- Это роза, - сказал сенатор.
- Я знаю, - отозвалась она чуть смущенно, - я такие
видела в Риоаче.
Сенатор сел на походную кровать и, продолжая говорить о
розах, начал расстегивать свою рубашку. На боку, там, где,
предполагал он, у него находилось сердце, была корсарская
татуировка: сердце, пронзенное стрелой. Он швырнул влажную
рубашку на пол и попросил Лауру Фарину, чтобы та помогла ему
снять ботинки.
Она стала на колени. Сенатор смотрел на нее, раздумывая,
и, пока Лаура Фарина возилась со шнурками, задал себе вопрос,
для кого из них двоих встреча эта обернется бедой.
- Ты же совсем ребенок, - сказал он.
- Вовсе нет, - возразила она. В апреле мне исполнится
девятнадцать.
Сенатор заинтересовался.
- Какого числа?
- Одиннадцатого,-ответила она.
Настроение у сенатора поднялось.
- Мы оба Тельцы, - сказал он. И добавил, улыбаясь: -
Это знак одиночества.
Лаура Фарина не обратила внимание на его слова, потому что
не знала, что ей делать с ботинками. Сенатор же не знал, что
ему делать с Лаурой Фариной, потому что не привык к
непредвиденным любовным встречам и ясно понимал, к тому же,
низменную природу сегодняшней. Чтобы выиграть время он, крепко
обхватив Лауру Фарину за талию, откинулся на спину в свою
походную кровать и повалил ее на себя. И тут он понял, что
кроме платья на ней ничего нет, потому что от нее исходил
густой запах дикого животного, хотя сердце ее испуганно билось,
а кожа, покрытая холодным потом, стала ледяной.
- Никто нас не любит, - вздохнул он.
Лаура Фарина хотела что-то сказать, однако воздуха ей
хватило только на выдох. Сенатор сам уложил ее рядом, погасил
свет, и комната была теперь в тени розы. Лаура Фарина отдала
себя на милость провидения. Сенатор начал медленно ее
поглаживать, его рука стала искать ее, почти к ней не
прикасаясь, но наткнулась там, где он ожидал ее найти, на
что-то железное.
- Что у тебя здесь?
- Замок,-ответила она.
- Какое идиотство! - воскликнул разъяренный сенатор, а
потом спросил о том, что и так уже знал: - А ключ у кого?
Лаура Фарина облегченно вздохнула.
- У папы, - ответила она. - Он велел передать вам,
чтобы вы послали за ключом нарочного и чтобы у того было с
собой письменное обязательство от вас уладить папино дело.
Все в сенаторе напряглось.
- Французишко проклятый! - пробормотал он возмущенно.
Потом он закрыл глаза и в наступившей полной темноте
встретился с самим собой. "Помни, - вспомнилось ему, - и ты и
любой другой очень скоро умрете, и вскоре после этого даже
имени не останется от вас". Он подождал, чтобы унялась дрожь, и
спросил:
- Скажи, что обо мне говорят?
- Истинную правду?
- Истинную правду.
- Хорошо, - ответила, осмелев, Лаура Фарина. - Говорят,
что вы хуже других, потому что не такой, как все.
Сенатор ничем не выразил своего отношения к сказанному. Он
долго молчал, не открывая глаз, а когда открыл, вид у него был
такой, будто он только что вернулся из самых тайных глубин
своей души.
- Черт с ним, - заговорил он, - скажи своему подлому
отцу, что я улажу его дело.
- Если хотите, я схожу за ключом сама, - предложила
Лаура Фарина.
Сенатор остановил ее.
- Забудь о ключе, - сказал он, - и поспи со мной
немножко. Хорошо, чтобы кто-нибудь с тобой был, когда ты
одинок.
Тогда она, не отрывая глаз от розы, положила его голову к
себе на плечо. Сенатор обнял ее талию, спрятал лицо в пахнущей
диким животным подмышке и ужаснулся, вспомнив о близкой смерти.
Через шесть месяцев и одиннадцать дней ему предстояло
умереть в этой же самой позе, опозоренному и всеми отвергнутому
из-за общественного скандала, связанного с именем Лауры Фарины,
рыдающему от ярости из-за того, что в эту минуту ее около него
нет.

Поступило: 10.07.1998 17:45
Проверка: 13.07.1998 14:05
Last-modified: Wed, 5-Aug-98 13:28:26 GMT

1 2