— Учитель, это возмутительно! Чтобы какая-то простокровка издевалась над священнейшей церемонией…
— Мартин, Хорса — не только истинница, но и мастер имён. Она может проводить наречение так, как ей заблагорассудится. К сожалению, Нина Витальевна невысоко ценит истинные имена, но это беда всех самоназванцев.
— Учитель? — Грюншайн смотрел на Поликарпова с обидой и недоверием.
— Я совершенно серьёзен, мальчик. Посмотри на её чакры и сам всё увидишь. А на будущее запомни — сканировать на дополнительных режимах надо любой новый объект, который попадет в твоё поле восприятия. Нина Витальевна, встаньте, пожалуйста.
Я поднялась со стула — Грюнштайн ещё слишком неопытен, чтобы сосканировать ауру сидящего людя. Побледнел от увиденного Грюнштайн резко и сильно — комбинации гойдо-начертатель-палач никак не ждал.
Вскочил со стула и Поликарпов, схватил меня за плечо.
— Ты что сделала?!
Я стряхнула его руку.
— Сядь.
Он подчинился. Заметил активированную нижнебрюшную чакру и Роберт.
— Зачем? — спросил он звенящим от напряжения голосом.
— Хотя бы затем, что теперь мне никогда и никого не придётся просить о прощальном милосердии. Это, герр фон Грюнштайн, — пояснила я Эрику, — когда добивают безнадёжно раненых, таких, что даже на озомбачку не годятся.
— Учитель? — растеряно переспросил Грюнштайн.
— Война жестока, Мартин. Зачастую смерть там милосердней жизни.
— Ты спятила? — разъярённый Роберт вскочил со стула. — «Вольная смерть» лишает возрождения. Теперь озомбачка невозможна, если тебя убьют, то уже навсегда, ты это соображаешь?! Зачем, Хорса? Из-за Люськи с Вероникой? Да засранки и плевка твоего не стоят!
— В том числе и ради них, — ответила я как могла ровно и спокойно. — И ради тебя. И ради Егора. Ради моих родителей. Слишком много в одуревшем от убийств Троедворье людей, которым небезразлична моя жизнь. А Люцин никогда не брезговал грязными играми вроде взятия заложников. Но это не тема для разговора при посторонних. Поэтому сядь и не ори. Дома всё обсудим.
— Егор тоже взял себе «вольную смерть»?
— Да.
Я села, выдернула из высокой керамической чашки новые палочки и подцепила кусочек мяса.
Сел Роберт, нервно разгладил салфетку и спросил ровным бесцветным голосом:
— Как ты активировала чакру?
— Упражнениями, предназначенными для регулирования сердечного тонуса. Широко известный комплекс «Восьмивратный терем», который есть почти в каждом незнанническом учебнике по динамическому цигуну. Покончить с собой, остановив сердце, легче и надёжнее всего. Да и безболезненно — так и ниндзя делали, и славянские витязи-волоховщики.
— Это простеньская разработка, — не поверил Поликарпов. — Она требует многолетних тренировок.
— Если делать «Терем» на основице, то да. Я занималась в нигдении. Там на овладение техникой требуется не больше месяца.
— Какой же Люцин дурак, — сказал Поликарпов, — что так долго недооценивал человеческую изобретательность. Чего стоит одна твоя идея спрятать «стиратель душ» в проточной воде унитазного бачка. Теперь вот это… Как ты вообще додумалась заниматься в нигдении цигуном, который основан на использовании энерготоков Земли?
— Но ведь сработало.
— Нина, зачем? — повторил Роберт.
— Мне нужна полная свобода действий. Теперь Люцину прижать меня нечем.
Роберт спрятал лицо в ладонях.
— Пора на самолёт, — напомнила я.
— Простите, — сказал Дитрих, — но что с Эриком? Разве он не едет в Троедворье?
— Нет, — ответила я. — Разрешения Люцин так и не дал. Иначе Сергею Ивановичу не было бы смысла сюда лететь. В Троедворье оборотней и без него хватает.
Поликарпов дёрнулся как от удара.
— Ну ты и стерва, — сказал он. — Могла всё с самого начала рассказать? Или думаешь, я бы отказался?
Роберт презрительно покривил губы.
— Я думаю, ты не дал бы ей и слова сказать, о чём бы ни шла речь.
— Ложь! — гневно сверкнул глазами Поликарпов.
— Разве? — саркастично усмехнулся Роберт.
Грюнштайны смотрели на разборку с недоумением и испугом.
— Дома доругаетесь, — оборвала я. — Поехали.
— Час пик, — сказал Дитрих. — Вы не успеете, все трассы забиты. Я открою вам телепорт.
— Нет, — покачал головой Поликарпов. — Идёт хнотическая буря. Портальный коридор будет нестабильным.
— Учитель, здесь нет нужды экономить магию, — ответил Эрик. — Я сделаю двойную фиксацию. Не прикасайтесь руками к стенам, и всё будет в порядке.
— Хорошо, — кивнул Поликарпов.
С телепортом Грюнштайны провозились больше часа. За это время мы бы как раз успели по кроми доехать, там нет никаких пробок. Роберт собирался взять напрокат машину, но Поликарпову не хочется обижать братьев отказом, так что добираться в аэропорт будем по-альянсовски.
— Нина, — подошёл ко мне Эрик, — во имя изначалия, скажите правду. Учитель… он… Он сам приехал или это вы его заставили?
Тёмно-зелёные глаза перевертня поблёкли от предчувствия неминуемых разочарования и боли. Очень сильной боли.
— Сам, — ответила я чистую правду. Отказываться Поликарпов действительно не стал бы. Другое дело, что выслушивать бы меня тоже не стал, но сейчас это не имеет никакого значения.
— Но долг благодарности… — начал Эрик.
— Надо было подстраховаться, — перебила я. — На тот случай, если мы нарушаем какой-нибудь из многочисленных кодексов волшебного мира. За действия под принуждением ответственности не несут.
— А как же вы?
— Я равновесница и наказатель в придачу. Это даёт гораздо больше привилегий и свободы действий, чем у дворовика, пусть даже и высшего ранга, — ответила я почти правду. Не разбирающийся в тонкостях троедворской жизни Грюнштайн поверил, с благоговением глянул на Поликарпова.
— Нина, если вы засвидетельствуете, что я умею жить на основице, я смогу стать серодворцем?
— Уважаемый Грюнштайн, там идёт война. Вы знаете, что это такое? Не словеса развесистые и красивые о Величайшей битве, а реальный бой — с размазанными по асфальту мозгами и со смердежом вывороченной магии. Вы когда-нибудь видели, как выглядит людское тело после попадания разрывной пули — мешанка из дерьма и мяса?
Эрик посмотрел на меня с недоверием.
— Война омерзительна, Грюнштайн. Особенно война бесцельная и бессмысленная.
Он отрицательно помотал головой и ушёл к брату. Почему-то альянсовцы и лигийцы вопреки очевидности верят в нужность нескончаемой троедворской бойни, искренне считают её Величайшей битвой за судьбу обоих миров, простеньского и волшебного.
Ко мне подошёл Роберт. Я пожала ему руку.
— Не надо так хмуриться, — попросила я. — Всё хорошо.
— Нина, — сказал он тихо, — ты простила меня?
— Конечно, простила, — сказала я прежде, чем успела задуматься о смысле вопроса и ответа. — Давно.
Он крепко обнял меня, уткнулся лицом в волосы.
— Только живи, — попросил он. — Долго живи. Пожалуйста. У меня ведь больше никого нет.
— Попытаюсь, — пообещала я, поцеловала его в щёку и пошла к телепорту.
Каркас портала едва заметно вибрировал. Несмотря на двойную фиксацию, наведение крайне ненадёжное. Телепорт получился плывучим. Это рискованно, но не слишком.
— Нет, — остановила я Грюнштайнов, — провожать нас не надо. По плывуну вы ходить не умеете.
Эрик гневно сверкнул глазами. Ему хотелось хотя бы одну лишнюю минуту побыть рядом со своим кумиром, и выслушивать предупреждения какой-то обезьянокровки лагвян не собирался. Грюнштайны вошли в портал вслед за Поликарповым.
Коридор телепорта коротенький — всегда только десять метров, на какое бы расстояние его не тянули. Идти недолго, но трясло немилосердно, резкими неровными толчками. Удерживать равновесие в таких условия можно только за счёт специальных тренировок, которых у альянсовцев нет. Эрик не устоял на ногах, неловко взмахнул руками и рефлекторно опёрся ладонью о стенку телепорта.
Мощным взрывом нас расшвыряло в разные стороны. Поликарпов, Роберт и я выставили страховку, Дитриха бросило в мягкие пышные кусты, Эрик от удара превратился в ягуара и ловко приземлился на лапы.
Я откатилась в сторону — сейчас будет второй взрыв. Но щит поднять не успела. Осколки телепорта обрушились градом, впивались в тело, дробили кости. Когда боль немного схлынула, сил не осталось даже на предельно простое волшебство. Но сейчас все мучения закончатся. «Вольная смерть» магии не требует.
Подбежал Роберт, сел рядом со мной на пятки.
— Не торопись, — сказал он. — Главное, не торопись. Сейчас попробуем одно средство. Если не поможет, клянусь Всеобщей Кровью — я сам отпущу тебя, дам прощальное милосердие.
Подошёл Поликарпов.
— Убирайся, — велел ему Роберт.
— Я кудесник, я могу…
— Ты предатель! — с яростью перебил его Роберт. — Проваливай!
Поликарпов дёрнулся как от пощёчины, но не ушёл.
Роберт его уже не замечал. Он осторожно расстегнул мне воротник плаща и блузки, снял волшеопорник. Вытащил из кармана куртки кровозаборник, прицепил колбу и вонзил иглу себе в артерию.
— Добровольно отданная кровь вампира способна исцелить очень многое, — сказал Роберт.
Колба наполнилась. Роберт прошептал короткую молитву, перекрестился и нагнулся ко мне.
В шею вонзилась игла. Боль исчезла. Вместо неё пришла пустота небытия.
* * *
Очнулась я в одноместном номере дешёвой гостиницы. Лежу на кровати, обряжена в широкую и длинную фланелевую ночную рубашку. Рядом на спинке стула висит халат. На полу — тапочки. Я встала, задрала ночнушку и осмотрела себя в зеркале платяного шкафа. Ни малейших следов ранений, чистая и гладкая кожа. Хоть тут повезло. Я надела халат, обулась.
Теперь надо узнать, что с остальными.
В комнату вошёл Роберт.
— Я услышал ментальное эхо, — сказал он.
Роберт подошёл ко мне и вложил в ладонь волшеопорник.
— Это ваше, Нина Витальевна.
Я задержала его руку.
— Вы спасли мне жизнь.
Он отнял руку, отвернулся.
— Я всего лишь вернул долг. Кровь за кровь, Жизнь за Жизнь.
— Обмен жизнью и кровью сделал нас братом и сестрой, — ответила я.
У Роберта раскрылись и тут же опали крылья — он очень сильно хотел услышать эти слова, и столь же сильно боялся произнести их сам.
— Нет, Нина Витальевна, — сказал он с официальной, неприступно-отстраняющей вежливостью, — это исключено. Никакого обмена не было. Всего лишь возврат долга.
— Но кровь и жизнь соединились, хотите вы этого или нет. Теперь их уже не разорвать.
— Нет, — твёрдо ответил он. — Никогда. Моя кровь проклята. Смерть пожирает всех, кого я осмеливаюсь любить. Она забрала родителей, обоих братьев, сестру отца и всех её дочерей… Я надолго остался совсем один. Но со временем забыл о своём проклятии. И был наказан. Смерть отобрала у меня жену и двоих детей. Моя кровь способна приносить только погибель.
— Но меня ваша кровь от смерти спасла. Теперь она навечно в моих сердце и печени.
— А ваша — в моих, — ответил Роберт.
Он помолчал, плеснул крыльями и шагнул ко мне.
— Хорса, ты действительно хочешь соединения крови?
— Да.
— Моё истинное имя Локр.
Он обнял меня и руками, и крыльями.
— Сестра, — прошептал едва слышно. — Сестра.
— Не плачь, — попросила я. — Не надо. Всё ведь закончилось хорошо. Не плачь.
— Столько лет один. Господи, сколько лет… — Роберт обнял меня ещё крепче, уткнулся в волосы. — Сестра.
Я осторожно высвободилась, сжала ему плечи, соединила наши менталки и на несколько мгновений наполнила их Тьмой, Сумраком и Светом — уверенностью, покоем и безопасностью. Разомкнула контакт.
Роберт улыбнулся.
— Спасибо, сестрёнка.
Я пожала ему руку, села на кровать.
— Куда нас выбросило?
— В Милан. К счастью, Европа сейчас единое государство, и никаких сложностей с визами не будет. Поликарпов уже купил билеты на самолёт.
В дверь постучали.
— Войдите, — сказала я по-итальянски.
Вошёл Поликарпов, принёс пакет с новой одеждой, сумку.
— Поскорей собирайся, пора ехать.
— Как там эти альянсовские недотёпы, целы? — спросила я.
— Так, — с какой-то странной интонацией сказал Поликарпов. — Очень даже мило.
— А что такое?
— Ты по-русски говорить-то теперь можешь или только на торойзэне?
— На торойзэне? — не поняла я.
— Вы что, — озадаченно поглядел на нас с Робертом Ильдан, — не знаете на каком языке говорили?
— Получается, не знали, — ответила я по-русски.
— Так ты что теперь — вампирка?
Роберт побледнел до снежности, рывком поднял меня с кровати, прикоснулся к точкам жизни на шее, к верхнебрюшной чакре.
— Благодаренье господу — нет, — сказал он на русском. — Ты по-прежнему человечица. Никакой Жажды у тебя не будет. Вампирский язык — всего лишь побочный эффект. — Роберт обнял меня, прикоснулся губами к виску. — Жажды у тебя не будет.
Я пожала ему руку — пальцы у брата дрожали.
— Так что с альянсовцами? — спросила я Поликарпова.
— А что им сделается? Даже не поцарапались.
— Вот и хорошо.
— Ехать пора, — напомнил Поликарпов. — Одевайся.
Он шагнул к двери, но тут же остановился. Обернулся ко мне.
— Хорса, у Сашки в пятницу день рождения. Он очень хочет, чтобы ты пришла. Но боится позвонить, понимает, насколько сильно оскорбил тебя. Мы оба очень виноваты перед тобой. Я гораздо больше, и потому не прошу о прощении. Но Сашка-то ещё пацан. Ты ведь знаешь, какой он вспыльчивый и порывистый, сначала говорит, и лишь потом думает. Он в тот же день понял, что натворил, хотел позвонить, извиниться, но я не позволил. А через неделю, когда всё понял я сам, было уже непоправимо поздно… Я знаю, что таких оскорблений не прощают, но прошу тебя, Хорса, прости его. У Сашки слишком мало друзей… Прости его и возьми с меня любое искупление.
— Никаких обид или оскорблений не было, — ответила я. — Наказатель — это действительно палач, и подобные знакомства позорны для любого троедворца, ранговик это или вовлеченец.
— Да плевать мне на все предрассудки волшебного мира вместе взятые! Сашке тем более.
Ильдан не врал.
— Я приду на день рождения.
Ильдан обнял меня, отстранил на длину рук, опять обнял.
Я пожала ему плечо и мягко высвободилась.
— Мне надо переодеться, в аэропорт опоздаем.
Мужчины вышли, я быстро собралась, спустилась в грязноватый и слабоосвещённый холл гостиницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65