» Я поплелся к зданию Генерального штаба и вспомнил, как Пошибайлов рассказывал, что из третьего подъезда обычно выходят офицеры, получившие за службу в Анголе, Йемене, Вьетнаме, Никарагуа чеки «Внешпосылторга». Серое здание штаба выглядело строго, пожалуй, даже мрачно. Опять заморосил дождь. Я удивился, когда перед зданием увидел офицеров с зонтами. Никогда не подозревал, что они тоже носят зонты! Взглянул на табличку над тяжелыми дверями ближайшего подъезда: на ней был указан номер четыре. На гранитных ступеньках лестницы блестели потерянные латунные пуговицы. «Странно, — подумал я, — что, у них нет дворника, или трудно закрепить пуговицу? Эту черту их характера необходимо запомнить». Следующий подъезд был под номером три. В огромную парадную дверь с молчаливым приветствием «под козырек» вваливались и вываливались толпы военнослужащих. У них были какие-то странные, отрешенные физиономии. В походке ощущалась слепая энергия, в движениях конечностей — механическая простота. Именно так двигаются заводные детские игрушки. Неопрятная, лоснящаяся форма или болталась на худосочных фигурах, или обтягивала тучные тела. «Ни одного мускулистого, спортивного тела, — с удивлением подумал я. — Тогда что же это за армия? Чем они там заняты?» Но тут другая мысль буквально поразила мое сознание: «Все эти люди теперь будут входить в мое одиночество так же бесцеремонно, как они открывают двери третьего подъезда! И мое сознание должно будет впустить в себя их проблемы. Мне начнут сниться их оторванные латунные пуговицы, мятые шинели, блестящие погоны, обрюзгшие физиономии. Нужно ли для этого жить?» — «А как же эра путивльцев? — немедленно отозвался внутренний голос. — Я же возложил на тебя обязанности по расчистке площадки для прихода cosmicus. Перед тобой — многолетняя программа! Ты должен ее выполнить! Ведь цель прозрачна и ясна!» Прошло каких-то пятнадцать — двадцать минут, а я уже устал. Почувствовал себя неполноценным существом: зрение оказывало сильное давление на психику, на волю. Люди, люди, люди! Их количество разрушало мое сознание, разрывало его в клочья. Я терял себя, проваливался в какую-то черную дыру. Мрачный занавес опустился на глаза, голова закружилась, ноги подкосились. Собрав последние силы, я решил вернуться в свою берлогу. Утешительная мысль о собственном генеральном плане снова взбодрила меня. «Все готово и расписано. Давай, Василий, начинай, — завтра пополудни. Закончи работу дворника, надень парик, возьми в руки любую книжку и несись к третьему подъезду Генерального штаба. Только помни свою легенду. Без нее нельзя. Несовершенному существу обязательно хочется услышать сентиментальную историю. Дай ее ему !» В этих раздумьях я взял метлу, подмел весь вверенный мне квартал, потом музейный в лужах двор, обессилел, доковылял до сарая и, усталый, заснул. В эту ночь мне ничего не снилось. Ровно в семь часов утра я встал, умылся в тазике, позавтракал куском хлеба, сырым яйцом и холодной водой, после чего взялся за работу. Мой пуританский образ жизни не был скопирован ни с какой прочитанной или услышанной стародавней истории. В нем просто выражалась моя суть. Всякие изыски в пище, в одежде, в быту вызывали у меня глубочайшее, простодушное отторжение. К полудню я сделал все, строго по служебной инструкции, и стал готовиться к деятельности у третьего подъезда. Лишения одиночества не только не изнурили меня, но выковали холодную целеустремленность. Сегодня уже никакие сомнения не лезли мне в голову. Я точно знал, что мне предстоит, какие манипуляции надо совершить, чтобы распалить алчность человеческую, — поэтому торопился к Генеральному штабу. Я уже надел парик и приклеил усы, как вдруг заметил себя в кусочке зеркала. Нет, действительно, это был не путивлец Василий Караманов, не его двойник, не его тень. Это был Алексей Пошибайлов. Именно таких людей я ненавидел всю жизнь. Именно они вызывали у меня яростное возмущение тем, что присвоили себе чужое звание — человеков разумных. Именно их я твердо решил изгнать в археологическую литературу. А тут — на тебе! Сам похож на них ! Всмотрись в меня пристально — никогда не скажешь, что я cosmicus. Я стал опасаться, что нахождение «в людях» отнимет слишком много времени и сил. А я так нуждался в них! Впрочем, я решительно прервал размышления, сунул «куклу» в карман, взял нал, надел очки, вышел из сарая и направился к Генеральному штабу. Дорога заняла не больше пяти-шести минут. У третьего подъезда опять было многолюдно. Еще раз перебрав в памяти детали трюков лагерного Пошибайлова, я выбрал одного из выходящих. Майор, среднего роста, чуть ниже, чем я. Загорелое, простое лицо. Китель — новый, брюки — заношенные. «Видимо, — подумал я, — из Северной Африки или из Анголы. Китель покоился в шкафу на вешалке, а в брюках проходил весь срок командировки». Глаза светлые, пустые, нет в них ни злобы, ни доброты. Выразительный лоб, широкие скулы. Лет тридцать — тридцать пять. Идет и красуется, видимо, имеет полный карман чеков «Внешпосылторга». Может, звезду подполковника получил? Долго не раздумывая, подхожу: «Здравствуйте! Я Леша Пошибайлов из Твери. Хочу купить чеки. За сто пятьдесят чеков плачу четыреста тридцать рублей. Это почти по три рубля за чек. Продадите?» Говорю быстро, на ходу, майор, не сбавляя темпа, несется дальше своим маршрутом. После слов «почти три рубля за чек» резко останавливается, на полминуты впивается в меня взглядом. А я его пристально изучаю. Смотрю, как его зрачки расширились, ноздри раздулись, дыхание участилось. Безразличное, пустое лицо преображается; проявляется, растет интерес. Глаза уже заметались — добычу чувствует. Думает, видимо: вот повезло, дурачка встретил, три рубля предлагает! «Откуда знаешь, что у меня чеки есть? — прищурив глаза, спрашивает военнослужащий. — Не из МУРа ли?» — «Мне еще двадцати лет нет. Я студент техникума…» — «Деньги с собой?» — обрывает майор. «Да! В кармане. Дать?» — «Нет, — говорит, — не здесь. Давай зайдем в телефонную будку. Она тут рядом, у памятника Гоголю». Молча идем вместе еще около ста шагов. Я не могу следить за его глазами, мне виден лишь его профиль. Но руки, гляжу, ерзают, радуются. Обмануть меня мечтает, три рубля за один получить! В левом кармане я нащупал «куклу», в правом — наличные деньги. Вот и телефонная кабинка. «Заходи», — говорит он. Я первый протиснулся в будку. За мной майор. Он снял трубку, приложил ее к уху и подпер плечом: якобы говорит по телефону. «Давай деньги!» — властно требует офицер. Я спокойно вытаскиваю пакетик с красными десятками и кладу их на книжицу «Улицы и площади Москвы». «Пересчитывайте. Здесь ровно четыреста тридцать рублей». Он судорожно вытаскивает деньги, глаза его бегают по сторонам. Начинает лихорадочно считать. Со лба капает пот. Я смотрю на него и думаю: это он — венец природы? Что за недостойная природа, если у нее такой венец! «Да! Точно. Здесь четыреста тридцать рублей», — говорит он отрывисто, нервно и пытается засунуть деньги себе в карман. «Минутку, — забирая купюры, говорю я. — Вначале покажите мне свои чеки. Потом берите червонцы». Я взял из его рук деньги, поместил их в целлофановый пакетик и опять положил его на книжицу. Пока он считал мои рубли, я пристроил под книжкой заготовленную «куклу». Мне оставалось лишь в этой суете повернуть кисть — и «кукла» оказывалась сверху. Так действовал настоящий Алексей Пошибайлов, это был профессиональный трюк. Майор напряженно доставал пачку чеков из плотно облегающего кителя. Мне нужен был один миг, чтобы сделать движение кистью руки. И когда офицер достал чеки, поверх книжицы уже лежала «кукла». «Вот. Видишь, сколько? Тебе же надо сто пятьдесят?» С него струился пот. В будке было тесно и душно. Внутри самого майора кипел инстинкт наживы. «Да! — сказал я. — Мне больше ни к чему!» — «Жаль, а то мог бы еще подкупить! Да ладно! Вот, бери», — сказал он, закрывая своим телом выход. «Боится, что я сбегу», — пронеслось в моей голове. Мне было горько смотреть на человека. Другой бы радовался: что за кретин этот венец природы! Но его слепая глупость угнетала меня. Я даже про себя не усмехнулся. Его поведение еще глубже укрепляло меня в моем видении будущего. Одной рукой майор отдал мне сто пятьдесят чеков, другой схватил «куклу» и с какой-то неимоверной силой запихнул ее в карман. Мне показалось, что его френч затрещал, швы разошлись. Больше не говоря ни слова, он бросил трубку, выскочил из телефонной кабинки и засеменил в сторону Арбата. Я крикнул ему вслед: «До свидания, майор!» — но он не обернулся, а лишь прибавил шагу. Я пощупал пульс: он был ровным и спокойным. «Настоящий путивлец!» — подумал я о себе. Повесив уныло болтающуюся трубку на рычаг, я пошел вслед за майором. Нет, он меня совершенно не интересовал. И никакой опасности в том, чтобы идти за ним следом, я не видел. Я был уверен, что в свой карман он залезет лишь дома и «кукла» окажется для него полнейшей неожиданностью. Но профессия «кукольника» состояла из двух частей. Первую я бесстрастно выполнил. Теперь передо мной стояла другая задача: найти покупателя чеков. Дело было несложным. Их цена составляла два номинала. На Старом Арбате был комиссионный магазин. Я шел именно к нему. «У меня есть немного чеков “Внешпосылторга”. Интересуетесь?» — спросил я продавщицу. Размалеванная, в теле, с тяжеленными серьгами, которые вытянули мочки ушей почти до ключиц, она, оглядев меня с головы до ног, бросила: «Минутку!» — и ушла во внутренние помещения. Вернулась торговка с дамой еще более крупной и значительной. Гордый, властный, требующий немедленного повиновения взгляд заплывших глаз впился в меня со всей своей мощью. Но, слава богу, я не был человеком! Иначе упал бы ей в ноги, — такой разрушительной силы был ее прищур! Я выдавил едва заметную улыбку и небрежно, по-мошеннически бросил: «Привет красоткам! Есть сто пятьдесят чеков». — «Ах, жаль! Жаль! Такая мелочь?» — удивилась хозяйка с седыми, подсиненными волосами. Лицо ее приняло растерянное выражение. Теперь она больше походила на глупого ребенка, чем на опытную комиссионерку. Я подумал, что смутил даму мелочью. Она ждала другой суммы. «Сколько вам нужно?» — шепнул я ей в самое ухо. Я даже взял ее под руку и притянул к себе. Ее грудь в упругом лифе поджалась, как жесткая пружина, упершись в мое тело. «Откуда это во мне? — тут же мелькнуло у меня в голове. — Так я же настоящий cosmicus, временно надевший маску человеков!» Дама расплылась в улыбке; незнакомый парфюмерный аромат впервые в жизни крепко ударил мне в нос. Ее лоснящееся раскрашенное лицо оказалось рядом, почти касаясь моей исхудавшей физиономии. Исходящие от нее невероятные запахи продолжали атаковать меня, доводя до одури. Я наблюдал, как она задумалась, стала нашептывать какие-то слова, — видимо, представляя товары, которые сможет теперь купить, или сервис, который оплатит чеками. Женщина не просто расцвела — в своих мечтах она приподнялась над клиентами магазина, над пешеходами Арбата, над всеми жителями огромной России. Ее носило где-то в облаках, она проводила время в поднебесье, она получала кайф в фантастическом мире грез. Как патрицианка, она парила над всеми! Но я-то знал, что это был за мир: яркие вещи, глупые тусовки и пир во время чумы. Тут я вспомнил договоренность с самим собой и рассердился: «Караманов, зачем тебе проводить в роли афериста целый год? Нескольких эпизодов достаточно, чтобы понять абсурдность утверждения о величии человеков. Это до невозможности примитивные существа, которые мешают миру развиваться дальше. Василий! Найди способ избавиться от них всех! Торопись! Универсум ждет!» «Я купила бы несколько тысяч чеков, — вернул меня к реальности голос хозяйки комиссионного магазина. — И плачу неплохо: рубль восемьдесят за чек. Танька, — обратилась она к продавщице, — дай парню двести семьдесят рублей. — Потом ко мне: — Где чеки? Не фальшивые ли? Когда еще принесешь?» Я подсчитал: четыреста тридцать рублей было моих, она даст двести семьдесят. Получается семьсот. Двадцать рублей уйдет на «куклу,» десятку придется отдать за парик блондина. За двадцатку приобрету поношенную куртень. Шестьсот пятьдесят. Пятьдесят откладываем. Шестьсот делим на три, получаем двести чеков. «Завтра, — сказал я. — В это же время принесу двести чеков». — «А почему только двести? Я же сказала: тысячу куплю! Больше тысячи! Сколько доставишь — все будет тут же скуплено! — На ее лице появилась недовольная гримаса. — Как тебя зовут, юноша?» — «Алексей Пошибайлов». — «Что-то лицо у тебя бледное, с желтизной. Ты, случаем, не колешься? Или у тебя гепатит? Иметь задумчивый вид в твои годы… Ты не болен?» — «Нет, все в порядке. Учеба отнимает уйму времени!» — «Ну, приходи завтра. Буду ждать. Сделаю предложение, от которого просто так не отказываются», — и она как-то мечтательно взглянула на меня. Такого женского взора я никогда еще не видел. Нет, он меня заинтересовал совсем по другому поводу. «Что она имеет в виду? — подумалось мне. — Мечтает она о чеках или о чем-то другом? Не может быть! Неужели ей на ум пришел секс? Ей же все пятьдесят! Уж этого я себе никогда не позволю! Пусть они целуют ее накрашенные губы; пусть они гладят ее кастрюлеподобную грудь; пусть они обнимают ее бочкообразную талию; пусть они ласкают ее унизанные бриллиантами пальцы-сосиски; пусть они нежно теребят ее крашеные волосы. Караманов не для этого дела, мадам!» Я поклонился, опустил глаза и быстро вышел на Старый Арбат. У меня был, видимо, престранный вид. Некоторые люди оборачивались и смотрели мне вслед. Но мне было все равно. Я несся в сберкассу, чтобы обменять деньги коммерсантки на красные червонцы. Меня еще ждала покупка нового парика и всего остального. Надо было готовиться к завтрашнему дню. Мысленно я подвел итоги дня: сегодня я совершил много абсолютно новых для себя дел. Я впервые обманул человеков. Второе: я впервые стал смотреть в глаза людям. Изучая их не на расстоянии, а непосредственно общаясь с ними .
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25