в классах окрашивались в чёрный цвет, но доказательств этому пока обнаружить не удалось.
Любопытна вот эта надпись: "Петя + Нина = любовь". Члены исторического кружка на основании этой надписи утверждают: когда-то грамматика и арифметика не были самостоятельными науками. Была одна наука, изучающая и правописание и арифметические действия. Правда, до сих пор не удалось. установить, как называлась эта наука - "грамметика" или "арифматика". Исторический кружок продолжает исследования, и, конечно, они увенчаются успехом.
Но пойдём дальше. Вот часть панели школьного помещения. Присмотритесь внимательнее: она вся испещрена письменами и формулами, причём сделаны они, видимо, карандашом. Возникает вопрос: имели первобытные школьники бумагу или нет? Если имели, то почему писали на панелях? А может быть, это вовсе и не панели, а специально окрашенные кирпичи, которые заменяли бумагу? Можно допустить и это. Но тогда встаёт ещё один вопрос: были у дикарей портфели и ранцы или не были? Ведь кирпичи, если они заменяли тетради, можно было носить прямо под мышкой - они не изомнутся и не истреплются.
В общем, все эти вопросы в стадии разрешения. Позднее появилась и бумага, но она целиком шла на учебники. Подойдите, пожалуйста, к этим полкам. На них вы увидите учебники, по которым учились когда-то. Выпускались они, как вы легко можете убедиться, неприглядными, плохо переплетёнными, из некачественной, зачастую замусоленной и рваной бумаги. Наши кружковцы сделали вывод, что бумажная промышленность в то время была не на высоте.
Удалось найти несколько сатирических газет. Надо отметить, что настоящей критики тогда не было. Отстающих учеников редколлегия должна была изображать только на черепахе, а лучших только на самолёте и ракете. Рисовать разгильдяев на осликах, на разбитой телеге или в калоше, по-видимому, строго запрещалось.
Большое распространение у дикарей имели подсказки и шпаргалки. Что такое подсказка? Это беспроволочная передача на расстояние звуков и сигналов с помощью губ, глаз, рук, носа, ушей. Понятно, никаких исторических памятников подсказка оставить не могла. От неё дошли до нас только воспоминания современника, а также поговорки: "С подсказкой водиться - что в лужу садиться", "На подсказку надейся, а уроки делай", "С подсказкой дружить - ума не нажить".
1 2 3 4 5 6