Всем советую магазин Wodolei.ru 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Там ее последняя тысяча тонн угля будет оплачена русской казной и весьма пригодится владивостокским крейсерам для крейсерства. Взамен капитан освобождался от обвинений в контрабанде и "Мари-Анна" оставалась его собственностью, а не конфисковалась в казну. Ну а пока до Владивостока она попутно исполняла роль плавучей тюрьмы. Именно в этой тюрьме, вернее, в каюте доктора имел место весьма интересный разговор победителя с побежденным.
– Я не совсем понимаю вашего упрека, Балк-сан. Да, я действительно дал слово, что ни я, ни кто либо из моих людей не предпримет попытки самоубийства или саботажа до Владивостока. Но я не могу поручиться и за моряков с остальных захваченных вами судов. Причем даже захоти я это сделать, я не имею нам ними никакой власти, и просто физически не в состоянии за ними следить. Это уже работа ваших караульных, и я искренне рад, что они с ней не справились.
– Секари-сан, я ни в коем случае не пытаюсь вас ни в чем упрекнуть. Я просто ввожу вас в курс происшедшего как самого старшего по чину японского офицера на борту. И я был бы вам очень признателен, если бы вы могли провести с находящимися на борту соотечественниками разъяснительную беседу. Я очень хочу избежать ненужных жертв, а при дальнейших попытках побега они, боюсь, неизбежны. А насчет радости, чему именно вы так рады? Тому, что трое подданных Империи Восходящего Солнца скорее всего замерзнут в спасательной шлюпке насмерть?
– Ну, если вы так уж не хотите жертв, зачем вообще было "Варягу" прорываться из Чемульпо, притворяться мертвым, захватывать "Ниссин" с "Кассугой"?
– Простите за напоминание, но на МОЮ страну напали. Я готов признать, что Россия во многом была не права в корейском вопросе. Я уверен, что можно было найти компромисс, и дипломатов как из нашего, так и из вашего министерств иностранных дел надо развешать на одних столбах.
Сакаи сдержано понимающе улыбнулся, Балк ответил ему тем же.
– Но все же, именно Япония начала боевые действия. После этого, мы, офицеры и команда "Варяга", обязаны были драться. Наносить ущерб противнику всеми доступными средствами. Кстати, вы сами на "Ниссине" делали то же самое, не так ли?
– Я, вернее, мы, выполняли свой долг самураев перед императором и Японией!
– Ну, в общем-то мы делали то же самое, только с другой стороны. Обидно другое. Ведь по сути эта война не нужна ни Японии, ни тем более России.
– Как это нет смысла для Японии? Мы сидим на островах, нам отчаянно нужен путь на континент. Мы столетия пытались зацепиться за Корею и Китай, МЫ разбили китайские армию и флот, МЫ штурмом взяли Порт-Артур, а потом ВЫ пришли на готовенькое и забрали его себе? И еще имеете наглость требовать Корею? Почему мы не можем быть равноправным игроком на мировой арене? Потому что мы желтые, а не белые?
Броня невозмутимости самурая дала даже не трещину, она натурально раскололась пополам. Похоже, Балк наступил японцу на давно больную мозоль.
– Секари, я с вами абсолютно согласен, Россия действительно откусила больше, чем может проглотить и больше, чем ей самой надо. Нам на самом деле не нужна Корея. Погорячились. Северная Маньчжурия - еще туда-сюда, но, по моему мнению, Порт-Артур и Корея для России не нужны. И я искренне надеюсь, что в Петербурге одумаются до того, как эта война зайдет слишком далеко и пройдет точку невозвращения.
– Балк, даже если вы искренни в изложении своей точки зрения, во что я, если честно, не верю, я не понимаю, зачем вы мне это рассказываете. И что это за точка невозвращения?
– Это когда вы сожгли ровно половину начального запаса угля. И вам надо решаться - или возвращаться назад, домой, или идти вперед, в неизвестность, без возможности повернуть. В любой войне рано или поздно тоже наступает момент, когда вернуться к исходному состоянию уже невозможно, и придется воевать до конца. Твоего или противника. Пока еще у России с Японией есть шанс разойтись малой кровью. И я бы очень хотел, чтобы в Петербурге одумались и пошли на разумный компромисс. В связи с этим я хотел бы вам сделать одно предложение. Как вы видите свое будущее на ближайшее время?
– Это я вообще-то у вас хотел спросить, уважаемый Балк, как вы в России поступаете с пленными японцами?
– Сам не знаю. Подозреваю, что процедура еще не разработана в связи с отсутствием пленных японцев. Так что у вас есть все шансы стать подопытным кроликом. Но есть и более приятная альтернатива. - С жизнерадостной улыбкой сообщил собеседнику Балк.
– И какая же?
– Мне, вернее НАМ нужен кто-то, кто сможет в нужный момент донести до императора Японии весть, что в России хотят мира больше, чем войны…
С Сакаи можно был рисовать фигуру скепсиса. Станиславский со своим "не верю" отдыхал по полной программе. Самурай без слов, одним своим видом, давал понять Балку то же самое гораздо более эффективно и красноречиво. Наконец через пару минут, когда мичман начал повторяться, Сакаи прервал его резким жестом.
– Балк, хватит с нас театра. Объясните, что именно вам нужно на самом деле. Я, признаться, ожидал, что вы мня будете склонять к измене моему императору, но вместо этого вы предлагает мне принять от вас измену вашему… И это после того, как именно вы сыграли ведущую роль в краже двух новейших единиц Японского линейного флота… Ну не могу я в это поверить. И технически процесс согласования переговоров министерств иностранных дел через нейтральных посредников давно отработан, а к императору я, знаете ли, не вхож.
– Я России изменять не буду ни при каких обстоятельствах. Но когда для России и Японии прекратить войну станет взаимовыгодно, посредники, особенно с британскими паспортами, могут нам только помешать. Я думаю, что через полгодика-годик, когда ни мы, ни вы не сможем достигнуть никаких существенных результатов ни на море, ни на суше, война всем надоест. Но никто не захочет ПЕРВЫМ признаться в желании пойти на переговоры, ибо первый просящий мира - проигравший. А тут вступает в силу древнее правило - "горе побежденным"… И в результате мы или вы получите соседа, готовящего реванш. Пусть не через год, не через десять лет, но еще при жизни нашего поколения этот скрытый нарыв наверняка опять прорвется1.
– И что? Вы думаете, мы с вами можем остановить неизбежное? И вообще, вы обращаетесь не к тому самураю. Первое, что я намерен сделать по прибытию а Японию, это попросить императора разрешение на сеппуку. Ибо я не выполнил его задания.
– Почему? Командовали перегоном не вы, а к состоянию машин крейсеров, за которое вы и были ответственны, претензий быть не может. Они практически идеальны.
– И под чьим флагом этот идеал сейчас функционирует? - Горько усмехнулся Сакаи.
– Ладно, давайте продолжим разговор на верхней палубе, я для вас испросил у доктора разрешение на прогулку. И, кстати, захватил пару ваших боккенов, так что если вы почувствуете себя в силах, можем немного размяться.
– Я, если помните, немного хромаю. Вашими стараниями, кстати. Но пару движений я бы освежил с удовольствием… Ибо "самураю не пристало жаловаться на остроту своего меча". Значит, и на состояние здоровья тоже.
– "Хаге Куре" или "Буси-до"? - С интересом спросил Балк.
– Вы слишком много знаете для простого мичмана. Кто вы, скрывающийся под личиной Балка?
– Может как-нибудь и расскажу, хотя все одно не поверите. Ну что, пошли?
– Пошли. Только руку дайте, опереться.
1. Порт-Артур, за который в 1904-1905 проливалась кровь русских солдатов и моряков, и который по условиям мирного договора отошел Японии, был в 1945 отвоеван Россией (или Советским Союзом, что тебе в имени?) обратно. Как тогда выразился слегка шокированной Черчиль - "коммунистическая партия, самая эффективная в истории замена морской мощи" Вместе с ним были возвращены и пол-Сахалина, отданные Японии Витте, и "заодно" прихвачены до кучи все острова Курильской гряды… Что наконец обеспечило выход из Владивостока русских кораблей без прохода "чужих" проливов. Последний пункт японцы до сих пор России простить не могут.
Глава 8. Большие хлопоты после дальней дороги.
Окрестности Владивостока. 17 февраля 1904 года.
Дальнейшая дорога домой была не столь насыщена запоминающимися подробностями. Гоняться за встречными пароходами не было времени, подконвойные суда были отпущены, а гарибальдийцы забункерованы с избытком. Единственным ярким событием была встреча с японским дозорным. В этой роли выступал вспомогательный крейсер "Америка-Мару". Из многочисленных мобилизованных и кое-как наскоро вооруженных японский пароходов только он имел тень шанса уйти от владивостокского "Богатыря", выскочи тот из порта на простор. Командир японца, капитан первого ранга Исибаси, однако, трезво оценивал свои шансы в потенциальном забеге с детищем немецких инженеров верфи "Вулкан". Его восемнадцать узлов против двадцати трех богатырских почти наверняка предвещали ему и его команде холодное купание, если встреча произойдет раньше, чем за три часа до заката. Памятуя об этом, он всегда держал под парами все котлы своего парохода. Сия мудрая мера предосторожности и спасла в конце концов и его, и команду заодно с посмеивающимися над "чересчур осторожным стариком" молодыми офицерами.
Сначала "Мару", привлеченный идущими со стороны Японии двумя кораблями с башенным расположением артиллерии1, пошел навстречу "своему" отряду. Но с полусотни кабельтовых сигнальщик разглядел "Варяга", некстати высунувшегося из-за "Мари-Анны", за которой он до этого пытался прятаться. После недолгой, но бурной дискуссии, начавшейся с пожелания сигнальщику не пить перед вахтой, с листанием справочников Джейна и поминанием демонов и некстати воскресших из пучины моря русских крейсеров, капитан решил не рисковать. "Америка-Мару" развернулся и дал полный ход. Дружный залп с "Корейца" и "Сунгари", казалось, только добавил японцу прыти, ибо ни один их трех крупнокалиберных снарядов не лег ближе полумили от цели. Вслед пытающемуся уйти пароходу, выдавшему порядка девятнадцати узлов при заклепаных предохранительных клапанах на котлах, дружно застучали шестидюймовки "Варяга". За час погони "Варяг" приблизился на шесть кабельтовых и добился одного попадания. Казалось, что к его боевому счету можно будет добавить еще одну жертву, но фортуна наконец перестала играть в одни ворота. На горизонте за гарибальдийцами показались чьи-то дымы, и преследование пришлось прекратить…
Вечером в кают-компании "Варяга" собралось изрядно поредевшее по сравнению с последним сбором, имевшим место быть еще до захвата призов, офицерское собрание. Кто-то сейчас вел во Владивосток "Оклахому", кто-то страдал от нехватки сна на гарибальдийцах, пытаясь быть в пяти местах одновременно, а кто-то просто нес ходовую вахту на мостике. К утру, если не случится неизбежных на море случайностей, крейсер должен был подойти на расстояние, позволяющее связаться с Владивостоком по радио. После ужина мичман Балк попросил гитару у записного корабельного певца Эйлера. Господа офицеры, привычно заулыбавшись, стали ожидать очередной шутки Балка, с некоторых пор прочно занявшего неофициальное, но почетное место корабельного балагура. Помнится, неделю назад кают-компания имела пару дней относительного безделья, когда гарибальдийцев еще только ждали, Балк всех немало повеселил пиратской песенкой… И теперь общество было готово снова грохотать кружками по столу в такт песне и дружно подтягивать полюбившееся - "эй, налейте, дьяволы, налейте, или вы поссоритесь со мною".
Но в этот раз намерения мичмана были немного иными. Первые аккорды, спокойные и размеренные, не слишком отличались от стиля песен, знакомых публике начала XX-го века…
Средь оплывших свечей и вечерних молитв,
Средь военных трофеев и мирных костров,
Жили книжные дети, не знавшие битв,
Изнывая от детских своих катастроф.
Глаза Руднева, в последнее время ставшего, вопреки старой традиции русского флота, регулярным поситителем подобных посиделок, против чего никто не возражал, недоуменно вскинулись, потом он непонятно отчего нахмурился и почему-то пристально вперился взглядом в Балка (Вадик судорожно пытался припомнить текст слышанной когда-то песни уважаемого, но не слишком любимого автора, и оценить его на предмет соответствия духу времени и исторических несоответствий). Балк тем временем, неожиданно для ожидающих чего-то веселенького слушателей, перешел на совершенно чуждый времени ритм и звучание.
Детям вечно досаден
Их возраст и быт -
И дрались мы до ссадин,
До смертных обид.
Но одежды латали
Нам матери в срок,
Мы же книги глотали,
Пьянея от строк.
Липли волосы нам на вспотевшие лбы,
И сосало под ложечкой сладко от фраз.
И кружил наши головы запах борьбы,
Со страниц пожелтевших слетая на нас.
И пытались постичь -
Мы, не знавшие войн,
За воинственный клич
Принимавшие вой, -
Тайну слова "приказ",
Назначенье границ,
Смысл атаки и лязг
Боевых колесниц.
Слушатели уже поняли, что их ожидания несколько не оправдались, но песня, столь непохожая на все слышанное до сих пор, тем не менее захватывала. К счастью для офицеров "Варяга", они слушали не оригинальное исполнение, а несколько приглаженный для начала века вариант. Не столь хриплый и резкий.
А в кипящих котлах прежних боен и смут
Столько пищи для маленьких наших мозгов!
Мы на роли предателей, трусов, иуд
В детских играх своих назначали врагов.
И злодея следам
Не давали остыть,
И прекраснейших дам
Обещали любить;
И, друзей успокоив
И ближних любя,
Мы на роли героев
Вводили себя.
На лицах нескольких слушателей появились понимающие улыбки. Действительно, и для многих из них путь в море начинался со страниц прочитанных в детстве книг. Песня, столь странно и чуждо звучащая, все же была про них. Это они сейчас были на своей первой войне, а все, что было до, это все же детство и юность.
Только в грезы нельзя насовсем убежать:
Краткий век у забав - столько боли вокруг!
Попытайся ладони у мертвых разжать
И оружье принять из натруженных рук.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44


А-П

П-Я