Святослав Логинов.
Миракль рядового дня

День начинался обычный - невеликий праздник святого Стефана, и жизнь
шла будним порядком, только маленький Стефан бегал по случаю именин в
новой, специально для того сшитой рубахе, да Ханна торопилась дошить штаны
Якову. Это тоже был подарок имениннику: старые яковы штаны должны были
отойти Базилю, и тогда базилевы порты, из которых он напрочь вырос, станут
первой мужской одяжей Стефана. Еще к вечеру готовился пирог. И ничто
поначалу не предвещало чудес, но к полудню явилось знамение. Тяжко ударило
вдруг в безбрежно голубеющем небе, грохнуло, но не трескучим грозовым
раскатом, а словно сам Антихрист хлопнул единожды в ладоши, или лопнул туго
надутый бычий пузырь, да так лопнул, что качнулись деревья, дрогнули дома,
а улежавшиеся за годы брявна стен заскрипели, укладываясь по-новому. Разом
смолкли птицы, зато собаки со всех дворов завыли, скликая беду. И с
треснувшего неба ответно завыло, ровным утекающим звуком.
Малыши, разбредшиеся между сараев, разом кинулись домой, а Лидия -
старшая дочь Атанаса, оставила колыбель с новорожденным братом и метнулась
зачем-то собирать развешенное после стирки белья. Ханна, кинув рукоделье,
плеснула воды в открытый дворовый очаг, на котором кипела к ужину похлябка,
и принялась сгонять во двор домашнюю птицу. Других взрослых возле дома не
случилось, так что растерянность и испуг Ханны тут же передались младшим.
Несколько малышей разом заревели, добавляя шуму в общий переполох.
Удаляющийся небесный гул растворился в гомоне, но этого уже никто не
замечал.
- Дети, домой! - надрывно крикнула Ханна, распахивая двери.
Но на пороге, загораживая проход, стоял Матфей - глава семьи: отец,
дед и прадед всех живших на хуторе. По старости дед Матфей уже не выходил
из дому, лишь по горнице ковылял, опираясь на палку, но слово его было
законом и для маленьких, и для бородатых. Ханна остановилась было, но
Матфей, сдвинувшись к косяку, проговорил:
- Детей загоняй, а птицу - обожди.
Сам же, приставив ко лбу ладонь, оглядел чистое небо, дорогу со спящей
пылью, двор. Поймал за плечо Лидию, спешащую с ворохом тряпья, развернул
назад.
- Раскудахтались, - проворчал он, хотя при появлении деда все разом
затихли, даже Стефан и прадедов любимец - малыш Матфей-Матюшка примолкли. -
И огонь залила, - продолжал дед, - а народ с поля вернятся, чем кормить
будешь? Страхом твоим? Видишь же - нет ничего.
Ханна вернулась к очагу, наклонилась, отыскивая незагашенные угли. Дед
Матфей медленно спустился с крыльца, уселся на завалинке, окидывая
сторожким, не потускневшим с годами взглядом дальние и ближние окрестности,
потому что хоть и отчитал молодуху за переполох, но сам был неспокоен.
Матфеев хутор казался невелик - два дома, глядящие в утоптанный
переулок, амбар да общий крытый двор. В двух домах жили давно уже
седобородые матфеевы сыновья. Петер и Томас сами имели и детей, и внуков,
но, послушные родительской воле, делиться не смели и жили хотя и в разных
домах, но одним хозяйством. Перед домами бугрился обведенный плетням
огород, а со стороны двора лежал широкий загон, сейчас отворянный,
поскольку скотину угнали на пастбище. Стадо у Матфее было немаленькое, и
земли нарезано с достатком. Жил хутор крепче иных усадеб и известен был и в
городе, и среди дворянства. Ленную долю Матфей платил монастырю, под
который сам когда-то пошел, понимая, что святые отцы хозяйствуют с умом и
попусту мужиков бездолить не станут. В обители тоже привечали нелицемерно
богомольную семью, каких немного было среди народа недавно перекрещенного в
истинную веру и склонного к отступничеству и еретическим соблазнам.
С таким покровительством можно было жить спокойно, ничего не боясь,
кроме мора и турецкого нашествия, но потому и прожил Матфей жизнь в
достатке, что никогда не ленился поберечься лишний раз.
За домами послышался суматошный крик, хлопанье кнута; перекрывая
возникший овечий разнобой, густо замычала корова. Матфей, гневно стукнув
посохом в землю, распрямился. Стадо идят. Ну куда они, среди бела дня? Чего
испугался Кристиан? Грома небесного? Так тот давно замолк, да и Кристиан не
тот парень, чтобы бояться знамений. А коли серьязная беда: набег или что
еще, то уходить надо в лес, в болото, где всадник на тяжелом коне вмиг
увязнет.
Матфей встал и, кляня больные ноги, зашаркал по проулку. Из-за двора
выбежал Кристиан - Томасов последыш. Было ему восемнадцать лет, а он вся
еще гулял в парнях, поскольку ни отец, ни дед не могли подыскать ему среди
соседских невест достойную пару.
- Дед! - закричал он, - смотри, что там!
Матфей дотащился до угла, откуда ожидал увидеть выгон, реку и дальний
заболоченный лес. Замер, не веря глазам, дрожащей рукой наложил на лоб
крест. Позади ахнула подбежавшая Ханна.
Нет, и пастбище, и лес были на месте, но за рекой, где расстилались
монастырские луга, теперь поднимались к небесам светлые башни невиданного и
попросту невозможного города. Весь город, казалось, состоял из одних башен,
любая из которых вздымалась выше соборной колокольни. Что там было еще,
Матфей не мог разглядеть, видел лишь мост через реку и дорогу, которой
прежде тоже не было. По дороге в сторону города, обгоняя друг друга,
мчались мяртво-сверкающие чудища. Эта неодушевлянная армада, несущаяся по
его земле, напугала старика сильнее всего. Крик Ханны привел его в себя.
- Детей - в подпол, - распорядился Матфей, - и сама с ними запрись. А
ты скотину гони к болоту, только кружным путем, подальше от этих... И Лидию
в поле пошли, за отцом.
Звать, впрочем, никого не пришлось. Послышался стук копыт, в проулок
влетел сидящий охлюпкой Атанас - старший из матфеевых внуков.
- Ханна! - закричал он. - Ховай детей и пожитки! Светопреставление
началось!
* * *
Хвойный Бор считался лучшим местом отдыха, так что детей в группе у
Гелии всегда было много. Случались дни, когда Гелия оставалась одна с
пятнадцатью детьми, что вообще-то не разрешалось, но Гелия не могла
отказать родителям, особенно тем, чьих малышей она знала давно. Дети же
никогда не были ей в тягость. Но сейчас по лужайке перед коттеджем бегало
ровно двенадцать детей: Жанна, Тата, Ирэн, две Марии (одна - Маша, другая -
Мари), Юлия, Борис, требующий, чтобы его звали Бобом, и Робин, настаивающий
на том же имени, белокурый Костик, тямноволосый Чен, задира Максим и
новенькая девочка с редкостным именем Пламена.
Час после полдника был самым лягким в течении всего дня. Дети выходили
гулять и играли друг с другом, а Гелия делала вид, что ее здесь нет. Но при
этом зорко присматривалась к играм. На самом-то деле не так много родителей
бывают настолько заняты, чтобы отдавать своих детей в чужие руки, и
приходиться быть на высоте, чтобы тебя упрашивали взять ребянка. Гелии
недавно исполнилось двадцать лет, но ее группа, входившая в свободную
педагогическую сеть, была уже известна. Гелия соглашалась побыть с малышом
два-три часа, пока мама управится с неотложными делами, брала детей и на
неделю. А чтобы в этой ситуации дело обходилось без сляз и без зависти
(неважно: к уходящим или к остающимся), детей надо знать - каждого по
отдельности и особенно всех вместе, потому что вместе это совсем другие
дети.
Вот сейчас Максим начнят знакомиться с новенькой. Пока они были на
глазах у всех, ему это казалось неудобным. Но ведь он и сейчас не один.
Чен, хоть ему и нет дела до девочек, топчется поблизости, да и сама
Пламена, кажется, умеет защитить себя от любителей знакомств. Придятся
вмешиваться, и лучше всего это сделает Тата. Она и постарше и поспокойнее.
- Таточка, отнеси, пожалуйста, Пламенке мячик, а то у нее ничего нет.
Тата взяла мячик, но в этот момент воздух лопнул пронизывающим
сверхзвуковым хлопком. Акустический удар ощутимо толкнул в грудь, качнулись
сосны, кто-то из детей упал, неслышно заплакав. Гелия вскочила, задрав
голову, пытаясь увидеть в небе белый инверсионный след нарушителя, - Кто
посмел?! Летать в небе в атмосфере на скорости! - потом, махнув рукой -
нарушителя вся равно найдут и накажут - бросилась успокаивать детей. И
остановилась, словно второй удар, сильнее первого, обрушился на нее.
Поляна неузнаваемо изменилась. Там, где минуту назад не было ничего,
кроме ухоженного газона и пятен сухой хвойной подстилки под редкими
соснами, теперь поднимались кусты, переплетянные высокой, по грудь, травой.
Макушки разбежавшихся детей были почти не видны среди скрещенных стеблей.
Слава богу, судя по возгласам, с детьми было вся в порядке, случившееся они
восприняли как новую интересную игру.
- Ребята, бежим на крыльцо! - крикнула Гелия. - Отсюда вся лучше
видно!
Должно быть, голос подвел ее, потому что дети появились на крыльце
сразу и непривычно серьезные. А Пламена по дороге сердито пнула вылезшую на
самые ступени ракиту, и Гелия увидела, как кулачок девочки прошел сквозь
кривой ствол.
Так это голограмма! - вместе с успокоением Гелия ощутила азартную
злость. - Ну она покажет этим шутникам, когда доберятся до них! Она их
отучит и от быстрой езды, и от оптических эффектов. А пока используем
выгоды момента и продолжаем гулять, но уже в сказочном лесу...
Лес действительно напоминал декорации к сказочному или
приключенческому фильму. Спуск с пригорка, на котором стоял дом, покрылся
обломками скал и гниющим буреломом, лишь в одном месте, где случилось
меньше камней, кем-то был расчищен проход. Внизу, где в реальности до самой
реки продолжалась роща с разбросанными по полянам коттеджами, теперь
жаркими испарениями курилось болото. На воде дробно пестрела ряска, возле
настоящих сосен (Никуда они, конечно, не делись, но давно знакомые стали
словно незаметными) торчали кочки осоки и тонконогой пушицы, жирно зеленели
листья белокрыльника.
Гелия, собрав детей на крыльце, на секунду сбежала вниз, убедившись,
что болото, как и прочие новообразования, не настоящее, разрешила всем
спуститься с крыльца. Быстро придумав подходящую к окружению игру -
странный гибрид из "Красной шапочки" и "Мальчика-с-пальчик", забежала в дом
и попыталась дозвониться в координационный центр, узнать, что происходит.
Дозвониться не удалось, очевидно, не одну ее волновали эти вопросы.
Кухонное оборудование работало исправно, и ужин Гелия заказала на
двенадцать человек, хотя и знала, что семерых детей в течение ближайшего
часа заберут родители. Но происходящее тревожило ее, значит, надо быть
готовым ко всякому.
И события начались, но вовсе не те, которых ждала Гелия.
- Бык! Бык! - закричал Костик.
На поляну, раздвинув кусты, вышла корова. Низкорослая, неопределянной
масти буренка, по самое брюхо вымазанная болотным илом, она явно
принадлежала к призрачному миру. Дети шумно кинулись под защиту Гелии,
только Жанна, обычно жившая на родительской ферме и привыкшая к виду
домашних животных, поспешила навстречу гостье и была сильно разочарована,
обнаружив, что и это одна лишь видимость. Следом за первой коровой на
поляну высыпало вся стадо: еще две коровы, обе с годовалыми телятами, бык,
вид которого заставил детсадовцев примолкнуть, десятка полтора овец и
баранов, тоже вымазанных в грези и оттого не похожих ни на что ранее
виданное. Стадо двигалось в абсолютной тишине, словно толстое стекло
отгораживало его от зрителей. Последними появились пастухи: чумазый и
патлатый мальчишка с длиннющим кнутом в руках, которым он непрестанно и
неслышно хлопал, подгоняя отстающих, и высокий молодой парень, тоже странно
и грезно одетый, но шагающий так, словно не было заросшего подъяма, а до
этого изматывающего перехода по истлевшей гати.
"Красавец" - подумала Гелия.
Парень, не доходя нескольких шагов, остановился и, глядя в лицо Гелии,
произняс что-то, очевидно громко и отчятливо выговаривая слова, потом
размашисто перекрестился и плюнул через плечо.
- Что, киногерой, - сказала Гелия, стараясь избавиться от ощущения,
что парень видит ее и обращается именно к ней, - озвучить-то тебя
позабыли...
В доме загудел сигнал вызова. Кто-то, родители или начальство, сумел
пробиться к ней по перегруженной телефонной сети.
* * *
Великий миракль, явившийся в день святого Стефана, равно напугал и
изумил всех, но никого он не оскорбил так, как благородного ландграфа
Августа. Хотя иным могло показаться, что судьба обошлась с его сиятельством
менее жестоко, чем с прочими. Замок Августа стоял в излучине реки на
высоком берегу, и когда свершилось чудо, здесь не оказалось ни бесовского
города, откуда едва сумели бежать жители окрестных сял, ни адских кузниц,
где, как рассказывали очевидцы, железные пауки под присмотром бесплотных
обитателей творили стальное подобие жизни - самобеглые повозки, носящиеся
повсюду и до икоты пугающие людей. На месте замка явились древние руины:
осыпающиеся остатки башен, проломленные стены. А возле разрушенных ворот
граф увидел лежащий на земле каменный барельеф - дракона, поверженного
львом. Увиденное могло означать лишь одно: призраки глумливо предсказывали,
что род его прервется, стены замка падут, двор зарастят едким лютиком, а
прославленный в походах графский герб будет втоптан в грезь.
Разгневанный граф приказал перебить всех случившихся поблизости
пришельцев и снести несколько стеклянных сараев, выросших посреди двора.
Челядь была в панике, и Августу самому пришлось взяться за меч. Лишь после
этого он понял, почему чужаки ходят безоружными и мастерят сараи из
хрупкого стекла. Оружие не причиняло им вреда, меч не рассекал их, и пики
не пробивали. Камни пролетали сквозь стекло словно по пустому месту. Хотя
напугать призраков неукротимый граф сумел: они бросились в бегство.
Победа над неуезвимым противником слабо утешила Августа, ведь
оставались развалины, нелепые стеклянные строения, вдалеке громоздились
башни призрачного города, а по нижнему этажу замка, порой проходя сквозь
стены, злоумышлено бродил толстый чярный кот.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2