https://wodolei.ru/catalog/mebel/kompaktnaya/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

3,2,4… Номер в отеле, где останавливался двойной агент из «Человеческого фактора» Грина? Нет, это совсем далеко, хоть он и вправду останавливался в 324-м. Дали бы мне день-два — может быть, и нашел бы ответ…
Блин, а почему я, собственно, должен его искать?! Испугавшись иллюзорного сфинкса, я автоматически принял его игру на его условиях!
— Иди ты в жопу со своими загадками, — спокойно сказал я.
Сфинкс зарычал, поднял огромную лапу… и неожиданно воскликнул звонким голосом Мэриан:
— Бинго! Верный ответ! Призовая игра — еще 1001 вопрос про ЭТО!
— Это… ты?
— Конечно я! — Мэриан-сфинкс широко улыбнулась, обнажив пару вампирских клыков в виде армейских штык-ножей. — А что, не нравлюсь?
— Да уж, краше некуда! Эдакое богатое тело — хоть сейчас в анатомический театр.
— Спасибо за комплимент, гроза Шервуда. Я тебя тоже очень люблю. Хотя могу и попроще чего-нибудь…
Вспышка — теперь вместо сфинкса передо мной прохаживалась черная пантера, настоящая Багира.
— Ты зачем надо мной издеваешься, чертовка? Я, между прочим, старый и больной человек. У меня чуть не сделался сердечный приступ от твоего сфинкса!
— Издеваюсь? Я просто проверяю. Приходит кто-то с неизвестного адреса, откуда я знаю, что это ты? Тебя ведь подделать — как два байта переслать. Да еще всякие гадкости приходят вместе с твоим звонком…
Пантера подкинула лапой и ловко поймала зубами какое-то пернатое. Пернатое не подавало признаков жизни.
— Я от приятеля звоню… В общем, ты как всегда права. Я просто не ожидал.
— Ага, ты ждал, что тут будет сидеть твоя версия «Орлеанской». Длинноногая компфетка, королева флирта и самообучающаяся секс-машина…
— Почему нет? Всяко лучше, чем такая киберла с клыками. Я, между прочим, тоже не знаю, как тебя от других отличить. Я тебя никогда не видел, голос можно смоделировать… Кстати, та сказка, что ты мне рассказываешь — она-то хоть твоя?
— А с чего ты взял, что это я тебе рассказываю? Может, ты сам себе рассказываешь?
Вместо пантеры передо мной появился небритый пожилой тип в мятом пиджаке. Моя собственная копия. Хуже всего было то, что выглядел второй «я» старше меня теперешнего — совсем седой и совсем сутулый.
— Неужто эта развалина — я?
— А то! — двойник еще и говорил моим голосом. — Ты самый, просто на семь лет старше. И как видишь, песок еще не сыплется.
— Надо же, какая честь. «Гостья из Будущего» прямо.
— Ну-ну, не скромничай. Это же все — ты сам. Свой «Альбом одного лица» помнишь? Достаточно экстрапальнуть немножко — и вот тебе твоя физия через семь лет. Между прочим, индейцы верят, что фотоаппарат крадет душу человека. С каждым снимком по кусочку. Так что ты сейчас разговариваешь со своей душой, только и всего.
Я задумался. Да-да, был у меня «Альбом». Сразу после того, как ввели универсальные личные карты. В России их окрестили «личками», у французов появился термин «carte-monnaie». Проще всего было американцам, которые называли эту карточку «e-driver's license»: она была похожа на главное американское удостоверение личности тем, что ассоциировала человека с его машиной… только не с авто, а с компьютером.
С появлением личек многие старые документы стали не нужны. Но я не торопился выбрасывать их. Я и раньше не выбрасывал отслужившие корочки, и за долгие годы у меня накопился целый мешок пропусков и удостоверений. Был там и вручную запаянный в целлофан ученический, и ярко-красный комсомольский, и международный студенческий в зеленую полоску. Были читательские нескольких библиотек, бэджи с международных конференций и липовые проездные, и много еще чего. Перед тем как бросить в тот же мешок самые последние, уже ненужные после введения личек паспорт и университетский пропуск, я решил немного поностальгировать. Вывалил на пол все остальные документы и стал раскладывать их по возрасту. А потом пошел и отсканировал фотографии с этих корочек. Все фотки были почти одинакового формата, на всех я глядел прямо в объектив — так я и выложил их в Сеть «стопкой»: в каждый момент на страничке была одна фотография, а кнопки «Вперед-Назад» заменяли ее на следующую или предыдущую.
Потом мои студенты решили пошутить и анимировали «Альбом». В коротеньком мультфильме мое лицо быстро взрослело, плавно проходя за несколько секунд все стадии, от школьника до профессора. Еще через месяц «динамическое фото» стало очередным писком моды среди Новых Нетских. Оля Лялина кусала локти.
Стало быть, то, что я вижу сейчас — следующий кадр «Альбома». Словно все мои прошлые фотографии были точками на плоскости, по которым компьютер построил кривую и показал, куда эта кривая должна пойти дальше.
И точно так же возможно, что разговариваю я сейчас вовсе не с человеком. Действительно, почему нет? Программа-психозеркало, вторая сторона сомнительной монеты под названием AI, как любил говорить старина Чарли Хопфилд. К первой стороне он относил разработки искусственного интеллекта по «восходящему принципу», призванные смоделировать микроуровень работы мозга. Именно они привели от перцептронов, нейронных сетей и игры «Жизнь» к цифровому наркотику-диоксиду. В то же время сторонники «нисходящего» направления сконцентрировали внимание на макроописаниях мыслительных процессов, пытаясь перевести на машинный язык алгоритмы общения, формирования знаний и принятия решений. Этот подход породил первые экспертные системы и шуточную диалоговую программу «Элиза», от которой произошло целое семейство психозеркал. «Клевая Подруга», «Случайный Знакомый», «Любознательный Малыш», «Доктор Фромм» и прочие «хомячки для взрослых» заполнили страницы сетевых магазинов, сделав их похожими на каталоги для взыскательных рабовладельцев.
Самой удивительной чертой этой моды оказался ужасный примитивизм наиболее популярных программ-психозеркал. Они лишь немного отличались в лучшую сторону от тех «Элиз», которыми развлекались первые адепты искусственного интеллекта. Все дело было в среде, в точке отсчета. Шуточные диалоговые системы 60-х были лишь игрушкой интеллектуалов, доказывавших друг другу на простых примерах, что компьютерному разуму еще очень далеко до человеческого. Теперь, когда те же самые боты стали достоянием масс, точка отсчета сдвинулась, да еще как! Выяснилось, что диалог через Сеть с самым тупым ботом зачастую получается умнее, чем весь тот хаос безграмотных и бессвязных реплик, который городят среднестатистические носители человеческого интеллекта в обычном чате типа «Кроватки». Отдельные скептики по-прежнему вспоминали тест Тьюринга — но кому он нужен, этот тест, если у тысяч болтающих через Интернет людей даже не возникает мысль его применить?
В конце концов дошло до того, что знаменитый тест развернулся на ровно на 180 градусов: подозрение в нечеловеческой природе сетевого собеседника гораздо чаще возникало в тех случаях, когда он оказывался слишком эрудированным и выдавал слишком свежие анекдоты. Теперь разработчикам приходилось притуплять свои творения для достижения «естественной потертости».
Возможно поэтому наиболее популярными искусственными собеседниками стали не бестелесые виртуальные персонажи, а механические зверушки-айболиты, потомки первой японской робособаки Айбо. Уже cам вид маленького зверька предполагал некоторую глуповатость собеседника, и когда дети требовали купить им айболита, родители зачастую делали это с большим удовольствием, так как сами были не прочь потрепаться с электронной кошкой или собакой. Семейный робозверек постепенно становился «хранителем очага».
Но мозг айболита — все та же программа-психозеркало. С каждой репликой человека пополняется база знаний хитроумной экспертной системы, где копятся и обычные факты, и незаметные для самого говорящего мелочи: повторы слов, оговорки, скачки интонации, вкрапления сленгов и диалектов… А на выходе, в диалоге, все это возвращается, как отражение в кривом зеркале. И кажется, что разговариваешь с кем-то другим, а не с самим собой.
Подобные интеллектуальные программы использовали и мы с Жиганом при создании наших виртуальных големов. Ничего удивительного, что сапожник в конце концов получил в лоб сапогом.
— Очень похоже, правда же? — электронный двойник явно наслаждался произведенным впечатлением. — Кстати, если ты вдруг помрешь, я могу продолжить за тебя лекции читать. Никто и не заметит. Ты свисти, если что.
Ну и шуточки у него, подумал я. Но вслух не сказал, потому что знал ответ. «У тебя, а не у меня!», скажет чудовище и будет еще больше веселиться.
— Впрочем, лекции неудобно, — продолжал мой двойник. — Для псевдо-интеллектуальных диалоговых систем — как раз о них ты сейчас морщишь лоб, верно? — для них, брат, есть более удобный жанр. Сам знаешь, какой.
— Сказки?
— Приятно иметь дело с человеком, который мыслит аналогично! Именно, сказки. Сам посуди: всего и делов, что пропустить проблему клиента через эдакий шифратор, подбирающий аллегории и гиперболы. Тебе как литератору это должно быть хорошо знакомо. Навеять сон золотой и все такое. Впрочем, иногда тебя вдруг увлекают противоположные идеи — дешифрация, взлом… М-да, ты сложный объект для моделирования. Но сам ты все равно не осознаешь, что дает тебе эта сложность.
— Почему же, осознаю. Я могу напиться и бросить в тебя бутылкой, а ты этого не можешь, тебе пить нечего, — пробурчал я.
Разговаривать с двойником становилось все противнее. Действительно, Сеть давно может всех нас моделировать. Ведь мы столько выбалтываем в нее, столько души в нее изливаем! Сидим перед ней как белки на задних лапках, стучим передними по клавишам, и рассказываем, рассказываем о себе этому мусорщику в надежде на то, что он бросит нам свои неведомые орешки…
Но самое ужасное — не возможность моделирования разума, а возникновение вот таких вот эмоций по отношению к умным машинам. Казалось бы, развитие искусственного интеллекта должно заставить самого человека как-то «подтянуться» в интеллектуальном плане — кто захочет быть глупее своего унитаза? Но оказывается, тут-то человек и проявляет неведомые компьютеру свойства. Зачем подтягиваться, если гораздо проще испытывать к интеллектуальному унитазу различные эмоции, которые подправляют гармонию личного мировоззрения без лишних затрат! Можно боготворить умный унитаз, дружески с ним трепаться. Или коситься с испугом, чувствовать неприязнь, как делаю сейчас я.
А ведь именно на этом эмоциональном механизме держалась и сетевая популярность моих виртуальных героев! Натурально, наступил на грабли, которые сам же и разбросал для других.
Мне стало совсем грустно. Нет, Мэриан не программа. Я не хочу верить, что это программа!
— Ладно-ладно, не напрягайся, Вольный Стрелок! Я пошутила. — Мэриан снова стала пантерой и заговорила своим голосом. — То, что я тебе рассказывала про Голос, это старая сетевая сказка. Я случайно откопала ее в «Хромом Ангеле», был раньше в Сети такой странный архив.
— Да я и не напрягаюсь… Знавал я одно такое «психозеркало», которое тоже всех уверяло, что оно — всего лишь программа искусственного интеллекта, всего лишь разговор с самим собой. Называлась эта игрушка «Монах Тук», ее очень любили секретарши крупных фирм. У таких девочек, как правило, имеется особый зуб на шефа, да и на других сотрудников… Вот бедняжки и исповедовались Монаху Туку, скачав его на свой комп из Сети. И попутно сообщали ему очень много полезной информации. Все равно ведь это лишь программа-игрушка, чего от нее скрывать? Правда, потом в этих фирмах почему-то начинались кадровые перестановки, увольнения, разводы… Да и деньги со счетов куда-то пропадали…
— Видать, не такой уж безмозглой и одинокой «программой» был Монах Тук! — Мэриан-пантера заливалась смехом. — А ты, я вижу, не одной только литературой пробавляешься, профессор!
— Сильная литература всегда оказывала сильное влияние на реальность, — произнес я голосом профессионального лектора. — Достопочтенный монах Тук вскоре после упомянутых событий оставил работу… хм-м… духовника заблудших секретарш. И основал скромную секту «Свидетели Явления Ошибки». С тех пор в своих пламенных проповедях отец Тук частенько приводит в качестве примера следующий случай, описанный в средневековом арабском сочинении «Аджаиб ад-дунйа». Пророк Мухаммед однажды сказал своим людям: «Когда придет на мою кафедру некто Муавия, примите его!» Веление его было записано, но случайная муха посадила над буквой «ба» две точки, так что вместо «примите» получалось «убейте». Войско пророка размежевалось на две партии: одни стояли за то, чтобы Муавию принять, другие — за то, чтобы убить. В битвах за эти мушиные точки погибло сто тринадцать тысяч мужей.
— Ага, отсюда ясно, что лучшие писатели — мухи!
Мэриан сделалась мухой и закружилась у меня перед носом. Я отмахнулся.
— Может и мухи. Моему приятелю Франческо они даже картину написали.
— Как это?
— Он жил над мясным магазином, и летом у него было множество мух. Они ужасно мешали ему работать — он вообще-то художник. И когда Франческо совсем на них разозлился, и нарисовал русалку. Только она была невидимая, потому что нарисована была сахарным сиропом. А дальше ее мухи дорисовывали, отдавая свои маленькие жизни на липкий алтарь искусства.
— Ужас какой! Не хочу быть мухой! — передо мной снова прохаживалась пантера.
— Правильно. Будь лучше таинственной незнакомкой.
— Ой, брось подлизываться, профессор! Сам небось знаешь, что женщины подчас хуже мух. Между прочим, в середине двадцатого века тоже была история с неправильной точкой. Только точка была в программе на Фортране. А вместо мухи была дура-секретарша, которая эту программу перепечатывала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46


А-П

П-Я