3 мая 1872 года, в день, когда «тамо-рус» на Берегу Маклая ел вместе с Туем первые плоды, выведенные им в Горенду, от берегов Франции отошел корабль «Даная» с тремястами пленниками версальцев. Триста коммунаров, избитых и полузамученных, лежали в дубовых клетках возле корабельных батарей, стонали на дне вонючих трюмов, в лишенных света карцерах. Семь кораблей с пленниками следовали за первой плавучей тюрьмой, и на одном из них – «Виргинии» – везли в числе остальных коммунаров пламенную Луизу Мишель. На пути в Новую Каледонию океанские акулы шли за кораблями, ожидая добычи.
Скрипит корабль, надежды полный,
И ветер треплет паруса... –
писала тогда Луиза Мишель в своей тетради.
Уцелевшие от расстрелов Галифе, избегшие казней у окровавленных столбов на холме Сатори, коммунары были согнаны с кораблей, как скот, на каменистый берег Новой Каледонии. И на мертвой земле Дюкоса, в соломенных хижинах Соснового острова, на каторжном острове Ну вот уже семь лет томятся благороднейшие люди земли... Некоторые из них погибли здесь – сошли с ума, утонули в море, пали под пулями стражи.
В начале 1879 года в Новой Каледонии оставалось еще более тысячи узников. На них пока не распространялась амнистия. Они по-прежнему жили на полуострове отчаяния и смерти, спали на нарах каторги Ну, скованные цепями с убийцами, ворами, фальшивомонетчиками. Коммунаров пытали: им надевали на пальцы пуссэт – острый железный перстень, дробящий кости и отрезающий суставы, били кнутом, расстреливали у высоких красных столбов. Сумасшедший дом на Сосновом острове был переполнен пленниками, самоубийцы бросались в море или вешались на сандаловых деревьях. На каторжан натравливали островное население – канаков. Канаки искали по лесам беглецов, убивали их стрелами или пращами и тех, кого брали живьем, приносили на жердях в Нумею связанными – так на Берегу Маклая носят живых свиней. Епископ Нумейский, губернатор, офицеры и солдаты, истребляя туземцев, заодно и развращали их, вербуя из канаков стражников и полицейских. Монахи-миссионеры заставляли канаков обрабатывать плантации, и Маклаю казалось, что на глинистой земле острова еще не высохла кровь тысяч канаков, пролитая ими во время восстания 1878 года.
На Сосновом острове в хижинах из соломы, у подножий черных деревьев, живут теперь вместе с коммунарами Канарские инсургенты. А что творится там, на покрытой могилами глинистой земле Дюкоса, где нет воды, деревьев и трав, где часовые, опершись на ружья, еще стерегут пленников? Там в соломенной хижине живет «ссыльная № 1» – неукротимая дочь народа. Год тому назад она подняла канаков Новой Каледонии против их общих врагов – имперских угнетателей. Канакский вождь Дауми, ее учитель туземного языка, шел в бой, опоясанный шарфом Коммуны. Соломенный навес, яма, вырытая в земле. Жарко нагретый очаг, на котором женщина приготовляет себе грубую арестантскую пищу и сжигает сухую траву и листья для того, чтобы хоть немного защитить себя от москитов. Под кровлей соломенной хижины лежит бережно хранимая стопка тетрадей и книг. «Ссыльная № 1» пишет стихи, изучает язык и предания канаков, собирает коллекции крылатых обитателей Новой Каледонии. Она открыла здесь новый вид белых бабочек. Имя этой женщины – Луиза Мишель. В степах своей хижины на Дюкосе она работала над планом будущей книги о неком грозном мстителе. Этот мститель изобрел подводный корабль. Пройдет не так много лет, и Луиза Мишель, вернувшись на родину, из нужды продаст знаменитому Жюлю Верну сюжет романа об изобретателе корабля, приспособленного для плавания под водой океанов.
Губернатор Новой Каледонии был настолько любезен, что сам пригласил Маклая осмотреть главную каторжную тюрьму в Ну.
Здесь плачут даже деревья – по их стволам струится прозрачная благовонная смола. Если бы не грохот морского прибоя, не тропическая духота, можно было бы подумать, что находишься где-то в России, у подножья валдайских холмов, на кромке новгородских болот: на горах здесь растут березы... Но это только так кажется издали. Когда подойдешь к ним, видно, что это не березы, а очень похожие на них деревья белоствольника. Здесь нет певчих птиц, а из животных водятся только летучие собаки, нетопыри и крысы. Скорпион и болотная змея – вот здешние твари, достойные того, чтобы их изображения поместить в гербе Новой Каледонии.
Здесь истребляли все живое. В Нумеа как редкость в 1879 году показывали уцелевшую на всем острове птицу кагу, похожую на журавля. А когда-то стаями кагу было покрыто все морское побережье.
Комиссар Новой Каледонии господин Ольри страшно приветлив и предупредителен. Комиссар может похвастать перед Маклаем островной культурой: например, парижские голодранцы с монмартрских баррикад устроили в Нумеа водопровод; каторжники производят здесь мебель из черного дерева, рисуют картины, разводят овощи. Русский путешественник может осмотреть остров, но господин Ольри советует не ходить в дальние канакские деревни – здешние дикари еще не замирены окончательно.
И пока шкипер Веббер разгружал свой кораблик в Нумее и Южной бухте, Маклай успел сделать поездки по этой земле слез и горя. Он изучал жизнь канаков – так называли французы здешние племена, очень близкие к меланезийцам. Они жили общинами, ловили рыбу, разводили кукурузу и саго. В одной деревне стояло священное изображение – ствол дерева, увешанный шкурками летучих собак.
Канаки вымирали от чахотки и спирта, привезенного французами, понемногу смешивались с каторжниками, отбывшими срок, и привозными рабами плантаций – неграми, индусами, меланезийцами.
Проклятие тяготело над этой землей – полупустыней с островками зелени, с плачущими белыми деревьями... Посещение Новой Каледонии в 1879 году должно было оставить глубокий след в сердце Маклая. В этот свой поход он собирал не только научные сведения: он был свидетелем и наблюдателем всех преступлений торговцев, миссионеров, плантаторов и чиновников в Океании.
Версальцы, устроившие на Новой Каледонии каторгу, не нашли ничего лучшего для названия островов Лоялти близ Новой Каледонии, как острова Законности! Самый большой из них – Лифу – был знаменит как военный пост. Для охраны коммунаров, видимо, мало было батарей на горе близ Нумеа. На Лифу и других островах архипелага миссионеры учредили школы черных монахов, вербуемых среди меланезийцев. Маклай, таким образом, мог видеть здесь во всей красе еще один из видов порабощения туземцев.
Новогебридские острова и архипелаг Санта-Крус, группа островов Банкс и Торрес стали предметом неистощимой любознательности Маклая. Все они образовывали единый район в океане, и шхуна американца Веббера сновала между этими клочками вулканических и коралловых земель. Жители островов пользовались славой каннибалов, которые якобы выменивали у других племен трупы умерших, если не было возможности почему-либо добыть свежую двуногую дичь.
Здесь была как бы грань между полинезийскими племенами и людьми собственно Меланезии. Маклай зарисовывал типы островитян, собирал черепа, утварь, записывал слова океанских наречий. Он бродил под сенью араукарий и тропических кедров, в зарослях сандала, вдыхая запах живых белых смол па горячих от солнца стволах благовонных деревьев, слышал воркованье голубя – пожирателя муската. Под пальмовыми сводами новогебридских хижин, вернее – под пальмовыми щитами, подпертыми жердями, он слышал жалобы «дикарей» на разбой.
Похищение темнокожих было здесь обычным делом. Их заманивали на корабли безделушками, табаком, а потом загоняли в трюм и везли на Новую Каледонию, в Квинсленд или на остров Фиджи.
Гнездо этого разбоя было на острове Вате – столице Новых Гебрид, где плантаторы разводили кофе и торговали, под прикрытием закона о «контрактах» с туземцами, «черным деревом», как здесь издавна называли рабов.
Шкипер Веббер опасался туземцев островов Санта-Крус и долго оставаться возле каннибальских берегов не хотел. Недавно здесь был убит похититель темнокожих детей, седовласый начальник Меланезийской миссии, епископ Джон Кольридж Паттесон. Его сразила отравленная стрела островитянина, у которого епископ хотел отобрать детей для своего рассадника христианства на океане. На одном из островов Санта-Крус услышал пенье отравленной стрелы и британский коммодор Гудденоф, умерший через неделю после ранения. Именно здесь, у острова Ваникоро, на юге архипелага, погиб когда-то Лаперуз, и через сорок лет Дюмон Дюрвилль нашел вещи великого морехода в хижинах жителей Санта-Крус.
Маклай знал, что Санта-Крус не были исследованы этнологами и все сведения о племенах архипелага ограничивались записками Алоизо де Менданы и других испанских открывателей XVI-XVII веков.
Затем Маклай посетил острова Банкс и Торрес – к северу от Новых Гебрид. На острове Танна он видел редкое зрелище – порт Резолюшн, засыпанный землетрясением год тому назад. На острове Вануа-Лава весь берег моря был покрыт теплыми источниками, сверкающими в зареве действующих вулканов.
Так и вилась невидимая нить странствий Маклая – от острова к острову, от базальтовых скал до коралловых рифов. Скоро на горизонте открылись – в солнечных лучах и легком золотисто-синем тумане – острова Адмиралтейства, где когда-то Маклай видел пирогу с вымпелами из человеческих волос.
СТРАНА ЛЮДОЕДОВ
На островах Адмиралтейства наш путешественник хотел во что бы то ни стало отыскать матроса-малайца Ахмата, сбежавшего от линьков шкипера «Морской птицы», и двух торговых приказчиков – О'Хара и Пальди. Они были оставлены на островах с товаром для торговли три года тому назад.
Островитяне приветствовали «тамо-руса» возгласами: «Маклай! Уян кавас!» («Хороший друг Маклай!»)
Хранителем, спутником и посредником Маклая в этот раз оказался маленький, уже пожилой человек Кохем. Вскоре нашлись и другие друзья: подростки Качу и две девочки – Аса и Пинрас. Качу с восторгом кинулся к подвесной койке Маклая и привязал ее к ветвям громадного фикуса. «Тамо-рус», стоя у фикуса, слышал крики островитян, сбежавшихся к береговому рифу для торговли со шкипером Веббером.
Качу привел к Маклаю молодую полинезийскую женщину. Она была обижена и взволнована тем, что на ее долю не досталось бисера. Ее подруги были заняты нанизыванием голубых шариков на длинные нити, а несчастная женщина с завистью глядела на товарок.
Маклай вытащил из кармана горсть стеклянных бусин, и улыбка счастья осветила лицо темнокожей красавицы. «Тамо-рус» усадил ее около койки и стал рисовать портрет счастливой обладательницы бус.
Все тело новой знакомой было покрыто татуировкой. На спине и плечах красовались узоры – зигзаги, между лопаток виднелись два созвездия, составленные из треугольников; каждое из них объединяло по четыре треугольника, расположенных в виде креста. Далее, ниже спины и на ногах, красовались опять зигзаги, треугольники и углы.
Вдруг женщина встрепенулась и кинулась встречать мужа. Он привез ей подарки, возвращаясь из гостей. Маклай решил посмотреть поближе на меланезийскую идиллию. Красавица сидела возле своей хижины и держала в руках гостинец – бедренную человеческую кость. Поднося кость ко рту, женщина с видимым удовольствием жевала куски мяса, отрывая их зубами. Сестра красавицы и ее племянница стояли и глядели в рот счастливице.
Маклай впервые собственными глазами наблюдал людоедство. Теперь уже не было никаких сомнений в том, что этот страшный обычай действительно существует на острове.
И все же великий гуманист нашел в людоедах много человечного. Например, его мучили приступы головной боли, и он охватывал пальцами лоб, меланезийские женщины спешили помочь ему. Они поставили девочку Пинрас делать массаж, и девочка терла виски «тамо-руса» пальцами, вымазанными в кокосовом масле, сжимала русоволосую голову Маклая между ладонями, пока боль не стихала. Пинрас все время сидела около койки гостя, стараясь во всем помочь ему.
Маклай ходил по деревням людоедов. К ним вели узкие дорожки, среди зарослей пальм, хлебного дерева, благоухающих розовых кустов. В деревне Пургасси на Большом острове в хижине, среди всякого домашнего хлама, он нашел несколько прокопченных человеческих черепов.
Он спал под открытым небом на островке Андра, купался по утрам в море, стрелял голубей. Маклай разыскал то место, где когда-то жил здесь несколько дней, и вспомнил об ирландце О'Хара. Но место, где поселился ирландец, было сровнено с землей. О'Хара исчез... Где он? Не съели ли его?
Бедный искатель приключений О'Хара, флорентийский студент, учитель в Индии, чиновник в колонии каторжников, сотрудник английской газеты колонии Проливов! Вряд ли теперь ему еще придется когда-либо править свежие гранки...
Но и среди людоедов есть сердобольные люди. Вскоре Маклай разыскал на островке Андра престарелого людоеда Мана-Салайяу, спасителя О'Хара.
Горестные приключения ирландца, как оказалось, начались вскоре после ухода «Морской птицы». О'Хара сначала храбрился, ходил по берегу как ни в чем не бывало. Но скоро он загрустил. Сравнивая свою недавнюю еще службу в колонии каторжников с теперешним одиночеством, он стал чаще прикладываться к красному вину и бренди. В пьяном бреду ему рисовались картины прошлой жизни. Он махнул рукой на торговлю, туземцы перестали его уважать и толклись целыми днями в хижине ирландца.
О'Хара погубила привычка к морским купаньям в нетрезвом виде. Как-то утром, опохмелившись стаканом бренди, хмурый ирландец залез в воду и только что начал в пене прибоя приходить в себя, как вспомнил, что хижина не заперта! Он не успел обсохнуть после купанья, как увидел картину разорения. Островитяне выносили товары из его хижины. Они разграбили все, вплоть до ожерелья с островов Палау и других редкостей, собранных ирландцем для Маклая.
Бедняга О'Хара разразился гневной речью... Но куда там! Островитяне попросту показали ему копья, и О'Хара примирился со своей участью.
Ирландец перевязал чресла лохмотьями старого рисового мешка, нахлобучил продранную соломенную шляпу и пошел куда глаза глядят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20