Пока она совсем не вырубилась. Ей двадцать девять лет. Она на два дня моложе Вэнса Макгрудера и знает его с незапамятных времен. У нее тоненький-тоненький голосок, десять тысяч веснушек, десять миллионов долларов и мышцы, как у циркачки. Каждое утро она плавает в бассейне, каждый день играет в теннис, каждый вечер напивается в стельку. Сегодня с теннисом не получилось – растянула связку.
– И на какую же байку она клюнула?
– Трев, не сердитесь, но я бы и подступиться к ней не смогла, если бы не воспользовалась своим лучшим козырем – Лайзой Дин. Это открывает массу дверей. А у меня всегда при себе визитные карточки.
– Я вам ничего не запрещал. Просто не стоит упоминать ее имя без нужды.
– Пришлось. Я сказала, что Лайза была знакома с Вэнсом. А еще сообщила, что она собирается создать собственную небольшую кинокомпанию и сюжет ее первой картины будет связан с соревнованиями яхтсменов на Гавайях. И мне поручено узнать, может ли она рассчитывать на помощь владельцев больших яхт. Чушь, конечно, но люди так мало знают о киноиндустрии, что готовы поверить во что угодно. Сюжет фильма я уже на ходу придумала.
– Значит, она на это купилась? Чудесно. И что насчет Макгрудера?
– О, много полезных сведений. Он опытный моряк. Фантастически скуп. Когда напивается, становится вспыльчивым и драчливым. Женитьба на Патриции Гедли-Дэвис была, как считают его друзья, нелепой ошибкой. Она повторила это по меньшей мере сорок раз. Проныра и ее знакомые убеждены, что в Лондоне Пэтти была «девочкой по вызову». И хотя они не слишком привязаны к Вэнсу, но, по-видимому, искренне рады, что у этой парочки нет детей и брак расторгнут. Считали его дурным тоном. – Дэна достала свою маленькую записную книжку. – Его новая жена, кажется, очаровательное создание. Зовут ее Улка Этланд. Ей исполнилось восемнадцать за несколько дней до свадьбы. Мать у нее умерла. Отец привез ее сюда два года назад. Ее отец приехал в Сан-Франциско из Швеции, чтобы читать лекции в университете, и привез с собой дочь. Он был против этого брака, но потом согласился – при условии, что девушка продолжит учебу после окончания медового месяца. Молодожены, правда, планируют растянуть медовый месяц на полгода. Прошло уже два месяца, как они уехали, и Вэнс как будто собирается попросить пригнать яхту сюда из Акапулько, чтобы не идти слишком долго против ветра на обратном пути. Проныра считает, что Вэнс проведет последние два месяца своего свадебного путешествия у себя в доме на Гавайях. Потом он будет жить здесь, а Улка вернется в колледж.
– А что насчет развода?
– Это довольно грязная история, Трев, – неохотно процедила Дэна.
Я понял, что мне пора ей кое-что объяснить, потому что порядком устал вытягивать из нее сведения. Взяв ее за руки, заставил сесть на стул. Она удивленно уставилась на меня.
– Позвольте вам кое-что объяснить, мисс Хольтцер. Это дельце от начала до конца довольно грязное. И взяться за него меня заставили не сногсшибательные чары Лайзы Дин. Решающим аргументом было то, что в помощь мне она прислала именно вас.
– Что? Что вы такое говорите? – Ее смущение было неподдельным.
А я продолжал:
– Вы выглядите такой стойкой, цельной, сдержанной. У вас вид очень порядочного человека. Рядом с вами чувствуешь себя просто немытым бродягой. Я оцениваю людей, повинуясь своим эмоциям, как бы ни пытался это отрицать. И мне хочется произвести на вас впечатление, Дэна, хотя бы тем, что я профессионал, поэтому оставьте, пожалуйста, свою эмоциональную манеру изложения фактов.
Я присел на кровать.
– Так что же там за грязная история с разводом?
Она повела плечами.
– Проныра ничего не знает наверняка. Всего лишь сплетни, полученные через вторые и третьи руки. Пэтти Макгрудер будто бы пригласила Нэнси Эббот погостить в Кармеле, влюбилась в нее и по существу держала ее там в качестве пленницы. И якобы Вэнс не вмешивался в ход событий, чтобы впоследствии иметь доказательства того, что Пэтти вступила в брак с ним обманным путем, скрыв свои истинные склонности. Использовав Нэнси – Проныра все время называла ее «эта бедная больная крошка», – Вэнс получил эти доказательства, и Пэтти уже не смогла противиться разводу. Все было проделано очень ловко и без всякой огласки.
– Вот оно что... Теперь понятно, почему Нэнси кричала мне, что Пэтти все время держала ее взаперти.
– Да, пожалуй. Слушайте дальше. После развода Пэтти уехала. Как сказала Проныра, «слиняла». Несколько недель назад кто-то будто бы видел ее в Лас-Вегасе. Есть там такое местечко под названием «Четыре тройки». Она там, кажется, деньги разменивает. Трудно сказать, насколько точны эти сведения, поскольку у нее там немного шансов повстречаться с кем-либо из старых знакомых. О снимках миссис Т. Мэдисон Девланэ ничего не знает, по крайней мере в разговоре о них не упоминала. Мне еще повезло, что я ее застала – на этой неделе она с мужем и еще одной супружеской парой улетает на Гавайи. У четы Девланэ там яхта. Похоже, там собирается большая компания.
– Вы хорошо поработали, Дэна.
– Спасибо. У них дома очень красиво... А она и вправду жутко напилась. А что новенького у вас?
– Как вам сказать... Возможно, я напал на след человека, который делал эти снимки. Но он жил за триста миль отсюда. Теперь, пожалуй, можно предположить, что фотографии делались по заказу Макгрудера. Но я пока не могу доказать, что между Макгрудером и фотографом существует какая-либо связь. Правда, один факт заставляет меня думать, что я на верном пути... Фотограф мертв.
– Вот как?
– И вот какую логическую цепочку можно выстроить. Предположим, он оставил себе один комплект снимков – для потехи, удовольствия ради или на память. После его смерти снимки попадают в руки некоего типа, который... ну, дальше ясно.
– Да, конечно.
– Возможно, имя этого человека Д.С. Айвз, и жил он в Санта-Росите. Надо выяснить, был ли у него простонародный британский акцент, тогда многое встанет на свои места.
– Именно этим мы теперь и займемся?
– Да, только, пожалуй, по дороге в Санта-Роситу сделаем одну остановку.
Глава 9
Во вторник мне предстояло немного поразмяться. Ясным, хорошим утром без особого напряжения я взобрался по склону горного хребта. Начался прилив, волны с шумом разбивались о подножие скалы. Подтянувшись, я ухватился за ствол невысокого дерева, явно страдавшего от постоянного ветра, и залез повыше, чтобы осмотреться. Солнечная терраса Чипманов была передо мной как на ладони – внизу, под углом примерно в тридцать градусов. Хотя, поразмыслив, я понял, что от меня до нее – не меньше трехсот футов. Все выглядело как на слишком знакомых мне фотографиях. В довершение сходства на голубоватом выгоревшем надувном матрасе раскинулась обнаженная женщина. От западного ветра ее защищали стена и дополнительный заслон – блестящий металлический экран, который к тому же концентрировал солнечное тепло. Дама была весьма внушительных размеров, прямо-таки гигант, с телом цвета поджаренных кофейных зерен, отбеленными волосами, необъятными бедрами и мощными плечами. Скорее всего, это была миссис Чипман, предоставившая Карлу свой домик для интимного свидания со знаменитостью. Странно было видеть эту солнечную террасу расцвеченной такими яркими красками – после того как я столько раз видел ее черно-белой. Женщина лежала ко мне лицом, глаза ее были скрыты солнцезащитными очками. На цементном полу рядом с надувным матрасом стоял недопитый стакан с чем-то вроде томатного сока.
Террасу можно было видеть только с того места, где я стоял. И дама, естественно, имела все основания полагать, что за ней никто не наблюдает. Я осторожно отодвинулся назад и, обернувшись, глянул вниз. Отсюда была видна задняя часть нашей светло-серой машины. Прежде чем спускаться, я решил повнимательнее обследовать это место, откуда были сделаны фотографии. Я, конечно, понимал, что по меньшей мере нелепо было надеяться найти здесь какие-то улики спустя полтора года. И все же мне удалось кое-что обнаружить. Из каменной расселины я извлек помятую картонную коробку, когда-то желтую, а теперь выцветшую, почти белую – солнце и дождь сделали свое дело. На ней можно было различить еле заметную надпись: «Кодак – Плюс-икс Пэн».
Захватив с собой коробку, я спустился вниз и, усевшись за руль, протянул ее Дэне. Сдвинув брови, она принялась рассматривать мой трофей и вдруг, осознав, что это такое, взглянула на меня со странным выражением.
– Эта коробка, как находка археолога, вновь оживила все происшедшее. Те снимки стали реальнее. Словно... Привет из прошлого.
– Вы слишком впечатлительны, Дэна. Относитесь к этому проще.
Но она продолжала:
– У меня ощущение, что вы оживляете призраки. И это не очень-то этично, Тревис. Люди кажутся такими беззащитными перед вами. Это как бы принижает их. А вы, вероятно, чувствуете себя чуть ли не вершителем их сует. В этом и состоит прелесть вашей работы?
– Не знаю.
– Но ведь так или иначе она приносит вам удовлетворение, правда?
– Лучше оставим эту тему, хорошо?
– Простите. Я не знала, что вам неприятно...
– Так мы оставим эту тему?
– Хорошо.
Чертовски раздосадованный, я на большой скорости погнал машину в южном направлении. Моя спутница притихла. Со времен популяризации теории Фрейда мы все слишком увлекаемся прощупыванием друг друга в поисках уязвимых мест. Хотя всем хочется одного; чтобы его приласкали и успокоили.
А может, я и правда зациклился на вечной охоте? Такого рода работа несовместима с нормальной, размеренной жизнью. Взамен веселого лепета детишек, взамен домашнего уюта, регулярных продвижений по службе и назначения в какой-нибудь там домовой комитет получаешь несколько, совсем немного минут настоящего удовлетворения, которые, может быть, и есть счастье. В моей работе есть, по-моему, влекущее чувство опасности, схватки с тайной один на один, какая-то романтика, что ли... У нашего дорогого Дядюшки Сэма 23 000 полиграфов – детекторов лжи. Но, подвергнув вас полному курсу обследований по Программе многоаспектных испытаний по выявлению личностных качеств, они теперь все равно не уверены, что знают вас досконально и с удовольствием прямо сейчас вогнали бы вас в гроб и заколотили крышку. Лежи себе, мол, полеживай, а через сорок лет мы тебя закопаем.
Иногда мне кажется, что я все меньше и меньше вписываюсь в огромную, разветвленную и жесткую структуру запрограммированного общества, а лет через пятьдесят таких чудаков, как я, будут просто отлавливать и, просверлив в черепе дырочки, делать благоразумными и благонадежными.
А ведь, как ни горько это признать, я и правда романтик. Видя ветряную мельницу, я, ей-богу, отдаю себе отчет, что это ветряная мельница, и все-таки яростно на нее бросаюсь... О Господи, о чем это я? Вернемся лучше к Лайзе Дин. Между прочим, вполне возможно, что она в эту историю влипла действительно совершенно случайно. Такое милое дитя.
– Во всяком случае, – произнес я вслух, – она старается создать образ милого дитяти.
Секунды две Дэна сидела и задумчиво кивала, а потом так и подскочила, уставившись на меня:
– Как вам это удалось?!
– Что именно?
– Вы прочли мои мысли! Откуда вы узнали, о чем я думаю?
– Чистое совпадение...
Она продолжала на меня смотреть. В глазах ее было недоверие и еще какое-то непонятное мне выражение, которое заставило меня несколько раз отвлечься от вялого движения по дорогам Калифорнии. И вдруг я совершенно явственно ощутил, что мои неожиданно проявившиеся телепатические способности сблизили нас, будто мы поднялись по лестнице узнавания сразу на несколько ступенек. Дэна, видимо, тоже почувствовала это, потому что вспыхнула и отвернулась. И не видя больше ее лица, я вдруг отчетливо вспомнил, как познакомился с темноволосой, сдержанной и решительной женщиной. То была незнакомка. Здесь, рядом со мной, была совсем другая, моя Дэна. Ее глаза, волосы, губы, тело и даже такой смешной, чуть вкось растущий зуб – все вызывало во мне нежность. Дэна. Единственная, неповторимая, не похожая ни на одну из моих прежних знакомых.
* * *
Санта-Росита – городок, чем-то схожий с Санта-Барбарой, только еще более незначительный, однако сейчас переживающий подъем деловой активности. Его жителей кормят электронная промышленность, производство пластмасс и туризм. Непередаваемо унылая вереница ослепительно-новых домов выстроилась на холмах, а вокруг понатыканы одинаковые легковые автомобили, возятся одинаковые дети, устраиваются однотипные пикники, а обитатели домиков любят одни и те же цветы и телепередачи. Ну просто пластиковый городок, населенный пластиковыми людьми, живущими в пластиковых домах, объединенных в районы, сеть которых скреплена узелками торговых центров. Если бы только эти скучные и самодовольные люди знали, как они выглядят со стороны!
Самые скучные телеграфные службы в мире наполняют их газетенки самовосхваляющей жвачкой. О радио и говорить не стоит. А их телевидение находится в зависимости от одобрения как минимум тридцати миллионов человек. А то, что нравится одновременно тридцати миллионам человек, о чем бы ни шла речь (за исключением разве что личных дел), хорошим быть никак не может. Их школы – это центры групповой подгонки под общепринятые стандарты, устроенные таким образом, чтобы искоренить дух непослушания и инициативу. Их церкви созданы для еженедельного выражения вотума доверия Господу Богу. Их политики – люди, милые донельзя, слова грубого никогда не скажут. Товары, которые они покупают, с каждым годом все более напоминают дешевые подделки, хотя с виду становятся все ярче. Тех же, кто еще ухитряется что-то читать, заставляют довольствоваться напыщенным брюзжанием безмозглых писак. А похлебка, составляющая меню их журналов, приготовляется по рецепту различных тронутых комитетов.
Так что, сами видите, просто некому задать им хотя бы один вопрос: где вы были, куда идете и стоит ли овчинка выделки?
Но покой этого сонного царства ничто не нарушает.
И каждый год они смиренно и чистосердечно заполняют кучу всевозможных анкет и прочих бумажек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25