- Соколом по лестнице взлетел! - Джемшидов усмехнулся.
- Это все молодость во мне играет, профессор. Хи-хи... Полсотенки еще, пожалуй, протяну!
- А не мало тебе полсотни?
- Ничего, профессор, хватит! Полсотни - это как-никак пятьдесят лет!
- Ну и, слава богу! - Туту-ханум улыбнулась, - Чтоб у вас всегда легко было на душе.
- Да, как говорится, лишь бы не хуже. А так что ж... Дочек повыдавал, у каждой... - Он хотел сказать: "У каждой кусок хлеба есть", но Джемшидов перебил его.
- Дочек повыдавал, - сказал он. - В школе детей обучает: про чертей да про ангелочков - каждый месяц зарплата. Опять же ежегодно мечеть ремонтирует, аллаху взятка. Аллах ему за это, глядишь, годок-другой и подкинет!..
То ли потому, что муж уж больно мерзко хмыкал, то ли оттого, что опять он завел этот разговор про мечеть, в Туту-ханум вдруг все закипело. Зато учитель Мурсал сохранял благодушие.
- И хлеба хватает, и сахара... - продолжал он. Джемшидов опять криво улыбнулся, и Туту-ханум поняла, что хорошего ждать нечего. Вроде впервые в жизни видела она у него эту странную усмешку.
Джемшидов поймал на себе негодующий взгляд жены, посерьезнел. Мурсал сразу же уловил это.
- Сынок у меня, слава богу, преуспевает, - сказал он, изо всех сил стараясь вернуть благосклонное расположение Джемшидова. - Заботами нашего уважаемого профессора, глядишь, еще и продвинется.
Джемшидов подозрительно взглянул на Мурсала: издевается? Но Мурсал и издевательство - разве это совместимо? В радостно сияющих глазах учителя были только вера и бесконечная преданность. Джемшидов успокоился.
- А он тебе пишет, сын? Письма получаешь?
- Пишет, профессор, аккуратно пишет. На этих днях письмо получил. Сообщает, все, мол, в порядке. Этот год, дескать, обязательно в деревню приеду. Все лето пробуду. Очень, мол, соскучился по деревне...
- Ну что ты на меня вылупилась? - вдруг набросился на жену Джемшидов. Давно не видела?
- Вылупилась! - сквозь зубы процедила Туту-ханум. - Красотой твоей никак не налюбуюсь! - Она сразу ушла, но Мурсал успел заметить, что в глазах у женщины слезы.
- Завтра же к Мураду уеду! - крикнула она из кухни.
- Пожалуйста! Никто не держит!
Какое-то время все молчали, потом учитель прошептал боязливо:
- Плохи у Мурада дела, профессор... Печень, говорят, никуда... Как камень стала. А ведь какой человек!..
- Еще бы! - сказал Джемшидов. - Так водку хлестать!.. Ничем, кроме цирроза, это не могло кончиться! - Сказал тихо, чтоб жена не услышала. И подумал: продолжить тот разговор или нет...
- Весной гости с Украины приезжали, - оживленно рассказывал Мурсал, человек десять: школьники и учитель с ними. Больше двух тысяч километров ехали - только чтоб Мурада нашего повидать! Ну, мы, правда, приняли их честь по чести. Барана прирезали, шашлык и всякое такое... Они все в больницу к нему ходили - дня четыре оттуда не вылезали... Дом его фотографировали... В районе, говорят, вопрос поднят, чтоб статую его установить в Бузбулаке... Оказывается, большого мужества человек... Герой... Я, сказать по совести, даже и не представлял...
Джемшидов не слушал эту долгую речь, а если и слушал, то не больно вникал. Но именно сейчас он пришел к твердому убеждению, что должен продолжить разговор о Теймуре. Рано или поздно отец все равно узнает, а скрывать такие вещи при существующих между ними отношениях недостойно.
- У сына твоего плохи дела!
Мурсал прекрасно расслышал эти слова, но смысл их дошел до него не сразу. И только когда краска отхлынула у Мурсала с лица, профессор понял, что бедняга абсолютно не в курсе дела.
- В его диссертации оказались серьезные идейные пороки.
- И-и-дейные... - заикаясь, проговорил Мурсал. - Почему?..
- Видимо, окружение такое... Я ему это прямо сказал.
- Окружение... Как это - окружение? - бессмысленно, словно в бреду, бормотал Мурсал. Он был ни жив ни мертв.
Туту-ханум, подоспевшая с чаем, взглянув на гостя, сразу поняла, в чем дело.
- Мурсал, милый! Да не берите вы близко к сердцу! Он же все раздувает! Из мухи слона делает. Такая уж мерзкая привычка.
- Не лезь не в свое дело! - сказал Джемшидов, доставая кусок сахара. Он нарочно полез в сахарницу, - пусть видит, как дрожит рука, - угомонится...
- А ты не болтай зря! Людям расстройство и себе давление нагоняешь!
Она покачала головой, ушла. Джемшидов поднялся и начал расхаживать по айвану. Мурсал глядел на ветви, свисающие у него над головой, и вспоминал, как Теймур сидел тут когда-то, канючил: "Я грушу хочу!"
- Профессор, - сказал он наконец. - Как же это... идейные?.. Может быть, просто...
- Может быть, я просто лгу? Это ты хочешь сказать?
- Боже упаси! - испуганно воскликнул Мурсал... - Я не о том... Да если бы я... Да отсохни у меня язык! Да я ему вот этими самыми руками башку...
- Брось, Мурсал!..
- Ей-богу, профессор! Я же сам... я же его вынянчил, вырастил! И отец ему был, и учитель!.. А что это за окружение, вот вы сейчас сказали?.. Как он там оказался?
- Где?
- Да вот - в окружении!
- Ты что - первый раз такое выражение слышишь?
- Нет, - сказал учитель Мурсал. Больше он ничего не мог сказать.
За стеной рыдала Туту-ханум.
- Завтра же! Завтра же уеду! - послышался из дома ее глухой, прерываемый рыданиями голос. - С ним буду! Не оставлю я его одного, слышишь? Не дам одному умирать!.. Мальчик ты мой! Мурадик!..
Туту-ханум рыдала долго, тяжко...
Мурсал и не представлял себе, что можно так рыдать, но, даже слыша эти тяжкие рыдания, не в силах был произнести слова утешения.
- Пойду сейчас, письма напишу... Всем сестрам его и детям их всем!.. Сам письма отправлю... Заказным!..
- Не делай этого.
Мурсал-муаллим вздрогнул, удивленно взглянул на Джемшидова.
- Почта эта... - Джемшидов поморщился.
Мурсал сразу же согласился.
- Советуете самому поехать?
- Я ничего не советую. Абсолютно ничего.
- Угу... Хорошо... Тогда я... Я больше не стану вас затруднять... Я только вот что... Очень прошу, профессор, чтоб между нами... Чтоб ни единая душа... Иначе просто... Хоть ложись да помирай!
Джемшидов быстро подошел к столу, приподнял скатерть.
Обернулся, вопросительно поглядел на дверь, за которой скрылась жена.
- Вот, Мурсал, - сказала та, появившись со свертком в руках. - Немножко гостинцев... Внучатам... Прошу вас, ради бога! Деньги, что мы вам должны, тоже там, внутри...
Мурсал-муаллим молча сунул сверток под мышку, медленно спустился по ступенькам, медленно дошел до калитки, но, закрыв ее, сразу подхватился, заспешил, потому что принял твердое решение - немедленно ехать в Баку; до отхода поезда оставалось еще около часа...
Абдулла Джемшидов стоял, опершись о перила, смотрел на деревню, но ничего не видел - весь был сосредоточен на том, что там, в доме: успокоилась она или опять принялась плакать... В доме было тихо, ни звука... Профессор обернулся. Жена не плакала; достав из воды катык, она ложкой накладывала его на сваренный еще с утра холодный шпинат...

1 2 3 4 5 6