С Бэрри и Джорджем Бреллем, вторым пилотом. Я чувствовал себя неловко, боялся, что Брелль на меня злится, ведь он так и не получил повышения. Их пилот ухитрился куда-то перевестись.
– Сластена?
– Точно, это его кличка. Он потом погиб. А у меня все сложилось неплохо. Брелль не держал на меня зла. Брелль и Бэрри оба были опытными профессионалами, но не очень дружелюбными ребятами. Бэрри знал свое дело, но вечно хмурился и помалкивал. Я сказал бы, он был из породы одиночек. Вместе мы совершили вылетов двадцать пять, из них около десяти окольными путями в Китай. Потом однажды ночью мы вылетели в Калькутту. И вдруг правый мотор вспыхнул, а высота была всего метров триста. Заполыхало так, что система пожаротушения уже не могла помочь. Мы карабкались вверх, пока я не почувствовал, что еще мгновение – и будет поздно. Выровнял машину, и на счет «три» мы выпрыгнули из люка. Мой парашют раскрылся, а через пять секунд самолет развалился на куски и рухнул вниз. Ну, а еще через пять секунд я приземлился посреди цветочной клумбы прямо перед дивизионным госпиталем, вывихнув лодыжку и колено. Очень удобно получилось. Ко мне выбежала сестра милосердия необъятных размеров, я обнял ее и заковылял внутрь. Бэрри и Брелль, прихватив бутылку, навестили меня, благодарили. Больше я их не видел.
– А не ходили ли тогда какие-нибудь слухи о том, что Бэрри разбогател?
– Да, кажется. Припоминаю всякие туманные намеки... Он ведь был из тех, кто ловит рыбку в мутной воде. Тертый калач, не болтливый и весьма оборотистый.
– И каким способом он мог, по-вашему, сколотить себе состояние?
– В те времена это было проще всего сделать, занимаясь контрабандой золота. Покупаешь в Калькутте, перепродаешь на черном рынке в Канмине в полтора раза дороже. Получаешь доллары. Или берешь рупиями, привозишь их обратно и меняешь на доллары в Люйдс-банке. Или на рупии снова покупаешь доллары. Довольно гибкая схема. Но за этим следили и старались пресечь такие штучки. Я считал, что риск слишком велик. И знал, что если бы Брелль или Бэрри за это взялись и их поймали бы, это бросило тень и на меня. Так что я глядел в оба. Тогда в Китае с золотом можно было многое провернуть. Инфляция галопировала как бешеная, а золота поступало чертовски мало. Можно было делать деньги, даже провозя в Китай просто рупии в крупных банкнотах. Говорят, китайцы платили рупиями при сделках с японцами, а тем они были нужны для шпионских операций в Индии. Китайцы меняли вьючных животных на японскую соль и занимались еще черт знает чем. Маленькая война, большой бизнес. Думаю, Бэрри был одним из таких челноков. Однажды мне показалось, что, разговаривая со мной, он зондирует почву, но схватить его за руку я не смог, а мои ответы, видимо, пришлись ему не по вкусу.
– С Джорджем Бреллем он был на короткой ноге?
– Я бы сказал, они были ближе, чем обычно бывают сержант с лейтенантом, даже в авиакоманде. Какое-то время казались просто неразлучными.
– Значит, Брелль следующий, с кем мне надо поговорить. Конечно, если он еще жив.
– Я знаю, где вы можете его найти.
– В самом деле?
Он медлил. Этот вечный комплекс делового человека! Он владел чем-то, что хотел получить другой, и, следовательно, нужно было на минуту остановиться и быстро обдумать, нельзя ли с этого что-нибудь поиметь. Неистребимый рефлекс вернул его в настоящее с той старой, сто раз обруганной войны, на которой он был лейтенантом Колловеллом, проворным, ловким и сильно озабоченным тем, как бы ему скрыть от других и побороть самом себе страх, что терзал его ежедневно и ежечасно. Он снова превратился в осанистого мистера Уильяма М. Колловелла, избалованного деньгами и властью, умного и рискового бизнесмена, в глубине души, возможно, переживающего из-за пониженной потенции, налоговых инспекций и сердечных приступов. Я чувствовал, что он не слишком часто думает о войне. Есть дети весьма солидного возраста, каждый день вспоминающие свою школу или свою войну. Но люди, которые вырастают и становятся мужчинами, не нуждаются в этом слабом отблеске, прежних успехов. Именно таким и был Колловелл.
Он снова зажег трубку, кресло закряхтело под его весом.
– Года два назад в «Ньюсуик» появилась заметка об одном нашем подряде, связанном с федеральной программой строительства дорог. Они там опубликовали мою фотографию. Мне написали многие, о ком я не слышал годами. Письмо Брелля пришло из Харлингена, в Техасе. Этакое задушевное послание от старого фронтового друга, каким он для меня никогда не был. Фирменный бланк, плотный роскошный конверт, замысловатый шрифт. Название что-то вроде «Брелль энтерпрайзис». В первом абзаце поздравлял меня, потом на трех страницах трубил о своих успехах и в конце выражал надежду, что мы встретимся и вспомним старые времена. Я ответил кратко и с прохладцей. И с тех пор ничего о нем не слышал.
– Вижу, вы не слишком его жалуете.
– Не знаю даже почему. Мы вместе несли тяжелую, грязную, опасную службу, но, в конце концов, это была только военно-транспортная авиация. Брелль любил щегольское обмундирование, носил побрякушки и превращался в Летающего Тигра, так что девчонки висли на нем гроздьями. И всюду таскал с собой офицерский тридцать восьмой с лакированной рукояткой вместо уставного сорок пятого. И очень не любил совершать по садку. Когда ему приходилось сажать самолет, жутко потел и напрягался.
– Похоже, он может кое-что знать о делишках Бэрри?
– Только захочет ли говорить об этом? Если был замешан в тогдашних аферах и имел левые доходы, с чего ему откровенничать с первым встречным?
– Я вел с вами честную игру, мистер Колловелл. Но с Бреллем могу ведь говорить и иначе.
– И будете упоминать мое имя, Макги?
– Не исключено.
– Я не советовал бы этого делать. Наши адвокаты давно маются без работы, прямо места себе не находят и буквально рвутся в бой.
– Я учту это.
– Я редко так много рассуждаю по столь незначительному поводу, Макги. Вы располагаете к себе, внимательно слушаете и сочувственно улыбаетесь именно там, где нужно. Это позволяет вам водить людей за нос. И мне, разумеется, вы не сказали всей правды.
– Ну зачем вы так!
Усмехнувшись, он выбрался из кресла.
– Заседание окончено, Макги. Доброй ночи и удачи вам. – В дверях он обернулся и добавил: – Мне, конечно, придется навести о вас справки. Так, на всякий случай. Я, знаете ли, жутко осторожный и въедливый человек.
– Не облегчить ли вам задачу? Могу сообщить свой адрес.
Он подмигнул:
– Причал Е-18, Бахья-Мар, Лодердейл.
– Я потрясен, мистер Колловелл.
– Мистер Макги, каждому относительно честному человеку в нашем деле приходится либо держать собственное ЦРУ, либо скоренько отбросить копыта.
Он еще раз усмехнулся и, оставляя за собой шлейф благоуханного дыма, заковылял к лифту.
Глава 8
С утра я заказал разговор с Джорджем Бреллем в Харлингене. Лениво отозвавшийся оператор соединил меня с резкоголосой секретаршей. Та заявила, что мистер Брелль в конторе еще не появлялся. Поскольку звонок шел через телефониста в Харлингене и звучал для нее как местный, я пропустил мимо ушей ее вопросы и обещал перезвонить позднее.
Потом я связался со своей баржей и после трех гудков услышал тихий напряженный осторожный голос:
– Алло?
– Говорит ваша ночная сиделка.
– Трев! Слава Богу!
– Что случилось? Что-нибудь не в порядке?
– Да нет, ничего конкретного. Просто... Сама не знаю... Какая-то тревога. Я так привыкла, что ты рядом. Слышу звуки, вскакиваю... И вижу дурные сны.
– Поджарь их на солнце.
– Я и собираюсь. Может, даже на пляже. Когда тебя ждать?
– Сегодня я отправляюсь в Техас.
– Куда?
– Хочу повидать там одного человека. Может, обернусь до пятницы, но не уверен. Принимай таблетки, милая. Не перевозбуждайся. Ешь, спи и не бездельничай. Бояться тебе нечего, там вокруг сотни катеров и тысячи людей.
– Трев, звонила девушка, она очень хотела с тобой поговорить. Утверждала, что у нее срочное дело. По-моему, ее покоробило, что трубку сняла женщина и объявила о твоем отъезде. Я сказала, что ты, возможно, будешь звонить. Тогда она попросила передать, чтобы ты обязательно связался с ней. Мисс Мак-Колл, а имя очень странное, или я неправильно записала...
– Чуки.
– Точно.
Я велел ей полистать мою записную книжку, и Лоис продиктовала мне номер. В конце разговора ее голос повеселел. Я мрачно размышлял, полный ли я идиот, что не запер бар на ключ или хотя бы не договорился с кем-либо присмотреть за Лоис. Поспеши домой, мальчик Макги. Обычно люди носят самодельные доспехи, тщательно сконструированные из жестов, мимики и ни к чему не обязывающей болтовни.
Всю эту защитную оболочку с Лоис безжалостно сорвали, и я узнал ее лучше, чем это удавалось в прошлом или удастся в будущем кому-либо другому. Мне было известно о ней и ее жизни все, от молочных зубов до любимой яблони, от операции аппендицита в детстве до первой брачной ночи в юности. Теперь ей пора было обзаводиться новым панцирем, который отделит ее от меня. Я застал ее врасплох, вторгся в ее мир без спросу и хотел теперь, когда она выздоровела, перерезать связавшую нас пуповину.
* * *
Чуки подняла трубку лишь после восьмого гудка, отозвавшись со скрипучим раздражением человека, которого вытащили из постели. Но ее интонация мгновенно изменилась, едва она узнала мой голос.
– Трев! Я тебе звонила прошлой ночью. Что это за миссис Аткинсон?
– Одна из твоих удачливых соперниц.
– Я серьезно. Это та самая, к которой небезызвестный Джуниор ушел от Кэтти?
– Да.
– Трев, я хотела рассказать о Кэтти. Вчера ночью она отыграла в первом представлении, выглядела прекрасно. А потом ее нашли жестоко избитой, без сознания, на пляже возле гостиницы. Лицо – сплошной синяк, два сломанных пальца. Возможно, есть и внутренние повреждения. Прежде чем ее доставили в госпиталь, она пришла в себя. Полицейские стали ее расспрашивать. Она сказала, что вышла на пляж пройтись, тут кто-то набросился на нее и принялся избивать. Как выглядел этот негодяй, описать не смогла. После того как ей дали успокоительное, я переговорила с ней. Она вела себя очень странно. Думаю, Трев, что это был он. Кэтти не сможет выйти на сцену как минимум две недели, если не дольше. На ней живого места не осталось.
– Она хочет встретиться со мной?
– Она никого не желает видеть. Об этом случае написали в сегодняшней газете. Нападение на танцовщицу на закрытом пляже. Таинственный преступник и так далее.
– Ты собираешься навестить ее сегодня?
– Да, естественно.
– Я, возможно, не вернусь до субботы. Если получится, присмотри за Лоис Аткинсон. Наш знакомый оставил ее в довольно скверном состоянии. А она из благородных.
– В самом деле?
– С ободранными краями. Думаю, она тебе понравится. Пусть девочка говорит. Попробую позвонить тебе ночью в отель, и ты мне расскажешь о них обеих.
– Клиника доктора Макги?
– Клуб брошенных женщин имени Джуниора Аллена. Будь осторожна.
* * *
В турбюро отеля мне помогли составить наилучший маршрут в долину Рио-Гранде. Прямым «Боингом-707» из Айдл-Уайлда до Хьюстона, затем двухчасовое окно и местный рейс в Харлинген с посадкой в Корпус-Кристи. На более удобный самолет я немного опоздал, так что в Айдл-Уайлд мог не торопиться.
Взлетевший «боинг» был полупустым. Земля таяла в светлой дымке, теряя привычные очертания под высоким летним солнцем, за которым мы следовали, растягивая полдень.
Когда население страны достигает ста восьмидесяти миллионов, самое худшее – смотреть вниз и видеть, как еще много осталось свободного места. Стюардесса явно проявляла к моей персоне повышенный интерес. Она была немного крупнее, немного старше, чем требовал стандарт. Бог, несомненно, создал ее для обильного кормления грудью, форменная блузка откровенно мешала. У меня возникло странное чувство, что мне хорошо знакома эта широкая белозубая улыбка и слегка коровья грация, и я даже вспомнил почему: в примечательной книге Марка Харриса «Медленней бей в барабан» описана точно такая же стюардесса, которую герой встречает по дороге в Майо. Моя стюардесса, выгнув спину и улыбаясь, примостилась на краешке соседнего кресла.
– В Хьюстоне страшная жара, – защебетала она. – Я собираюсь сразу нырнуть в гостиничный бассейн и вылезать иногда только затем, чтобы глотнуть чего-нибудь освежающего. Можно, конечно, просто поваляться в комнате, но там слишком уж прохладно. У меня от этого гайморит разыгрывается. Я свободна до завтрашнего утра, должна быть на борту в десять, а в Хьюстоне, знаете, всегда такая скучища...
Голубые глаза с поволокой наблюдали за мной, рот улыбался, она ждала моего ответного хода. Где угодно можно наткнуться все на ту же пирушку-на-плаву-нон-стоп, как у Тигра из Алабамы. Даже на высоте 8000 метров, даже на скорости 240 метров в секунду, выворачивающей нутро, – скорости армейской пули 45-го калибра. Никто ни в чьей душе не оставляет следов. Встречаются по касательной, сцепляются на мгновение и разлетаются в разные стороны. Она станет той стюардессой, с которой я был в Хьюстоне, а я стану одним загорелым типом из Флориды плюс краткое воспоминание о хлорированной воде бассейна, фруктовом соке и джине, о непрожаренном стейке и о здоровых ритмах в задрапированной полутьме номера, в молчаливом холоде которого я буду объезжать поверженную плоть этой реактивной Валькирии. Безобидное удовольствие для безопасных синтетических людей, которым нет износу и которые обожают создавать видимость романтики.
Но отказываться от закуски, не добавив при этом, что она одним своим видом возбуждает аппетит, – это уже откровенное хамство.
– Я с удовольствием остановился бы в Хьюстоне, – вздохнул я, изображая грустную задумчивость. – Но билет-то у меня транзитный, до Харлингтона.
Ее улыбка не изменилась, но взгляд стал чуть-чуть отсутствующим. Она еще немного пощебетала, а потом отправилась вышагивать по проходу, предлагая обещанные в проспектах услуги. Большинство стюардесс находит себе мужей, кое-кто взрывается или сгорает среди пустынного поля, а некоторые безнадежно, словно по принуждению, увязают в случайных связях, превращаются в небесных моряков, имеющих по мужчине в каждом порту, становятся жертвами поспешных пересадок, когда каждый полет – просто прыжок из постели в постель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23