Но вот позади остались подкрановые пути, штабели грузов, стоящие у причалов суда. Теперь Пол тащился по узкому проходу между неизвестными строениями, весьма обнадеженный попавшимся ему по дороге указателем, утверждающим, что город располагается впереди. Затем он узрел облупившуюся арку, по обе стороны которой, как ряды встречающих, выстроились щиты с видами советского Ленинграда. Наконец Пол добрался до щуплого чиновника, который долго и внимательно изучал предъявленный ему паспорт. Правда, скорее всего, его повышенное внимание было вызвано не бюрократическими, а эстетическими причинами: Белинда была исключительно фотогенична и на фотографиях всегда получалась удивительной красавицей.Получив обратно документ, Пол вышел за ворота, и перед его взором предстала картина всеобщей убогости и нищеты.Дома неопределенного цвета, поскольку с них давно слезла краска (такие ему доводилось видеть только в доках Манчестера), казались еще более запущенными под величественным сводом золотисто-голубого неба. Вокруг росли чахлые, неухоженные деревья, стояли покосившиеся урны, переполненные всевозможным мусором. Единственное, что могло порадовать глаз своим изобилием, это нравоучительные плакаты. На фойе этого пейзажа советские рабочие ждали автобуса.Впервые в жизни Пол ощутил себя до мозга костей капиталистом. Капитализм чувствовался даже в покрое его одежды. И новые саржевые брюки, и уже весьма поношенная спортивная куртка от Гарриса сразу же бросались в глаза. Здесь царил пролетариат, одетый в потертые кепки и не знающий, что такое галстук. Пол ощутил это необычайно остро, как никогда ранее, хотя неоднократно встречался у себя на родине с представителями рабочего класса. Больше всего на свете ему захотелось поскорее очутиться в такси, вырваться из этого ужасного места, снова попасть в привычное окружение богатых туристов из капиталистических стран. Устыдившись, он вспомнил, как его отец, Джон Хасси, однажды во время массовой безработицы стал в очередь на такси у столба с большой буквой «Т». Там он лишился рубашки, галстука, обуви и даже грязного плаща, который нес в руке. Очередь сожрала все. Но черт побери, у них же есть Гагарин, балет, а товарищ Хрущев обещал построить небоскребы. У них в большом почете правда, красота и чувство товарищеской взаимопомощи. Что они еще хотят?Они хотели его одежду и чемоданы из свиной кожи, вот что.Ожидая своей очереди, Пол старался почувствовать запах Советской России. Он знал, что только в первые часы пребывания в новой стране можно почувствовать ее запах. Он хорошо помнил запах своих школьных лет в Брадкастере – пивоварни, сыромятни, горелой картошки, а также густой аромат табака на Рождество. Ароматизированный табак курили только в праздники. Пол увидел себя среди собственных небогатых родственников: дядя Билл и тетя Вера, маленькая Нелл и кузен Фред. Сейчас они не стали бы с ним разговаривать из-за его непристойного богатства. По странной причуде памяти он вспоминал тех людей, о которых не думал уже много лет. Праздник, посвященный окончанию шестого класса, проходил в Народном парке Брадкастера. Тогда всеобщее внимание привлекла броско оформленная витрина вербовочного центра ВВС. Потом Пол приходил сюда уже один, в форме. Он отчетливо помнил тот вечер на русских курсах, когда на старенький граммофон поставили пластинку с колокольным перезвоном Опискина, а Роберт задрожал от испуга, снова представив себе ту памятную атаку и загоревшийся правый двигатель. Пол, как мог, успокаивал друга.Очнувшись от невеселых воспоминаний, Пол обнаружил, что стоит уже первым в очереди. И сразу почувствовал себя виноватым. Доходчиво объяснив самому себе, что его вины в том, что подошла его очередь, а остальные еще должны стоять, нет и быть не может, Пол загрузился в громыхающий всеми мыслимыми железными частями драндулет, отравляющий все окружающее сизыми выхлопами, и сказал потному водителю: «Астория».Окружающее потрясло Пола до глубины души. Ему на мгновение показалось, что разваливающееся транспортное средство везет его в прошлое, которое захватит его в плен и больше никогда не отпустит. Он ожидал, сам не зная почему, увидеть большой чистый город с современными домами, сверкающими под солнцем стеклами окон. А теперь он ехал по довольно широким улицам, на которых почти не было машин, совсем как в английской провинции по воскресеньям, но только в провинции обветшалой, облезлой, обшарпанной. Создавалось впечатление, что глаза советских людей направлены только на то, что находится в далеком космосе. Дома, стоящие вокруг, казались ранеными, перевязанными бинтами штукатурки, которая во многих местах проступила из-под облупившейся краски. Они взирали на мир больными глазами окон и молили о помощи. Да, это был Брадкастер его детства, или даже более раннего периода, который Пол не застал, но слышал о нем. И даже обилие каналов не делало картину более привлекательной. Нет, Ленинград – это не Венеция для фабричных рабочих. И не великий северный город.А потом такси проехало по мосту над воспетой Пушкиным Невой и оказалось на площади Исаакиевского собора, как раз перед статуей, изображавшей всадника на вздыбившейся лошади. За ней высился огромный варварский собор с мрачной золотой колокольней. Здесь наблюдалось даже скудное движение транспорта. Облепившие все голуби издавали низкие, утробные звуки, и временами казалось, что это стонет площадь. Вот каким предстал перед Полом главный город российского севера.Перед «Асторией» Пол вылез из такси, все еще поглядывая на злобный собор, и заплатил водителю рубль. Ему пришлось самому вытаскивать из машины багаж, и он сразу же в панике обнаружил, что привез из порта не те чемоданы. Позже он сможет назвать это происшествие очень разумной ошибкой. То, что было запрещено ввозить в страну, он спрятал в темной кладовой портового офиса «Интуриста». Пусть охраняют. Но это будет потом. А пока он в сердцах громко выругался и, естественно, снова выплюнул протез. Глава 7 В холле гостиницы «Астория» пахло пылью. Пол совсем не удивился, заметив, что в самом центре зала, среди всеобщей суматохи, сидят двое: крестьянин и крестьянка. Оба разместились на самых краешках стульев. Они сидели очень прямо и совершенно неподвижно, взявшись за руки и закрыв глаза. Возможно, это их первый визит в великий город, и они просто перепутали помещение отеля с Исаакиевским собором. Хотя, может быть, они думают, что попали на вокзал, и ждут здесь поезда. Ну и молятся заодно. Пол бросил свои чемоданы неподалеку от крестьянской пары и огляделся. Его внимание привлекли чрезвычайно пышные, аляповатые украшения, в изобилии стоящие и висящие вокруг.С потолка свисали огромные, давно не мытые люстры, на полу были расставлены гигантские вазы, расписанные ярким орнаментом. Архитектурных украшений было слишком много даже для такого большого помещения. Они подавляли своим количеством и массой. А от плюша и позолоты рябило в глазах. Ковровое покрытие изобиловало многочисленными потертостями. Пол был уверен, что на дне служивших пепельницами ваз-монстров найдутся окурки, брошенные туда еще при царском режиме.Нигде, ни среди плохо одетых местных жителей, ни среди нарядных туристов, не было видно никого, кто мог бы оказаться Мизинчиковым. Ладно, следует делать все по очереди. Пол прошел по бесконечному коридору, разыскал мужской туалет и в холодной полутьме кабинки сделал еще один деревянный клинышек из спички. Затем он вернул протез на место, удостоверился, что он сидит достаточно плотно, и быстрым шагом вернулся в холл к своим вещам. Он решил подождать, пока очереди на регистрацию станут поменьше. А пока Пол развлекался тем, что всячески ругал себя за перепутанные чемоданы. Мизинчиков? В холле определенно не было никакого Мизинчикова. Чтобы убедиться в этом, Пол достал из кармана фотографию, на которой несчастный Роберт обнимал Мизинчикова, и прошелся с ней по огромному вестибюлю, методично сравнивая с фотографией лица всех славян и азиатов, попадавшихся на его пути. Никто не показался ему похожим. А потом его окликнул лысый человек из-за стойки.– Эй!Пол обрадовался, решив; что дождался внимания к своей персоне.– Да? – приветливо откликнулся он.– Какой предлог употребляют перед словом «угол»? – спросил незнакомец, старательно выговаривая чужестранные слова.– А откуда вы узнали, что я – англичанин? – удивился Пол.– Вы – англичанин, поэтому точно знаете, как правильно говорить. – Лысый произнес это до крайности недовольным тоном, словно Пол несправедливо обладал преимуществом называться англичанином.– Понимаете, – задумался Пол, – это зависит от контекста. Например…Пол не был учителем, поэтому его импровизированная лекция заняла довольно длительное время. Лысый позвал еще нескольких служащих гостиницы – официанта в белом пиджаке и теннисных туфлях, женщину, похожую на гувернантку, прелестную девушку из расположенного тут же в вестибюле сувенирного киоска. Его слушали очень внимательно.– Непослушный мальчик стоит в углу, – проговорил Пол.– Какой мальчик? – тут же последовал вопрос.– А это уже тема другой лекции. Каждая лекция имеет только одну тему, – улыбнулся он. – Итак, я продолжаю. Музей расположен на углу улицы. Послушайте, мне нужна комната на двоих. Для меня и моей жены.– Здесь вы ничего не добьетесь, – объяснил лысый. – Вам следует обращаться в «Интурист». – Он тут же забыл о тревогах Пола и вернулся к интересующему его вопросу. – Значит, я не могу сказать: «Я стою в углу улицы»? Так… понял. У нас имеется еще одна проблема. Как правильно сказать: «в постели» или «на постели»? Объясните, пожалуйста. – И он громко шикнул на сильно увеличившуюся аудиторию слушателей. В это время кто-то громко задышал за спиной у Пола и сунул ему в руку карандаш.– Видите, – сказал Пол, – подошла моя очередь. Я лучше быстренько сбегаю туда.– По-моему, слово «быстренько» так не произносят, – сказала женщина в черном, сжимавшая в руке большое кольцо с многочисленными ключами.Лысый укоризненно произнес:– В Советском Союзе мы все стремимся к знаниям. Мы хотим знать все, – заключил он с неподдельной страстью в голосе. Затем он жестом предложил собравшимся разойтись по своим местам. Люди недовольно зароптали.– Постойте, кажется, эта толстая спина принадлежит Мизиичикову!Нет, ошибся. Значит, остается одно, попытаться встретиться с Мизинчиковым в Доме книги. Вроде бы там у Мизинчикова была какая-то работа. Это завтра утром.А пока Пол заметил, что одна из служащих «Интуриста» освободилась, и со всех ног ринулся к ней. Молящиеся крестьяне теперь спали. Мужчина слегка похрапывал. А у стойки «Интуриста» веснушчатая и шмыгающая носом девушка с улыбкой смотрела на Пола. Возле нее лежал закрытый любовный роман издательства «Пингвин». Девушка была сильно простужена и поминутно терла покрасневший нос мокрым комом носового платка. Глядя на нее, Пол ощутил, как в нем поднимается волна сострадания к русским людям. Он облизнул пересохшие губы и улыбнулся в ответ.– Номер на двоих, – сказал он. – Мой друг должен был заказать номер на двоих для меня и моей жены. То есть для моей жены и меня, – поправил сам себя он. – Фамилия друга – Мизинчиков.Девушка чихнула, высморкалась и виновато подняла глаза на Пола. У нее на столе лежало множество больших и маленьких бумажек, и она быстро просмотрела некоторые из них.– Мизинчиков? – переспросила она, слегка замявшись. – Да, конечно, я уверена, кто-нибудь получил эту информацию.– Вы прекрасно говорите по-английски, – улыбнулся Пол, – и читаете, как я успел заметить.– Правда? Спасибо. – Она подняла тонкую руку и грациозным движением позвала коллегу, сидевшую за соседним столом. Другой рукой она снова вытерла нос и, с неожиданной страстью в голосе, произнесла: – Гемингуэй. Смерть Эрнеста Гемингуэя. Какой позор! – Пол с удивлением заметил, что ее глаза наполнились слезами. Она протянула ему какой-то бланк и предложила написать свое имя. – У нас все девочки обожали Гемингуэя, – сообщила она. Когда Пол сделал то, что она просила, она внимательно посмотрела на написанное и прочитала: – Мистер Пол Гасси.Подошла другая девица. Эта была попроще, с тоненькими косичками и в очках. Пол решил, что она, должно быть, берет уроки игры на фортепиано.– Вы изменили имя, – прогундосила простуженная девушка, – у нее в списке написано не так.– Совершенно верно, – начал объяснять Пол. – Понимаете, случилось вот что…Только его уже никто не слушал. Обе служащие «Интуриста» потеряли к нему всякий интерес. Вероятно, для капиталистов это вполне обычное дело – поменять имя в промежутке между заказом комнаты в гостинице и заселением в нее.– Вас проводят наверх. Третий этаж.Пол молча проследовал за маленьким человечком в убогой форме к лифту. В лифте, благополучно разместившись рядом с двумя безобидными чемоданами, они смогли лучше рассмотреть друг друга. Такие типы, подумал Пол, встречаются во многих странах: не теряющий оптимизма неудачник с постоянно оживленной щекастой физиономией, в очках с толстыми линзами. Обычно они являются мишенью для насмешек и привыкают к этому.На третьем этаже их встретила весьма устрашающего вида толстая тетка, вся состоящая из одних выпуклостей. Носильщик украдкой подтолкнул Пола локтем и шепнул:– У этой не забалуешь!Тетка вручила Полу чудовищный ключ, причем, судя по его размерам, он был не от комнаты, а, как минимум, от города, если не от всей имперской России, и строго приказала:– Идите в свою комнату.Комната была весьма неплохой. Летний вечер струился в помещение через большие грязные окна и наполнял комнату мягким золотистым светом. Из кранов капало. На столике стоял древний телефон, рядом с которым виднелся смятый листок – список гостиничных телефонов. Кровати были застелены, правда неаккуратно. Здесь, так же как и в каюте судна, прочно поселилось прошлое и не желало сдавать свои позиции. Такая комната могла бы стать отличным экспонатом в революционном историческом музее (к примеру, здесь арестовали какого-нибудь большевика или подписали совместный с кем-то манифест).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34