Ткнулась в стену, прижалась к ней лицом и зарыдала в голос.
Вдруг она почувствовала, что кто-то поглаживает ее по плечу.
– Оставьте меня, – пробормотала Эллен, захлебываясь от рыданий. Не нужно ей никаких состраданий, ничего ей сейчас не нужно. – Все в порядке, уверяю вас, только уйдите.
– Милая, ну успокойтесь, пожалуйста, – ласково говорила сестра Кларита. – Чем я могу вам помочь?
Эллен попробовала привести себя в чувство, чтобы монахиня, не заподозрив дурного, ушла, но слезы все не отступали и не прекращались. Сестра Кларита терпеливо ждала, мягко и ласково поглаживая Эллен по спине.
Когда, наконец, Эллен чуточку пришла в себя, сестра протянула ей платок. С благодарностью схватив его, Эллен принялась утирать потоки слез на щеках.
– А вам не кажется, дорогая моя, что самое время попить чайку из ромашки? Пойдемте-ка.
И, не дождавшись ответа, взяла Эллен за руку, повела за собой. Ощущая свою полную беспомощность, Эллен позволила себя увести по коридору, потом вниз по лесенке. Куда это они направляются? А, все равно.
– Вы уж мне поверьте, – втолковывала ей сестра Кларита, – какие там лекарства ни напридумывают, а лучше чая из ромашки ничего нет и не будет.
Эллен молчала. Сестра Кларита все тянула свою песню:
– А в каморке моей вы ведь не бывали, да? Там очень уютно, скажу я вам. Да, в общем-то, это целая квартира, особенно если вспомнить, какая келья у меня в обители была.
Кажется, они теперь были в подвальном этаже – вон по потолку какие-то большие трубы тянутся. Пациентов, конечно, сюда не водят. Эллен думала, что все работающие в больнице монахини живут в специально для них оборудованном корпусе дальше по улице, однако сестра Кларита всегда не как все.
Словно читая мысли Эллен, она объяснила:
– Раньше тут и другие сестры жили, а теперь предпочитают, отработав, уйти. Но я лучше уж всегда буду поблизости, если вдруг что понадобится.
Она отперла узенькую дверь, ввела Эллен в комнату.
– Посидите тут, отдохните, а доктор Кларита пойдет лекарство приготовит.
Эллен окинула взглядом скудно меблированное помещение без окон. Длинный деревянный ящик, вроде комода, тонкая накидка черного цвета, на стене распятие и перед ним скамеечка, на книжном шкафчике лампа размерами со свечу. Да еще узкая раковина, а под ней закрытые полочки для посуды.
Сестра сняла чашку с облупившимися боками, плеснула воды и включила кипятильник.
Эллен смотрела, не говоря ни слова, как ягненок сознающий, что его ждет заклание, и смирившийся со своей судьбой.
Прошла минута-другая, сестра Кларита, точно на роликах – под одеянием ног ее не было видно, – подкатилась к ней, и в руках у нее был чай из ромашки.
Долгий глоток – ох, горячо! Эллен отхлебнула еще. По ее телу будто побежали теплые волны. Волшебное питье сестры Клариты.
– Спасибо вам, сестра, действительно, помогает. – Это были самые первые ее слова с той минуты, как монахиня нашла ее рыдающей в коридоре. – Спасибо большое.
Сестра Кларита так и просияла.
– Да не за что меня благодарить, что вы. Лучше расскажите, что такое с вами приключилось, глядишь, я и тут чем-то помогу.
С Эллен чуть не случилась истерика. Рассказать вот ей? Да видите ли, сестра, дело в том, что я застукала своего хахаля: вытащил свой причиндал из штанов, чтобы этой сучке, сестре, которая с ним в операционной работает, было удобнее дотянуться до него губами. Недурно прозвучит, особенно в этом вот месте. Эллен что было сил замотала головой.
– Ну хорошо, не хотите говорить – не надо. Богу-то все видно. На Него положитесь в трудную минуту, на Него одного.
Эллен была ей так благодарна, уверившись, что больше вопросов не последует. Удивительная она, эта сестра Кларита, ничего толком не знает, но каким-то непостижимым чутьем уловила: до глубины души потрясена эта ее пациентка сегодняшняя. Да что уж там, она просто замечательная, сестра Кларита то есть. Ведь монахиня – значит, мужчина ни разу в жизни к ней не прикоснулся, но она вовсе не чувствует себя из-за этого обделенной. Помогает другим, ободряет их, и в этом для нее истинное счастье. Как-то она призналась Эллен, что двенадцать лет провела в очень строгом монастыре, предаваясь созерацанию с утра до ночи, – она принесла обет и молчала все эти годы. Наверное, оттого и умеет так внимательно слушать. И даже без слов понимать чужую боль.
Эллен допила остатки чая и ощутила в себе какую-то странную умиротворенность.
Когда она переступила порог своей квартиры, Бен сидел перед телевизором.
– Привет, незнакомка! – крикнул он ей. Всякий раз, как они сталкиваются друг с другом, он преисполнен радости. – Вы поглядите-ка! – На экране была скоростная трасса, а прямо посередине ее пылал автомобиль. – Хоть бы раз в жизни что-то хорошее в новостях показали! – Бен покачал головой. – Хотя для вас, которые в больнице работают, такие новости в самый раз. Еще один пациент, тащи его на операцию!
При слове «операция» Эллен вздрогнула, точно ее хлестнули кнутом. С минуту она стояла оцепенев, только подрагивал подбородок, а потом разрыдалась.
Бен, ошарашенный таким поворотом дела, кинулся к ней со всех ног.
– Что с вами? Неужели из-за этого? – он кивнул в сторону телевизора. – Но ведь случай несмертельный. – Он обнял ее, прижал к себе, точно стараясь задушить ее боль голыми руками. – Ну полно, полно же, – приговаривал он, гладя ее волосы.
Совсем не похож Бен на сестру Клариту, но ведь, надо же, и он тоже сумел ее успокоить, хотя бы немного. Рыдания стихли.
– Вот так-то лучше. – Бен усадил ее на кушетку. – Минуточку, хорошо? Не уходите, прощу вас.
Она слабо кивнула.
Он побежал на кухню и вернулся с бокалом в руке. Подал бокал Эллен, и она проглотила его одним духом.
Тут же у нее запершило в горле, она попробовала выплюнуть, только было уже поздно. Эллен чувствовала ужасный вкус во рту. Какой кошмар, в жизни такой гадости не пробовала.
– Господи, да вы что… – выдавила из себя она. – Что это?
– Луковый сок.
– Луковый сок? Ах, так это луковый сок? – и Эллен безудержно расхохоталась.
– Ну, сами ведь видите. Все как рукой сняло, вот вы уже и смеетесь. А минуту назад плакали навзрыд.
– Чудовище вы настоящее, вот вы кто, – ответила она, не в силах подавить смех. – Шуточки надо мной шутите?
– Клянусь вам, никакие это не шуточки. Старое русское средство, вот и все. Еще спасибо скажите, что я туда ничего добавлять не стал.
Эллен покачала головой:
– Старое русское средство, говорите? А от чего?
– От гриппа.
– От гриппа? На кой черт мне лечиться от гриппа?
– Я ничего другого и предположить не мог, когда вы в таком виде заявились. – Теперь уже смеялся и он тоже. – Знаете, всякий раз теряюсь, когда вижу плачущую женщину, такое чувство, что я, как младенец, беспомощен.
– Хорошо, я вас прощаю. А у вас не припасено старое русское средство, чтобы снять вкус лука во рту?
– Припасено, не сомневайтесь. – Он пошел на кухню и вернулся с ломтиком лимона.
– Клин клином, так, что ли? – Эллен впилась в лимон с жадностью изголодавшегося в пустыне.
– Стало быть, так, – Бен говорил властно, уверенно. – Выкладывайте, что случилось? Что там за трагедия такая? Больница сгорела до фундамента или еще что?
Она помотала головой.
– Или вашего друга в шею погнали?
Эллен смежила веки и сидела молча. Опять затрясся подбородок, вот-вот она снова утратит контроль над собой.
– Ясно, след взят правильно, какой-то непорядок с этим вашим приятелем, да?
– Не совсем, но в общем вы почти угадали, – прилив ярости вернул ей силы.
– А точнее?
Она вскочила на ноги.
– Вот что, я не хочу его видеть и прошу больше никогда о нем не упоминать, поняли?
– Ах даже так! Ну, ничего, мне-то кажется, что все не может быть до такой степени плохо. Послушайте, Эллен, что он такое натворил? – Бен, взяв ее за руку, усадил Эллен рядом со собой на кушетку.
Она молчала.
– Знаете, у меня дочь психотерапевт, так она считает, что в подобных случаях лучше выговориться.
Глядя прямо перед собой пустыми глазами, Эллен тяжело вздохнула:
– Понимаете, пришел факс, что его рукопись принята к печати. И мне захотелось сделать ему приятный сюрприз… – голос ее прервался.
– И что?
– Ну, я пошла его искать, а вот это было зря, совсем зря.
– Так вы нашли его?
– Да, в операционной… он сидел на столе, а эта сестра, с которой она работает, стояла на коленях и лицом прямо туда… ну, вы поняли.
Бен тихо присвистнул.
– Фу, кошмар какой это увидеть.
– Я с подонком этим больше слова не скажу, никогда.
– Ну конечно, конечно, сейчас вы только так и способны о нем думать. Я понимаю. Вы в ярости, и уж точно есть причина. Но вы послушайте меня, прошу вас, не надо делать бесповоротных шагов, вот так сплеча, не подумав…
– Не подумав? А что тут думать, когда он такое устроил? – Она еле сдерживала снова подступавшие слезы. – А еще говорил, что хочет, чтобы мы поженились… И я ему верила… а он…
– Эллен, бедная вы моя, я все понимаю, – прервал ее Бен, боясь, что тоже заплачет на нее глядя. – Он нанес вам жестокую обиду. Но ведь сами подумайте, мы все друг друга когда-нибудь обижаем, только больше или меньше, вот и все. Даже если любим человека – все равно. Надеяться можно на одно: те, которые тебя любят, постараются обижать пореже. Но чтобы совсем нет – так не бывает.
– Причем тут обиды? Он просто вел себя со мной, как предатель.
– Ну полно вам, зачем уж так резко рвать? Перетолкнулся разок прямо в операционной, так это еще не повод.
– Я бы такого в жизни не сделала!
– Эллен, но ведь мужчины из другого теста.
– Ах бросьте, пожалуйста, наслушалась я всей этой бредятины: женщины одно, мужчины совсем другое…
– Да успокойтесь же вы наконец и послушайте, что вам говорят!
Она закусила губу и затихла.
– Я же не к тому, что мужчины вольны вставлять кому ни попадя. Но так бывает, и все оттого, что они дураки. Я вам точно говорю, я же сам мужчина.
– Что, по собственному опыту судите?
– Конечно, у меня самого такая история была году в пятьдесят восьмом-пятьдесят девятом…
– В пятьдесят девятом я родилась.
Он улыбнулся.
– Да, времени порядком уж прошло. Так вот, Милт тогда в Голливуде работал, и одна его клиентка, актриса, приехала в Нью-Йорк – роль получила в пьесе. Он ее ко мне и прислал, чтобы физику подтянуть. Ну, вы понимаете, Эллен, молодая женщина, красивая… нет у нее никого. И она сразу положила на меня глаз.
Теперь Эллен слушала не перебивая.
– Знаете, я ведь любил свою жену. Мы прожили вместе тринадцать лет, а может, и все четырнадцать, причем очень счастливо. Но перед знаменитой киноактрисой я не устоял. Она прислала роскошную машину, и меня привезли к ней на Манхэттен. Всего один раз это было.
– А что потом?
– Наш брак чуть не развалился, – со вздохом сказал Бен.
– И жаль, что не развалился.
– Вот это вы напрасно. Напрасно! – Бен говорил убежденно. – Мы ведь после этого еще двадцать лет прожили, и все было хорошо. Справились, и брак наш после этого только окреп.
– По-моему, вы мне какую-то мыльную оперу рассказываете.
– Наш брак ничего общего не имел с мыльными операми.
– Извините, если обидела, только, видите ли, мы ведь с Рихардом не в браке. И даже живем врозь. Я звала его ко мне переехать. Теперь понятно, почему он не захотел.
– Эллен, я одно вам хочу напомнить: всего пару часов назад вы были в него влюблены – не надо так быстро все чувства на помойку выкидывать. Может, какие-то особые причины были, из-за чего так получилось. Может, на него тоска нашла, а все с этой медсестрой для него, может, было так, все равно как мальчишки сами себя приходуют…
Эллен передернулась: опять эти мужские разговорчики, провалились бы они.
– Послушайте, я вам сейчас одну тайную открою, о которой мужчины никогда не говорят… понимаете, после оргазма приходит чувство бессилия, и тогда на мужчин накатывает страх.
– Почему?
– Потому что он боится, что все у него получилось в самый последний раз. Вот видите, у мужчин по этой части все понятия особенные. Для женщины, если я правильно понимаю, самое главное – это чувство испытывать сильное. А мужчины – они больше о самих себе думают.
– Я тоже хочу думать о самой себе. И никому не позволю второй раз из меня круглую дуру сделать. Как в пословице, на воду теперь дуть стану.
Зазвонил телефон. Эллен не тронулась с места. На том конце все не клали трубку.
– Ответите? – не выдержал Бен.
– Нет, мне ни с кем говорить не хочется.
– А может, это мне звонят?
– Вот и отвечайте.
Он снял трубку: «Алло!» – С минуту царило молчание. – «Кто говорит?»
Прикрыв трубку ладонью, Бен прошептал: «Это ваш друг».
– Пошел он в задницу.
– Эллен, прошу вас, подумайте над тем, что я вам говорил. Ответьте ему.
Она смотрела на него пристально, с недоверием.
– Ну, пожалуйста…
Спотыкаясь, Эллен подошла к телефону.
– Привет! – Рихарду, видимо, очень весело. «Еще бы, – подумала она, – этому засранцу отстрочили, вот он и радуется всему на свете. Но вслух сказала: – А, привет, Рихард, – словно ничего и не произошло.
Бен облегченно вздохнул: кажется, ему все же удалось заставить ее на все это посмотреть глазами мужчины.
– Очень хорошо, что ты звонишь, Рихард, у меня для тебя прекрасная новость: рукопись принята к печати…
– Чудно! Давай это отпразднуем. Поужинаешь со мной?
– Поужинать? Замечательно!
– Ну, допустим, через час в «Гриле», идет?
– Превосходно, – и она повесила трубку. Бен так и сиял.
– Ну, вот видите. И вам самой стало легче. Правда же? Не надо стесняться, все хорошо.
– Да уж куда лучше, – по ее лицу блуждала нехорошая улыбка.
– Какая вы умница, что меня послушались.
Она молча прошла на кухню, вытащила из холодильника коробочку с маслом и стала намазывать ломоть хлеба.
– Зачем вы? Вам же через час ужинать с Рихардом.
– Черта с два поеду я на этот ужин. Пусть сидит там меня ждет, скотина. Так и вижу, какая у него сделается рожа, когда поймет, что я его, как дурачка, разыграла.
– А вы прямо кремень, – засмеялся Бен.
– Ничего подобного, – оборвала она его. – Просто… – голос опять задрожал, на глазах появились слезы, – просто я стараюсь учиться на собственных ошибках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39