У сердца. Вернее, на гигантском левом холме, под которым где-то глубоко-глубоко было закопано ее сердце. Я не выдержала и хихикнула, заработав откровенно враждебный взгляд соседки. Ну, Лешка, ну, проказник, лицом он как раз уткнулся в могучую сисю. Обязательно попинаю его сегодня, когда позвонит.
Самое интересное, что о наших отношениях с обожаемым уже много лет половиной женского населения страны Алексеем Майоровым знали лишь близкие люди – Виктор, семья Левандовских и Таньский. Еще был в курсе Михаил Карманов, но он, в силу определенных обстоятельств, нем как рыба. Собственно, сами отношения, которые могли бы заинтересовать желтую прессу, длились чуть больше двух месяцев, но знали мы друг друга гораздо дольше. Впрочем, всего на полгода дольше, но сейчас кажется, будто всю жизнь. Эти полгода мы общались по телефону, позвонил мне Лешка, как автору заинтересовавших его текстов песен. А потом оказалось, что ближе и роднее этого внешне недоступного, замкнутого и эпатирующего своей необычной внешностью и нарядами эстрадного идола для меня нет никого. Странно, непонятно, необъяснимо, но это так – именно Лешка оказался той самой половинкой, с появлением которой мои сердце и душа обрели завершенность. И оторвать его от меня – значит, убить меня. Пафосно и избито звучит, но что же делать, если по-другому уже не будет. И у Лешки та же история. И десять лет разницы в возрасте не играют никакой роли, прикипели мы друг к другу намертво. Нет, наживо.
Но для широкой публики я – всего лишь автор текстов песен новой программы Майорова, с которой он теперь колесит по России. Надеюсь, так все и останется. То, что происходит в нашей жизни, не должно никого касаться. Да и фанатки не простят Майорову связи с обычной женщиной, одной из многих. Вот если бы это была звезда того же уровня – тогда да, тогда можно. Актриса там, певица, или, на худой конец, моделька, «мисс Чего-нибудь». Это понятно. А такая, как я, – непонятно. А нам и не нужно. Кроме того, все уже привыкли, что личная жизнь Алексея Майорова – табу. Никогда его имя не мелькало в желтой прессе в связи с каким-нибудь скандалом. Ни один журналист не нарыл ничего мало-мальски компрометирующего Майорова. И не мог нарыть, теперь-то я знаю, потому что порядочнее и честнее человека я не встречала. Не верите? И не надо, нам и так хорошо.
Внезапно рядом со мной заквакал вантуз. Я с опаской посмотрела на свою соседку, неужели у нее не в порядке вестибулярный аппарат и сейчас она познакомит меня со своим завтраком? Учитывая габариты объекта, достанется и сидящим впереди. Но, присмотревшись, я облегченно вздохнула. Все в порядке, бабса не тошнит, бабс растрогался и решил всплакнуть. А что звуки издает такие затейливые, так это особенности организма. Боюсь предположить, что происходит в помещении, когда этот лютик храпит. Тем временем, нарыдавшись, дама трубно высморкалась, отлепила от сиси портрет Майорова, смачно поцеловала его и прилепила обратно. Экий ты, парень, прилипчивый!
Наконец автобус дотрюхал до Москвы. Покатав нас еще с полчаса по городским улицам, он выбросил изрядно надоевшую ношу на автовокзале и удовлетворенно засопел, закрывая дверь. А меня атаковал маленький ураганчик по имени Кузнечик:
– Улечка! – цепкие руки моей маленькой подружки сомкнулись у меня на шее, а владелица этих цеплялок, радостно вереща, висела на мне, обхватив еще и ногами.
– Знаешь, Кузнечик, – пропыхтела я, бросая сумки и поддерживая ерзающую малышку, – ты все же не кузнечик.
– А кто? – хихикая, заглянула она мне в глаза.
– Обезьянчик, вот кто. Повисла на бедной Уле, словно обезьяныш на маме. Кузнечики так не умеют.
– А откуда ты знаешь, что не умеют? Ты что, видела, как кузнечата на кузнечихах сидят?
– Вообще-то, нет…
– Ну вот, а говоришь, – победным тоном заявила девочка, – именно так кузнечики себя и ведут!
– Инга, ты что, на Уле и домой поедешь? – смеясь, подошла к нам Алина.
– Нет, домой мы на машине, мамочка, а вот до машины – на Уле. Тогда она точно не сбежит, – совершенно серьезно ответила Кузнечик, поудобнее устраиваясь у меня на руках.
Алина расхохоталась, подхватила мои сумки, раз уж мне пришлось тащить непредвиденную ношу, и мы двинулись по направлению к машине.
По пути, слушая неумолкающий щебет Инги, я украдкой посматривала на Алину. За два месяца бывшая Ксюша заметно похорошела, расцвела, из взгляда ушли загнанность и обреченность. Она снова была дома, в кругу любящих ее людей, а то, что память к ее мужу пока не вернулась, Алину не пугало. Она была абсолютно убеждена, что это лишь вопрос времени.
Пока Алина укладывала мои сумки в багажник, я пыталась усадить в машину Кузнечика. Делом это оказалось непростым, поскольку разыгравшаяся малышка брыкалась, хохотала и цеплялась руками за дверцу. Пришлось применить запрещенный прием под названием «щекотка», и только тогда удалось втолкнуть ребенка внутрь. Наконец все уселись, и Алина плавно вырулила со стоянки.
– Алиночка, меня, пожалуйста, к Лешиному дому, адрес ведь знаешь? – устало откинулась я на спинку сиденья.
– Никаких Лешиных домов! – категорично заявила Алина. – До приезда твоего ненаглядного поживешь у нас.
– Но…
– Не слышу! – оборвали меня. – Нечего тебе одной там сидеть целую неделю. Жалобы и пожелания – в письменном виде, в трех экземплярах, прошу передать генералу Левандовскому. Срок рассмотрения жалоб – месяц. О принятом решении вас уведомят.
– Сильные, да? – я шмыгнула носом. – Справились, да? Супостаты!
На заднем сиденье довольно хихикали.

ГЛАВА 5

С недавних пор Левандовские жили все вместе, после целого года неизвестности и слез Ирина Ильинична и Сергей Львович боялись отпустить от себя сына и невестку дальше чем на метр. Пока Артур лежал в клинике Карманова, генерал, поселив Алину с Кузнечиком у себя, буквально за две недели устроил обмен квартиры сына на соседнюю со своей. Думаю, стоило это ему немалых денег, но своего он достиг – отныне обожаемые дети всегда будут рядом. Меня поселили в апартаментах старшего поколения, поскольку у них были две свободные комнаты.
Вечером в честь дорогой гостьи был накрыт стол, которому я не могу подобрать определение, убогое «обильный» здесь не прокатывает. Одно знаю твердо: ТАК на ночь напихиваться нельзя. Но милая Ирина Ильинична, не зная, видимо, как еще выказать мне свою благодарность, решила уморить меня вкуснейшей едой. Увидев гигантский стол, на котором теснилось немыслимое количество блюд (а ведь это были только холодные закуски!), я оказала стойкое сопротивление. И длительное. Целых сорок восемь секунд.
В итоге в комнату меня впору было везти на тележке, да еще желательно по каменистой дороге, чтобы тележка подпрыгивала и толчки больно отдавались в том месте, которое сегодня вечером заменило мне голову. Если так пойдет дальше, к Лешкиному приезду я вырасту из всех одежек. Причем не в длину, а в ширину. Живо представив, как радостный Майоров вихрем врывается в комнату, где, шумно сопя и пыхтя от усердия, из кресла пытается выбраться бурдюк с салом, я ощутила омерзение к самой себе, обжоре. «Прелестно!» – послышалось карканье вороны из мультика о блудном попугае.
Мобильник запиликал мелодией песни Майорова. Наклонившись, я вытащила из-под кресла сумку, выкопала в ее недрах телефон.
– Привет, старый развратник, – произнесла слабым голосом я.
– Ага, сразу два вопроса, – Лешкин голос был суров. – Во-первых, почему старый, во-вторых, что за голос, ни дать, ни взять – чахоточная тургеневская барышня? Или опять на диете?
– Знаешь, Лешка, хорошо, что у тебя какой-никакой голос есть, – я грустно вздохнула, – хоть чем-то на хлеб в состоянии заработать, а вот что касается прозорливости и житейской мудрости, то в этом вы, сударь, полный ноль.
– Попрошу аргументировать свои гнусные инсинуации! – нудно задребезжал Майоров.
– И не пытайся меня сразить эрудированностью, я прекрасно знаю, что твоя настольная книга – «Толковый словарь русского языка». Теперь отвечаю на вопросы. Голос у меня слабый не от диеты, а от обжорства. Ирина Ильинична подвергла сегодня немыслимым испытаниям мою силу воли, а она, сила эта, подточена и изгрызена недавней борьбой, поэтому испытания не выдержала.
– Нафаршировалась, – ехидно констатировал этот негодяй.
– Ага, – уныло согласилась я, – и еще как! А по поводу первого вопроса – так ты, дед Леха, еще со Сталиным в семинарии учился, сам хвастался. А выглядишь замечательно благодаря тому, что в свое время спер у товарищей по партии секрет мумифицирования, разработанный для Владимира Ильича Ленина. Ты, Лешенька, главное, не прыгай так по сцене, а то еще ручка отвалится или ножка. Или еще что-нибудь очень нужное.
– Редкая ты все же гадость, – загрустил Майоров. – И за какие грехи меня господь наказал?
– Могу перечислить, за какие, – я оживилась.
– Не надо! Лучше расскажи, как доехала, как устроилась…
Следующие полчаса я выпытывала у несчастного подробности его интимной встречи с грудью моей соседки по автобусу, и, дождавшись красочных описаний того, как жестоко он мне отомстит, когда я буду в полной его власти, с чувством выполненного долга положила трубку. Всего какая-то неделька – и Лешка будет рядом.
Утром мы с Алиной и Кузнечиком навестили Виктора. Если честно, выглядел он ужасно – там, где не было бинтов, виднелись синяки и кровоподтеки, беднягу всего истыкали капельницами и увешали аппаратурой. Представив, что это мог быть Лешка, я разревелась. Хорошо, хоть стрекот Кузнечика отвлекал в этот момент Виктора, а то расстроила бы парня. Он был еще очень слаб, поэтому врач вытолкал нас буквально через двадцать минут после приезда. Пригрозив Виктору, что не оставим его в покое и будем навещать каждый день, напугав его диким количеством пирожков, испеченных Ириной Ильиничной, мы вывалились из палаты.
Позже, когда я вспоминала эти дни, проведенные у Левандовских в ожидании Лешкиного возвращения, меня не оставляло ощущение тихого счастья, пушистого домашнего уюта и запах сдобного теста.
В день возвращения Майорова с гастролей все рухнуло.
Поскольку Виктор все еще был в больнице, на вокзал встречать Алексея, его музыкантов и остальную бригаду поехали Артур, Алина и я. Кузнечика, несмотря на ее искреннее негодование, оставили дома. Подъехали мы на трех микроавтобусах с охраной, как сказал Виктор, поскольку фанаты Майорова всегда каким-то образом вынюхивают, когда и как он возвращается в Москву. Команда Шурочки Лапченко в счет не идет, они теперь в приятельских отношениях с Алексеем, который очень благодарен «эскадрону Лапченко» за помощь в расследовании моего исчезновения.
Как и следовало ожидать, на перроне собралась толпа народу, состоящая преимущественно из парней самого бандитского вида и безумных теток, напоминающих штатных кликуш. Восторженных лиц я что-то не заметила, как и букетов цветов.
– Это всегда так? – недоумевая, спросила я у одного из охранников.
– Нет, – нахмурился тот, – такого я не помню.
Он отошел к своему шефу, они о чем-то посовещались, потом вместе подошли к нам.
– Вот что, – голос начальника охраны был ровным и спокойным, но напряженный взгляд выдавал волнение, – похоже, тут что-то затевается. В каком вагоне Майоров?
– В восьмом, – Артур тоже забеспокоился: – Что происходит, по-вашему?
– Если бы я знал, – мрачно процедил шеф секьюрити. – Но из вагона Майорову лучше не выходить. Так, Игорь, Антон, Петр, – стараясь не привлекать внимания, негромко распорядился он, – по одному, не спеша продвигайтесь к месту, где должен остановиться восьмой вагон. Как только проводник откроет дверь, сразу прыгайте внутрь и блокируйте вход. Насколько я знаю, Майоров и его команда обычно занимают весь вагон, так что посторонних там быть не должно. Проводник, думаю, проблем не создаст. А я пойду договариваться с вокзальным начальством, чтобы вагон отцепили и загнали туда, куда посторонние попасть не смогут.
– Я позвоню отцу, – достал телефон Артур, – думаю, помощь ФСБ нам не помешает.
– Точно, – оживился охранник, – это все упростит. Возможно, я перестраховываюсь, но опыт мне подсказывает, что здесь намечается нечто неприятное. Буду рад ошибиться.
К сожалению, опыт не обманул охрану. Когда, устало сопя, волоча за собой надоевшие ему до чертиков вагоны, к перрону подкатил тепловоз, толпа заволновалась. Люди, пришедшие встречать других пассажиров, недоуменно оглядывались. Я рванулась было вперед, но Артур успел схватить меня за руку:
– Ты куда?
– Как куда? – кудахтнула я. – Алексея встречать, естественно.
– Ничего не соображаешь! – разозлился Артур. – Ты же слышала – дверь будет блокирована изнутри. Не хватало, чтобы ты начала скакать, как мартышка, под окнами с криками: «Лешенька, открой окошко, я запрыгну!»
– Сам ты реликтовый гоминоид, – обиделась я, – мне при всем желании в окно не влезть. И вообще, по-моему, вы тут ерундой занимаетесь. «Блокировать двери, вызвать спецназ!» Может, еще парочку вертолетов подгоните?
– Не мешало бы, – процедил шеф секьюрити, – похоже, началось.
Не веря своим глазам, я смотрела на перрон. Охранники не подвели. Едва дверь восьмого вагона приоткрылась, они молниеносно запрыгнули в него, втолкнув обратно обалдевшую проводницу, и заперлись изнутри. В ту же секунду в окна и двери вагона полетели помидоры, яйца и какая-то непонятная гадость. Толпа волной нахлынула на вагон. Пассажиры, выходившие из девятого и следующих вагонов, в испуге метались по перрону, не в силах пробиться сквозь потное и орущее, многоголовое и многорукое чудище, яростно атакующее поезд. Слышался отборный мат, качки полезли на крышу, били в окна палками, кликуши орали наперебой, брызгая слюной. Сначала я не могла разобрать, что вопят эти сумасшедшие. Но постепенно из общего ора стали выделяться отдельные фразы, и над перроном понеслось:

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5