Ухура достала полотенце из шкафчика в углу и подала ей.
– Теперь лучше? – сказала Ухура. Вытри глаза. Высморкайся. Вот так. Глубоко вдохни. Хорошо. А теперь расскажи мне, что случилось.
Дженис заговорила – быстро и путано. Похоже было, что она
представления не имела об обычае разыгрывать новичков. И еще в какой-то момент своей жизни она решила, – сама ли, или же познакомившись с каким-то примером, – что постоять за себя было опаснее, чем униженно смолчать. Это обеспокоило Ухуру; она спросила себя, – неужели дух Дженис был безвозвратно сломлен.
– А потом, сегодня утром, – сказала Дженис, – я пошла в мою каюту,
чтобы забрать вещи и переехать, и я только на секунду прилегла, только я так устала, что сразу заснула, а, когда проснулась, я уже опоздала, и я надела форму, только это была не моя, – я помню, что заказала свой размер, но эта не та, которую я оставила, когда прилегла, и я не знала, заказать ли другую и подождать, или надеть эту и идти на работу, а Розвинд до того смеялась, что я и соображать уже не могла… – Она скривила губы. Она снова была на грани слез. – Она такая красивая, и я ею так сперва восхищалась, но только она только и делала, что забавлялась надо мной и смеялась.
– Почему же ты тоже не посмеялась?
Дженис непонимающе уставилась на нее.
– Мне… нужно было идти работать.
– Она тебя просто дразнила, Дженис. Может, она и зашла дальше, чем
намеревалась, – надеюсь, что так оно и было, – или, может, она из тех людей, которым интересно посмотреть, насколько далеко можно тебя подтолкнуть. Обычно все, что тебе нужно сделать – дать ей отпор.
Дженис ничего не ответила. Она просто тихо сидела, не выражая ни согласия, ни несогласия, слушая все, что говорила ей Ухура, с видимым вниманием. Но в глазах ее застыло отстраненное, безнадежное выражение.
– Откуда ты, Дженис?
– Что? Простите, то есть…
– Где твоя родная планета?
– О, – ее голос забрался на фальшиво-беззаботные ноты. – Да везде, мы все переезжали с места на место…
– Кто «мы»? Твоя семья, сообщество? И куда вы переезжали?
– Зачем вы меня все это спрашиваете? – закричала Дженис. – Какое вам дело, зачем вам это знать?
– Мне до этого такое дело, что я не могу видеть, когда кто-то так испуган,
как вы. Меня это заботит, потому что нам работать вместе, а это не получится, если вы будете вести себя как напуганная шестнадцатилетняя девочка.
Дженис ахнула и побледнела. Ухура даже испугалась, что она может
упасть в обморок. Дженис бросилась перед ней на колени.
– Как вы узнали? О, пожалуйста, пожалуйста, не говорите, только никому не говорите…
– Дженис!…
– Пожалуйста, я все сделаю! Только не говорите!
– Дженис, встань! – Ухура, сбитая с толку, слегка испуганная,
практически силой подняла Дженис на ноги. – Прекрати это сейчас же, прекрати!
Дженис рванулась из рук Ухуры.
– Как вы это узнали? – закричала она.
Ухура наконец поняла, о чем говорила Дженис. «Как напуганная шестнадцатилетняя девочка» – сказала она. Совершенно ни о чем не подозревая, Ухура раскрыла секрет Дженис.
– Это неважно, – сказала Ухура.
– Если вы скажете, я убью себя! Я вас убью! Я…
Ухура не смогла сдержать улыбку. Она крепко обняла испуганного
ребенка.
– Никто никого не убьет. Не будь глупышкой.
Через некоторое время, Дженис перестала всхлипывать. Она прижалась к
Ухуре, словно ища защиты.
– Как же ты попала в Звездный Флот в шестнадцать? У них на этот счет
строгие правила. – Звездный Флот посылал в космос и более молодых кадетов, будущих офицеров, – под серьезным присмотром на стажерских кораблях, но правила не позволяли людям младше семнадцати служить в качестве члена команды. Определенные предосторожности и тщательные проверки делали невозможным для детей любой расы побег за приключениями с планеты на звездолет.
Но, каковы бы ни были мотивы Дженис, она явно погналась не за
приключениями.
– Когда я была маленькой, моя семья переезжала, – прошептала Дженис. –
Ворп- двигатели взорвались, и нам пришлось лететь через нормальное пространство. Мы ускорились почти до световой скорости, так что прошло только несколько недель субъективного времени. Но объективного прошло три года.
– И никто так и не исправил записи?
Дженис покачала головой.
– И все равно не понимаю, как тебе это удалось. – На взгляд Ухуры, Дже
нис даже близко не выглядела как двадцатилетняя. Она выглядела точно на свои шестнадцать лет. Но никто об этом не подумал, и никто не спросил.
– Я лгала, – сказала Дженис. – Я боюсь это делать, потому что, когда это
выясняется, люди… им это не нравится. Но мне пришлось. Люди верят достаточно большой лжи. Они воображают, что ты бы никогда не осмелилась это сказать, если б это не было правдой.
Ухура засмеялась, затем посерьезнела.
– И что же нам с тобой делать?
Глаза Дженис расширились.
– Вы скажете !
Испугавшись, что Дженис снова начнет падать на колени, Ухура попыта
лась успокоить ее. Но ей не хотелось давать обещание не посылать ее домой.
– Не пугайся так. Нам нужно поговорить. Неужели вернуться домой – это так плохо? Ты же ребенок, Дженис. Ты должна ходить в школу, быть с твоей семьей…
– Нет! Я никогда не вернусь! Вы не сможете меня заставить!
– Ты не думаешь, что они беспокоятся о тебе? Неужели им не захочется
узнать, что с тобой все в порядке, независимо от того, что случилось, что ты сделала?
– Я ничего не сделала! – сказала Дженис. – Но сделаю, – сделаю так, что вам придется посадить меня в тюрьму, но я не вернусь на Соэур!
– Я не собираюсь никого сажать в тюрьму, Дженис, и я никогда не слышала о Соэуре.
– Мы там оказались после того, как корабль лишился ворп-привода. У нас
не хватало денег, чтобы его починить. Мы должны были его продать и остаться там. Но вы не можете там просто оставаться, если у вас нет денег. Вам надо быть под чьей-нибудь протекцией. – Довольно спокойно Дженис рассказала ей остальное.
Когда она закончила, Ухура почувствовала, что и ей на глаза навернулись слезы.
– Дженис… – Он глубоко вздохнула. – То, что ты описала, это же просто
рабство! Как они позволяют, чтобы это продолжалось! Что, никто не пытался это прекратить?
Голос Дженис стал горьким.
– Откуда мне знать? Может, Федерации проще думать, что все в порядке. Может, всем нравится все как есть, так что все держится в секрете.
Ухура обрадовалась горечи и злости Дженис, – это доказывало, что она еще не сломлена.
– Как же ты оттуда выбралась?
– Я забралась с моими братьями на борт грузового шаттла. Мы и знать
не знали, что это невозможно… Когда шаттл вернулся на свой корабль, мы все скрывались. Это было несложно. Потом мы спрятались в отсеке с грузом гуманитарной помощи, а, когда мы приземлились, мы пробрались в Файенский лагерь беженцев…
– Вы пробрались в Файенс?… – Об управлении лагерем и злоупотреблениях в нем рассказывали ужасные истории, – да и вообще это место находилось в центре планетной системы, которая и сама по себе была сущим несчастьем, и многие там погибали.
Дженис пожала плечами. Ухура почувствовала некоторый страх, видя, как хладнокровно Дженис относится к своему прошлому, если не к своему настоящему.
– Там было лучше, чем где мы были прежде. – сказала Дженис. – Затем
нас перевезли оттуда на кораблях Звездного Флота, и тогда-то я и обнаружила, что по метрике я на три года старше, чем я есть. У меня нет никаких документов, кроме свидетельства о рождении.
– А твои братья?
– У них даже не было свидетельств. Эти, из управления Файенсом потре
пали нас по головке и сказали «Ах вы бедные детки», и зарегистрировали Бена и Сирри. Поскольку по возрасту я подходила, я получила опекунство над ними. Я им нашла хорошую школу, а сама пошла в Звездный Флот, чтобы платить за нее.
Ухура, в изумлении о того, что кто-то мог пройти через все, через что прошла Дженис, и пережить это, попыталась придумать какие-нибудь слова в поддержку.
Через несколько минут молчания твердость молодой старшины испарилась: она ожидала от старшей по званию и положению решения своей судьбы.
– Мне почти семнадцать, – прошептала Дженис. – То есть, мне действительно почти семнадцать, я думаю, – насколько могу высчитать. Я делаю свою работу, Ухура. – Она поколебалась. – Хотя, конечно, по сегодняшнему дню вы так не скажете…
– Думаю, тебе нужно все рассказать, – сказала Ухура.
– Нет!
– Я думаю, тебе следует дать показания перед Федеративной комиссией по правам человека. Думаю, ты должна попытаться остановить то, что там происходит.
– Я не могу.
– Дженис…
– Ухура, вы не понимаете! Я совершила преступление, пробравшись на борт грузового корабля.
– Препятствовать свободному перемещению граждан – противозаконно.
– Но брать с них много денег за перелет из одного места в другое – не
противозаконно, а я не платила за билет. А проехать без билета – на Соэуре это почти то же, что угон. Если я дам показания, власти назовут меня преступницей, и лгуньей, и воровкой. И они смогут доказать все, в чем меня обвинят. Я все это действительно сделала. Пожалуйста, не говорите никому. Пожалуйста.
– Ты должна сказать, – ты должна рассказать властям все, что рассказала
мне.
– Властям? – сердито сказала Дженис. – Это кому, например? Таким, как
капитан Кирк? Он меня и слушать не станет. Он подумает, что я сочиняю.
Ухура поколебалась. Если б это все обнаружилось, когда «Энтерпрайзом» еще командовал капитан Пайк, она бы, не колеблясь, заставила Дженис довериться ему. Но Кирка она знала недостаточно хорошо, и не могла представить, как он может отреагировать на историю Дженис. У Дженис, конечно, мало причин быть уверенной в его добром расположении. Особенно после того, что только что произошло.
– Пожалуйста, Ухура, – снова сказала Дженис. – Пожалуйста, не говорите.
– Хорошо, – с большой неохотой отозвалась Ухура. – Я обещаю. Мое
слово кое-что для меня значит. Я его не нарушу.
– Спасибо, Ухура.
– Но я по-прежнему думаю, что тебе стоит подумать о том, чтобы погово
рить с Комиссией по правам, – сказала Ухура. Прежде, чем Дженис снова смогла испугаться, Ухура сменила тему. – Ну, теперь приведи себя в порядок и возвращайся на мостик. Чем скорее ты забудешь это утро, тем лучше.
– Мне нужно… вернуться в мою каюту. Я оставила мои вещи на койке. Розвинд… наверное, сейчас там.
– Забудь о ней. Иди в каюту старшины. Умойся. Надень другую униформу. Я принесу твои вещи.
– О, Ухура, правда?
– Не беспокойся, – сказала Ухура.
Джим, сидел на мостике, скрестив руки; он чувствовал себя не в своей тарелке и злился. Черт побери эту Рэнд, она испортила ему хорошее настроение. Все притворялись, что не заметили ни замешательства Рэнд, ни того, что Ухура разозлилась. Без сомнения, они все думали, что он был с ней слишком жестким.
Они могли думать все, что им заблагорассудится. Он мог быть таким же приятным в общении, как любой другой, но, если люди начинают этим пользоваться, это меняет дело. Он терпеть не мог, когда кто-нибудь пытался сыграть на его расположении, особенно с помощью слез.
Лифт вернулся. Оттуда выскочила Линди. Отчего, подумал Джим, Дженис Рэнд не возьмет за пример ее или Ухуру; и как все-таки, интересно, Рэнд удалось убедить синтезатор выдать ей форму не ее размера? Это просто талант.
– Привет, Джим, я принесла…
Невероятный шум заглушил голос Линди. Свора мелких животных вырва-
лась мимо нее из лифта, тявкая, подвывая и лая, прыгая друг через друга, и наводнила мостик, заполонив все свободное пространство. Сначала Джим подумал, что это были инопланетные существа, затем на какой-то миг ему пришла в голову странная фантазия, что на «Энтерпрайзе» завелись крысы, и, наконец, он признал в них собак. Двадцать или тридцать миниатюрных, пастельного цвета, кудрявых, одетых в свитерочки, с ленточками вокруг шеи, собак.
Но все же собак. Если, конечно, можно распространить это определение на пуделей.
– Фифи! Тото! Сиси! Сюда! Сидеть! Стой!
Огромный детина стоял возле лифта, выкрикивая команды громогласным голосом.
Игнорируя его совершенно, куча пуделей закрутилась у ног Джима.
Крошечные создания взвизгивали и рычали друг на друга, и хватали Джима за ботинки. Один ухватился зубами за штанину на своей правой лапе, затем зарычал и замотал головой, трепля ткань.
– Прочь! Эй, вы… о! Черт! – Он отдернул руку. Маленькое подлое
существо попыталось его укусить! На его пальце красовались отметины зубов.
– Не обращайте внимания, он не со зла, – компаньон Линди подхватил
зловредное животное. – Фифи, нехороший мальчик! Ты же знаешь, что кусаться нельзя!
Джим встал.
– Уберите – этих – животных… – Джим отказывался почтить их словом «собаки» –… с – моего – мостика!
– Не беспокойтесь, капитан, они ничего не сделают. Они просто никогда раньше не были на звездолете. Они просто немножко возбуждены. – Фифи, розоватый миниатюрный пудель, одетый в синий с блестками свитер, почти исчез в массивной руке.
– Джим, – сказала Линди, – Это мой друг Ньюланд Янагимачи Рифт. Так получилось, что вы с ним не встретились за ужином прошлым вечером.
Пудели теперь все собрались вокруг Джима, Линди, и Рифта, лая, подвывая, подпрыгивая и оставляя свою шерсть на форменных брюках Джима. Он был окружен водоворотом пастельной шерсти, блесток, острых маленьких белых зубов, коричневых бусинками глаз. Он мог только постараться не замечать их.
– Как поживаете, капитан, – сказал Рифт.
Джим посмотрел на Линди, которая старалась не рассмеяться.
– А чем вы занимаетесь в водевильной компании, мистер Рифт? – спросил Джим. Говорить сквозь сжатые зубы было непросто. – Вы поете?
– Что вы, нет, капитан. Поет у нас Филомела. Я работаю с моими щеноч-
ками. Они никогда не перестают изумлять меня, – надеюсь, вам удастся посмотреть на наш номер. – Он опустил Фифи на палубу. – Фифи, сидеть! Стоять!
Фифи проскочил между Сулу и Чеунг и исчез под навигационной консолью.
Сулу сунул голову под консоль.
– Эй, вылезай оттуда.
– Они просто перевозбудились от перемены обстановки, – с нежностью в голосе сказал Рифт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54