– Может, вам это покажется... блажью. Но... если вы правы... если с Джоном случилось что-то страшное, мне будет легче пережить это где-нибудь далеко отсюда, поджариваясь до смерти и беспамятства. Как от наркотиков. Мистер Макги, когда вы видели тот дом в последний раз?
– Два года назад, весной.
– Вы выходили на берег?
– Нет – рассматривал в бинокль. Двери и окна заколочены досками, но выглядят в порядке.
– Чтобы жить там, нужен, наверное, ремонт, придется прочистить трубы, цистерны и вообще. А сколько радости нам доставляла старая, но крепкая яхта! Четыре часа до Нью-Провиденс, и каждый раз с приключениями. Выждать погоду, ветер и еще до рассвета – в путь.
Когда она говорила о прошлом, голос звучал легко, эмоционально, раскованно. Я принял это к сведению. Чем больше о ней узнаю, тем легче ее успокаивать.
Набирая скорость на широких петлях автострады, я карабкался затем на взгорья, перевалив, свободно скатывался вниз, на чахлую равнину с редкими оградами с серо-зеленой травой и свободными участками, покрытыми кактусами и редким кустарником. Это была старая автострада номер 202, ею пользовались гораздо реже, чем новой – номер 100. Она пробегала через несколько поселков испанского стиля, продираясь по узким улочкам с изображениями кошачьих морд. Новая автострада теперь облеплена закусочными, гаражами и автомобильными свалками.
По мере приближения к Карсону вдали проступали горы, которые, я заметил еще в самолете, окрашивались в пурпурные цвета, а у самых вершин виднелись белые полосы снега в расщелинах. Аэропорт находился на северной окраине города. Его здание – новое, небольшое – состояло сплошь из белых плит и цветного стекла. С двух сторон аэровокзала раскинулись просторные стоянки. Метрах в пятистах от здания стоял зашарпанный, раскаленный солнцем ангар, а все пространство вокруг него занято двумя десятками маленьких, блестящих самолетов, расставленных в определенном порядке на пыльной бетонированной площадке. На обеих стоянках было припарковано около сорока машин. Маленький красно-кремовый самолет как раз шел на посадку.
Мы подъехали в четверть первого.
– Нашей машины здесь нет, – заметила Изабелл.
– Какая она?
– Темно-красная «де сото». Не знаю, какого выпуска. Довольно старая. Нет, не вижу. А шериф говорил, что она здесь. Кто знает, может, Джон...
– Посмотрим, что удастся выяснить, – сказал я.
Оставив машину на стоянке, мы под солнечным зноем прошли в кондиционированную прохладу вокзала. Сразу за дверями стоял мужчина – в шоферской фуражке, с большим брюхом, сигарой во рту, маленькими, пронзительными глазками и очень важный на вид.
Я прошел было мимо, но вернулся, встал рядом.
– Простите. Мне нужно забрать машину, темно-красная «де сото». Ее оставили здесь вчера или позавчера. Вы не в курсе?
Он смерил меня взглядом с головы до пят, перекатив окурок в другой угол рта.
– Ее уже забрали, мистер.
– Простите, как?
– Как я говорю. Подцепили тросом и оттащили. Сегодня, часов в десять. Городская служба. Наверное, отправили к тем остальным, которые плохо запаркованы или ворованные.
Она встревожилась – засыпала меня вопросами, на которые мне нечего было ответить. Я сунул монету в телефон-автомат, а она не спускала с меня глаз, следя через стекло будки, крепко сжав губы, с непроницаемым лицом за черными очками. Центр городской полиции соединил меня с чиновником, тот передал следующему, и мне наконец сообщили, что машину они отогнали по требованию из округа.
– По-моему, что-то расследуют, – добавил служащий, – потому что предупредили, чтоб ни до чего не дотрагиваться. Мы послали своего парня присмотреть, так что она целехонькая, пусть в округе разглядывают. Больше ничего не передавали. Если хотите узнать, когда ее получите, обратитесь в канцелярию шерифа.
Выйдя из будки, я все доложил Изабелл.
– Что это означает? – всполошилась она. – Зачем им это?
– Возможно, они готовы допустить, что существуют две версии всей истории. Вчера вечером в присутствии Йомена я помимо прочего предложил шерифу осмотреть машину. Значит, он взялся за дело. Только ничего они не обнаружат. Отпечатки пальцев – это хорошо смотрится по телевизору. По-моему, пригодные для опознания отпечатки получаются только в одном из ста случаев и с каждой двадцатой машины. Человек поправит зеркало обзора, и на нем может остаться приличный отпечаток, если поверхность достаточно гладкая. Иногда остается след на приборной доске. Но это в том случае, если вся машина протерта – и руль, и дверные ручки. Если нет других размазанных, наложившихся друг на друга отпечатков.
Она приподняла очки, склонив набок темную головку.
– Странная логика, вам не кажется? Если он в ней не уезжал, а вы утверждаете, что нет, зачем же пригнали сюда машину?
– Давайте что-нибудь поедим.
В углу была стойка с закусками и напитками. Сделав заказ, я отошел посмотреть расписание рейсов. На Эль-Пасо отправление в час пятнадцать. Самолет приходил с севера, имея три посадки.
Служащий в билетной кассе при близком рассмотрении оказался старше своей юношеской прически.
– На рейс номер два сегодня будет тот же экипаж, что и вчера?
– Не знаю. А в чем дело?
– Но это возможно?
– Наверное, да. В их запутанной системе смен я не разбираюсь.
– Экипаж заходит в здание вокзала?
– Стоянка всего пять минут. Прилетают вовремя. Здесь будут примерно в час десять.
Вернувшись к остывшему гамбургеру, я рассказал ей о своей задумке. Пожалел, что дома у нее не взял фотографию брата.
Тогда она извлекла из серой сумочки цветной любительский снимок – она с Джоном на фоне университетского здания, улыбающиеся, щурящиеся от солнца. Брат был одет в светлый костюм, галстук съехал набок. Сказала, что снимались около года назад. Джон Уэбб оказался высоким, худым, бледным, со впалой грудью. Черные растрепавшиеся волосы. Приятная улыбка. Совсем не похож на мужчину, способного заинтересовать Мону, – никакой самоуверенности, напротив, чувствовалось в нем желание стушеваться. Впрочем, как знать. Может, после Кэба и Джаса сильных личностей ей уже хватило по горло.
Двухмоторный самолет совершил посадку немного раньше ожидаемого времени. Сошло три-четыре пассажира, столько же собиралось сесть. Подтянули трап, и я зашагал за пассажирами. Стюардесса с заученной улыбкой протянула руку за моим билетом – кукольная блондинка, форменная юбка плотно обтягивала пышные бедра, над верхней губой проступили бисеринки пота.
– Я не из пассажиров, – предупредил я. – Хочу узнать: вчера вы обслуживали этот рейс?
– Да. Чем могу помочь?
Я показал ей фотографию.
– Помните этого мужчину? Высокий, темноволосый, худой. Был вместе с крупной блондинкой, оба в темных очках. Сели здесь и летели до конца.
– Да. Помню такую парочку.
– Мужчина был этот, с фотографии?
– Не знаю. По-моему, тот выглядел... крепче, сильнее, чем этот. Я их запомнила потому, что у меня с ними вышли... не то чтобы хлопоты. Было достаточно свободных мест. Те двое достали бутылку. В общем, ничего страшного. Но знаете, как бывает. Перед ними сидела пожилая дама. Она подозвала меня, возмутилась, говорила, что они неприлично выражаются. Я ее пересадила. Да они не очень-то и шумели.
Она посмотрела на часы.
– Помните, как они были одеты? Что-нибудь привлекло ваше внимание?
– У нее – светлое полотняное платье, красные босоножки на высоком каблуке и большая красная сумка, в ней и была бутылка. На него обратила меньше внимания. Кажется, в темных брюках, легкой рубашке. У него длинная мускулистая шея и вот здесь, под ухом небольшой шрам. Подождите, они сидели на левой стороне, значит, шрам был с правой стороны шеи. Извините, но я должна...
– Очень благодарен. Как вас зовут?
– Хаузер. Мадлин Хаузер.
Я спустился по трапу, его тут же откатили, дверь задраили. Пока я шагал к зданию аэровокзала, самолет уже катился по взлетной полосе, и в спину мне ударил мощный рев и волна горячего воздуха.
Изабелл ждала меня у дверей. Я отвел ее к креслам у стены, обращенным к цветным окнам и взлетным полосам, мы уселись, и я рассказал, что узнал от Мадлин.
Печально покачав головой, она сказала:
– Это был не Джон. Ничего не сходится. На шее у него нет никаких шрамов. На грубость он не способен. Где же он? Что с ним? Вы сообщили полиции, что вам сказала стюардесса?
– Оставьте мне эту фотографию, ладно?
– Пожалуйста. Я могу дать объявление об исчезновении Джона? Может, дело сдвинется с места?
– Сначала нам нужно решить, что мы хотим сдвинуть.
Она стукнула кулаком по ручке кресла.
– Чего вы тянете? Теперь ведь это дело полиции. Может, мне следует позвонить в редакции газет. Боже мой, нельзя же сидеть сложа руки!
– Это лучше, чем носиться без цели и смысла.
– Вдруг его держат взаперти, он совсем один, ему плохо.
– Изабелл, стоит нам раструбить, что узнали, каждый, кто замешан в истории, укроется в норку и переждет. Нам необходимо узнать больше. Нужно хотя бы определить подозреваемых, кому выгодно и зачем это сделали. Все события не случайны, в них непременно есть своя логика. Нужно бы повидаться с адвокатом, которого она наняла. Он не из этого округа – из Беласко. А вот фамилии не знаю.
– Я знаю. Постойте, попытаюсь вспомнить. Я слышала, как Джон называл имя, когда говорил с Моной по телефону. На "М", что-то итальянское... Мацари. Точно, так его зовут.
– Где Беласко?
– Отсюда недалеко. Наверно, еще километров тридцать на восток.
В Беласко мы приехали двадцать минут третьего. Город казался раза в два меньше и древнее Эсмерелды. Там были крохотные площади со старомодными фонтанами, мавританские башенки, миссионерские церквушки, засохшее русло реки с ручьем на дне, осенние стайки туристов с фотоаппаратами и прекрасный вид на горы. Роган и Мацари разместились в старом желтом здании банка на главной площади. Девушка в их офисе сообщила, что Микеле Мацари сейчас в суде, напротив. Перейдя улицу, мы зашли в здание суда. В коридорах было жарко, душно и грязно. Мацари в рубашке с короткими рукавами стоял у питьевого фонтанчика, разговаривая с двумя мужчинами. Сопровождавший нас служащий подошел к нему, и Мацари, кивнув, через минуту направился к нам. Это был смуглый, невысокий крепыш с бычьей шеей и быстрой белозубой улыбкой, с намечающейся плешью на темени. Изабелл он смерил с головы до пят откровенно оценивающим взглядом искушенного знатока.
Рукопожатие было крепким и энергичным.
– Макги? И мисс Уэбб? О, мисс Уэбб! Джон – ваш брат? Ага, понятно. Это секретарша вам объяснила, где меня найти?
– Я сказал, что дело срочное.
– И действительно – срочное?
– Да, – решительно объявила Изабелл.
Извинившись, он подошел к служащему у дверей судебного зала и, что-то шепнув ему, завел нас в маленькую комнатушку рядом, явно предназначенную для свидетелей, – серо-бежевый кубик с золотистыми дубовыми стульями и столом. Мы присели к поцарапанному столу, и адвокат объяснил:
– Там идет процесс по гражданскому иску: автомобильная авария. Ненавижу эти вонючие тяжбы. Присяжные как раз определяют, что навесить моему клиенту. Может, у меня есть свободных минут пять, а может, и два часа, все зависит от их совещания. И что за срочное дело у вас? Полагаю, оно связано с Моной Йомен.
– Вчера пополудни ее убили, – сказал я.
Он не производил впечатление человека, которого легко выбить из колеи, но это известие его поразило. Изумленный, он недоверчиво возразил:
– Постойте, постойте. Такое даже старый Джас не в состоянии прикрыть. А я ничего не слышал.
– Преподносится так, вроде бы сбежала с Джоном Уэббом. Труп исчез. Уэбб тоже пропал. Похожая на них парочка вчера вылетела из Карсона.
– Возможно, это и были Мона и Джон Уэбб?
Изабелл вскинулась, протестуя, но я быстро заткнул ей рот и выложил Мацари все факты – выстрел из дальнобойного ружья, смерть Моны, ее труп у моих ног, коробка с инсулином, рассказ стюардессы, отбуксированная в полицию машина Уэбба.
Он присвистнул.
– Вот это цирк! Если б вы не впутались, Макги, у них все проскочило бы как по маслу. Извините, мисс, но они сами навели всех на мысль об их бегстве. Они никого не видели вокруг, кроме друг друга. А она не могла успокоиться, пока не захомутала меня, чтобы выколотить деньги.
– Это правда, что Джаспер Йомен ее обобрал?
Он пристально посмотрел на меня:
– Собственно, чьи интересы я должен представлять?
– Не Моны – она мертва.
– А вы при чем, Макги?
– Решение ее денежных проблем законным путем потребовало бы много времени. Да еще неизвестно, чем кончилось бы. Она надеялась, что я отыщу что-либо, чтобы сократить процесс. Оплатила мне дорогу сюда. Но мне не хотелось браться за такое поручение.
– Значит, теперь я представляю вас?
– Любого из нас обоих. Разумеется, если... кто-то вас еще не подкупил.
Мацари сдержал раздражение.
– Ваше право спрашивать, пожалуйста. Меня никто не подкупал. Иначе я был бы намного богаче. И не канителился бы с такими ничтожными процессами. Я независимый бедняк и весьма горжусь этим, если вас интересует. Конечно, вам нужен человек сведущий. Мона заявилась ко мне, так как я слыву независимым адвокатом. Плевал я на власти. Слава Богу, меня никогда не изберут на тепленькую должность.
– Итак, адвокат у нас уже есть. Первый вопрос, мистер Мацари.
– Мик.
– А я Тревис, это – Изабелл. Мик, Джас украл наследство?
– Украл – неподходящее слово. Взял из ее кармана и переложил в свой. Но целой армии ревизоров нужно не меньше двух лет, чтобы доказать это. Нет ничего очевидного. Разные сделки, продажа ценного имущества через подставные фирмы, а затем купля его за гроши. При умелом обращении то имущество сейчас могло стоить миллионов пять. Но все испарилось уже несколько лет назад.
– И нельзя обжаловать?
– Не думаю, что отыщете хоть какие-то доказательства мошенничества. Джас – старый волк – уговорил всех сладкими посулами или просто обвел вокруг пальца. И все знали, что девчонка никогда не будет ни в чем нуждаться. Если хотел, он умел приворожить любого. Был известен как крутой парень, но честный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22