О том, как отсюда унести ноги.
СЕМЕН. Через сорок минут у меня кончается увольнение. Но в субботу я опять приду к тебе…
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Все врет.
ВИКТОРИЯ. Это тебе кажется сейчас. Мы больше не увидимся никогда.
СЕМЕН. Нет, я приду. А ты за это время реши… Вика, я тебя прошу быть моей женой!
ВИКТОРИЯ. Спасибо, Сенечка! Все! Беги! (Освободилась от его объятий и открыла окно.)
СЕМЕН. Вика, ты, кажется, не поняла, что я сказал?
ВИКТОРИЯ. Поняла. Это невозможно.
СЕМЕН. Если я тебя не уговорю, уговорит Лидия Ивановна. Я к ней обращусь! И мы поженимся.
ВИКТОРИЯ. Глупенький! Это вряд ли поможет твоей блестящей карьере. Боюсь, что в Лондоне тебе тогда не жить.
СЕМЕН. Значит, будем жить на Тихом океане. Или на Ледовитом. Главное – служить Родине. И чтоб ты была рядом.
ВИКТОРИЯ. Спасибо, миленький, но я твоей жертвы не могу принять.
СЕМЕН. А ты подумай о дочке!
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. А может быть, родится сын?
ВИКТОРИЯ. Я уже подумала, миленький. Прочерка в метрике у нее не будет. Я это предусмотрела. Я заранее вышла замуж. За Оскара Борисовича.
СЕМЕН. Это ничего! Ты с ним разведешься! Я понимаю, у тебя всё по плану, но зачем уж так было торопиться?..
ВИКТОРИЯ. Миленький, я просто не могла поступить иначе. Мне одна врач сказала, что у меня после войны очень-очень нехорошее малокровие и что если я хочу иметь детей, то лучше это сделать пораньше, потому что, если я сейчас родить не успею, детей у меня может вообще не быть. Мне некогда было ждать прекрасного принца, пришлось торопиться. А Оскара Борисовича я ни в чем не обманула. Он сам мне сделал предложение, когда я ему рассказала про план. Он святой, необыкновенный человек, он всё выдержит. И не такое мы выдерживали, да, Сенечка?.. Опять у тебя несчастное лицо, просто сердце разрывается! Сенечка, ну почему ты так трагически воспринимаешь действительность? Все складывается так хорошо! У тебя будет потрясающе интересная и увлекательная жизнь. Ты увидишь весь мир…
СЕМЕН. Ты опять иронизируешь?
ВИКТОРИЯ. Нет-нет, я серьезно! Ты слепой, Сенечка. (Засмеялась.) Ты вглядись: весь мир твой! Веселей, миленький! Твой корабль уже отплывает в неведомые страны…
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Но тебя он не возьмет с собой.
СЕМЕН. Тридцать минут осталось, я еле добегу. Я тебя люблю, Виктория. Я в субботу приду, да?
ВИКТОРИЯ. Нет!
СЕМЕН. Я всё равно приду. (Вылез из окна на крышу и на краю крыши обернулся махнуть Виктории рукой.)
Виктория увидела, как он, посылая воздушный поцелуй, поскользнулся и полетел с крыши спиной вниз. Послышался сильный звук удара и короткий вскрик.
ВИКТОРИЯ (высунулась в окно) . Сеня, что с тобой?!
ГОЛОС СЕМЕНА. Упал. С ногой что-то случилось. Наверное, растяжение.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Нет, не растяжение.

Сцена четвертая

Сонным, теплейшим августовским днем Семен появился в переулке школы и чуть не проскочил мимо, да и немудрено: он не был здесь более полугода. К тому же город к концу лета почистился и похорошел до неузнаваемости, утонув в чрезмерной даже зелени тополей и акаций, причем развалины если и выглядывали кое-где, то не были так ужасны» как зимой; наоборот, что-то в них утвердилось родное, привычное, словно бы они были здесь всегда. Наконец Семен сообразил, что кумачовое полотнище с надписью «Городской пионерлагерь № 167» обозначает школу, и вошел во двор.
Двор тоже изменился. Висела волейбольная сетка. У раненого Толстого появился новый бетонный глаз – светлее остального лица и глядевший прямо с профиля, отчего Толстой стал похож на камбалу. В открытом окне первого этажа виден был Оскар Борисович. В старорежимной художественной блузе, с палитрой на пальце, он рисовал на оконных стеклах птиц. Уже была готова надпись «1 сентября».
Птичья голова его повернулась, но Семен прислонился к стене, и Оскар Борисович его не увидел. В школе был ремонт и уже кончился. Пол был покрыт месивом, старой штукатурки и рваных обоев. Коренастая баба, одетая в мужскую ковбойку и сатиновые штаны, сгребала в конце коридора мусор в кучу.
Семен заглянул в ботанический кабинет. Дверь каморки была открыта. На раскладушке лежали клубки шерсти и начатое вязанье. Подоконник был уставлен бутылями с клубникой и смородиной. Ни здесь, ни в зеленом полумраке ботанического кабинета Виктории не было.
Семен взял в руки фотографию Лидии Ивановны. Угол рамки был обвязан черной лентой.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Здравствуй. Пришел полюбоваться. Полюбуйся, погляди, что ты тут у нас наделал.
ВИКТОРИЯ. Сенечка! Ты все-таки пришел!
Семен увидел, что баба-штукатурщица торопится к нему, нелепо размахивая руками, и узнал в ней Викторию. Живот был очень заметен.
(Бросилась ему на шею.) Сенечка, родненький мой, как здорово, что ты пришел! Я же верила, что ты придешь, умом понимала, что не придешь, но верила! И ты пришел!
СЕМЕН. Я только недавно смог ходить без костылей. И первый раз в увольнении. И сразу к тебе, чтоб решить, как мы дальше жить будем. Но почему ты сама ни разу ко мне не пришла? Притащила в больницу, как санитарка раненого с поля боя, – и исчезла.
ВИКТОРИЯ. Но я же позвонила Анечке и сказала, где ты. И я все-все про тебя знаю от Анечки. (Плачет.) Пришел все-таки! Бедненький ты мой! Ну что ж тебе всё время приходится из-за меня страдать?! Несчастненький, любименький ты мой, я ж тебя всего известкой вымазала.
СЕМЕН. Сейчас-то дело идет на поправку. А ведь чуть калекой не остался. У меня был сложный перелом стопы. Три раза неправильно срасталась, и ломали заново. И после травмы меня в увольнение, конечно, не отпускали. Поэтому я пришел только сегодня. Между прочим, в субботу. Как обещал!
ВИКТОРИЯ. Это очень-очень хорошо, что ты пришел!
Она сильно изменилась, но улыбка её стала еще прелестней.
СЕМЕН. А тебе, видно, плевать было, как я там.
ВИКТОРИЯ. Ну что ты, миленький, я теперь тебя никогда не смогу забыть.
СЕМЕН. Значит, нарочно не приходила?
ВИКТОРИЯ. Нарочно, миленький.
СЕМЕН. Проверяла свои чувства?
ВИКТОРИЯ. Твои, Сенечка.
СЕМЕН. Ну, у тебя железная воля. Полгода проверяла?
ВИКТОРИЯ. Семь месяцев и двенадцать дней.
СЕМЕН. Проверка – это тоже по плану?
Виктория засмеялась.
Ну и как? Проверила?
ВИКТОРИЯ. Проверила! (Прижалась к нему.)
СЕМЕН. Я вижу: у тебя всё по плану. И ремонт – всё как задумала.
ВИКТОРИЯ. Поцелуй меня, миленький.
СЕМЕН (поцеловал её) . Давно ремонт начала?
ВИКТОРИЯ. Как раз когда Лидия Ивановна умерла. Прямо на следующий день после похорон.
СЕМЕН. В июне, значит.
ВИКТОРИЯ. Третьего июля.
СЕМЕН. И всё своими руками?
ВИКТОРИЯ. Нет, конечно. Тут работала бригада из ремстройтреста. Но они больше пачкают, чем делают, а убрать за собой – ни в жизнь. Главное, теперь они ушли, а пол не привели в порядок. Слушай, у тебя увольнение до каких?
СЕМЕН. До завтра.
ВИКТОРИЯ. Раз ты всё равно пришел, может, поможешь? Оскар Борисович старенький, остальные все на каникулах, и так получилось, что я одна.
СЕМЕН. А тебе разве можно этим заниматься?
ВИКТОРИЯ. Мне это очень-очень полезно. И главное, приятно. Я же здесь живу. А теперь еще и ты рядом. Ничего со мной не случится.
СЕМЕН. Смотри, что принес. (Вытащил из кармана и развернул плоский пакетик.)
ВИКТОРИЯ. Что это?
СЕМЕН. Цикля. Инструмент для ремонта паркета. Чтоб он блестел как зеркало.
ВИКТОРИЯ. Какой ты молодец! Запомнил!
СЕМЕН. А ты меня ни разу не навестила.
ВИКТОРИЯ. Сенечка, ну подумай, получилось бы, что я навязываюсь. Зато Анечка каждый день тебя навещала. Я и подумала, что у тебя с ней всё очень-очень хорошо… Вот рабочая одежда наших маляров. Ты можешь переодеться.
СЕМЕН. То, что она ко мне ходила, ровным счетом ничего не значит. Но я отдаю должное её упорству.
ВИКТОРИЯ. У нас в, детском доме все такие. Сенечка, чтоб не забыть: ты никому не рассказывал, что у нас с тобой было в ту ночь?
Семен ворошил груду спецодежды.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Рассказывал. Он же всегда говорит правду.
ВИКТОРИЯ. Вот эти брючки, миленький, тебе будут как раз. Ну, переодевайся, скоренько…
СЕМЕН (начал переодеваться) . Я вижу, у Ани руки всё время в какой-то краске. Я ей говорю: ты б хоть руки вымыла, в больницу все-таки ходишь. Она хихикает. Оказывается, краска несмываемая. Потом боцман мне рассказал, что она брала в дом работу по окраске тканей через трафарет, чтобы покупать мне фрукты.
ВИКТОРИЯ. Боцман рассказывал? Значит, он с ней с тех пор встречается?
СЕМЕН. Конечно, встречается. И с ней и со мной. Мы дружим втроем. Я всю палату кормил яблоками, но она, Вика, этим не добилась ничего. Я сказал ей, что буду с тобой.
ВИКТОРИЯ. Главное, что ты уже здоровенький, Сенечка. Ты сначала мусор отгреби от ботанического кабинета. Здесь у нас будет образцово-показательный паркет… Я хочу, чтоб Оскар Борисович просто ахнул.
СЕМЕН (принялся за работу) . А Лидия Ивановна когда заболела?
ВИКТОРИЯ. Через месяц после того, как ты здесь был. Она, бедненькая, из любви ко мне так хотела найти виновника! Но я тебя не выдала. А потом случилась эта беда. На меня пришла в гороно анонимка, что я из школы устроила дом свиданий. И, между прочим, было точно указано число, когда ты здесь ночевал. К счастью, имени твоего не было. Ума не приложу, кто мог написать. Тебя же никто тогда не видел, и я никогда никому о тебе не говорила. После собрания Лидочка Ивановна вошла ко мне в ботанический кабинет и у нее сделался приступ. И инсульт… Ты, знаешь, Сенечка, боли она совершенно не чувствовала. Она просто не могла говорить. Только чуточку-чуточку шевелила губами. Кроме меня, никто не мог её понять.
СЕМЕН. Сволочи. Кто же это написал?
Семен нагрузил носилки мусором, и, они с Викторией понесли их к открытому окну, чтобы, выбросить мусор на задний двор.
ВИКТОРИЯ. Фактически она умерла из-за этой анонимки.
СЕМЕН. У нее было больное сердце?
ВИКТОРИЯ. Если б не анонимка, она могла бы жить еще долго-долго. А исполком решение нашего собрания не утвердил, потому что беременного человека на улицу не выгоняют. И к Оскару Борисовичу меня прописать не могли. Там в комнате уже пять человек – две семьи. И я осталась здесь.
СЕМЕН. Жалко Лидию Ивановну.
ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Жалко, что мы с тобой не встретились.
Большой кусок пола у ботанического кабинета был уже очищен от мусора. Виктория смочила паркет водой. Семен, стоя на коленях, начал работать циклей.
СЕМЕН. А как пацаны реагируют? Представляю, что ты вынесла…
ВИКТОРИЯ. Они такие смешные. Сперва, когда они увидели, что со мной происходит, они стали подбрасывать мне на стол всякую аптечную дрянь. Это естественно, они же растут без девочек, и эта запретная тема их возбуждает. А потом они привыкли и даже стали помогать мне – тетради носили. А в последний учебный день притащили мне кучу цветов. Как раз с детьми все очень-очень хорошо. Оказалось – ничего страшного, хожу с животиком, а школа не рухнула. И ты пришел! Сенечка, страшно подумать, но это даже больше, чем по плану!
СЕМЕН. Смотри, какой тут, оказывается, паркет.
Очищенный квадрат пола обнаружил затейливый узор – образец забытого паркетного искусства.
ВИКТОРИЯ. Как в музее. Сенечка, какой же ты талантливый!
СЕМЕН. Здесь ты будешь стоять. И сверкать.
ВИКТОРИЯ. Папа правильно говорил. Когда самое плохое позади, остается одно хорошее. Только Лидия Ивановна умерла. Но у нее было очень плохое здоровье, да? Зато Оскар Борисович теперь директор нашей школы!
СЕМЕН. Да что ты?!
ВИКТОРИЯ. Временно исполняющий обязанности. Но это, конечно, временно и случайно. Потому что он вдруг получил медаль.
СЕМЕН. Какую медаль?
ВИКТОРИЯ. Оказалось, что во время войны он возглавлял добровольную дружину ПВО. Он со старшими школьниками дежурил на крыше во время бомбежки. Несколько раз на школу падали зажигалки, и, если бы не Оскар Борисович, она бы сгорела. Так что теперь все они притихли.
СЕМЕН. И слава богу!
ВИКТОРИЯ. Ты уверовал в бога, Сенечка?
СЕМЕН (работая циклей) . Нет. Но за время болезни я очень изменился. Фактически я теперь другой человек. Благодаря встрече с тобой, Вика.
ВИКТОРИЯ. Ты стал еще красивее!
СЕМЕН. Я изменился внутри. Ты тогда сказала, что я слепой, а передо мной весь мир. И я об этом задумался. Понимаешь, я ж никогда в жизни не болел, а тут вдруг оказался прикован к кровати. У меня в больнице было столько времени читать и думать, сколько не было никогда в жизни. И я, можно сказать, использовал свое заключение в больнице, как граф Монте-Кристо свою тюрьму в замке Иф. Подобно графу, овладел знаниями. Я сдал выпускные экзамены на круглые пятерки и кончил школу с отличием…
ВИКТОРИЯ. Ура! Поздравляю тебя, Сенечка! Я очень-очень рада!
СЕМЕН. Полгода Анюта каждый день носила мне книги из библиотеки. Ну что тебе сказать, Виктория… великих русских писателей я проглотил практически всех плюс Достоевского. Я одолел Диккенса и Теодора Драйзера в подлиннике, то есть на языке. Я прочитал процентов восемьдесят «Человеческой комедии» Бальзака. И так же, как граф Монте-Кристо, я вышел на волю с сокровищем…
ВИКТОРИЯ. С Анютой?..
СЕМЕН. Перестань. Сокровище – это моё новое отношение к моей профессии. Ты же знаешь – ведь я терпел нашу школу как свой гражданский и семейный долг, который я должен выполнить, не испытывая никакой радости. Но уединение, размышления и книги изменили меня. Когда я проработал «Историю дипломатии» в двух томах и множество мемуаров наших и их…
ВИКТОРИЯ. В подлиннике, то есть на языке?
СЕМЕН. Сан дут.
ВИКТОРИЯ. Чего?
СЕМЕН (натирая мастикой отциклеванную часть пола) . Без сомнения. Когда я сравнивал мир прошлого с сегодняшним, у меня явился, Вика, новый, грандиозный взгляд на вещи. Тебе интересно?
ВИКТОРИЯ. Сан дут.
СЕМЕН. Я пришел к выводу, что мы в настоящий момент живем в совершенно поразительное и уникальное время. История прошлого – это история войн. И сегодняшняя американская атомная дипломатия с её шантажом и угрозами не представляет собой ничего нового. За исключением того, что она приводит мир к грани катастрофы. Так вот, мне кажется, что в сегодняшнее трудное время именно нашей стране предстоит открыть новую эру международных отношений на нашей планете.
1 2 3 4 5 6