Я поперхнулась, отставила в сторону кофе и потянулась за сигаретами. Милая моя, зачем ты это делаешь? Зачем тебе все это – опять?! Прямо сейчас, пока ты еще не начала, милая, признайся себе: есть кое-что, вернуться к чему ты не хочешь и не можешь. Ты к этому не готова. И никогда не будешь готова. Ведь если вы снова окажетесь вместе, это будет означать не только будете жить с ним, готовить, стирать, молчать, встречаться с друзьями. Даже принимать у себя его мать и отца, устраивать шашлыки. Предполагается еще одна маленькая мелочь – он снова будет к тебе приставать. Каждую ночь. Или почти каждую, когда не наберется в стельку. К этому-то ты не готова. Никак. И никогда не была готова. Терпела – да, делала вид – еще бы. Но с каждым годом это было все трудней и трудней. Нет, дело не во фригидности или еще какой форме холодности. Ты очень даже любила заниматься любовью. Любовью. Но только с Кешкой заниматься любовью было нельзя. Можно было только сексом.
– Извини, я сегодня что-то сама не своя.
– Может, ты заболела? – участливо поинтересовался он. – Вот и щеки у тебя какие-то красные. Прямо полыхают.
– Все-таки да? – расстроилась я. – А я надеялась, что это мне только кажется.
– Тебе надо измерить температуру. Дай-ка я лучше отвезу тебя домой, – заботливо добавил он и даже вскочил с места. Вот тут я и вспомнила, что именно ради этой заботы, этой безоговорочной любви я всегда и возвращалась к нему. Вернее, он всегда возвращал меня к себе. Он проявлял столько терпения, столько такта, столько умения оставаться слепым и глухим, когда НАДО, что в какой-то момент я неминуемо малодушно сдавалась и соглашалась: давай попробуем еще раз. Попробуем наладить наши непростые отношения. Как и в этот раз. Я сидела здесь, в этом кафе, потому что сегодня утром он позвонил мне и сказал, что нам надо встретиться и поговорить. Он не позвонил раньше, но и не задержался со звонком дольше, чем нужно. От наших общих друзей он, видимо, уже точно знал, что моя Большая Любовь больше не существует. И, видимо, догадался, что именно сейчас мне грустно и одиноко. Впрочем, может, он и не выведывал обо мне ничего. Иногда мне кажется, что он действительно чувствует меня, как какой-то экстрасенс.
– Нет-нет, ничего страшного со мной не происходит. Давай не будем суетиться. Ты хотел со мной поговорить? Так говори.
– Нет, я думаю, лучше не сейчас, – взволновался или даже чуть испугался он.
– Я не настолько больна, чтобы надо было вызывать «Скорую» и класть меня в больницу. Я вполне в состоянии сидеть и слушать. Или получится, что я зазря приперлась в центр города.
– Но может, не стоит… ты уверена, что в порядке? – нахмурился он.
– Абсолютно! – разозлилась я. Можно подумать, что наш разговор стоил всей этой суеты. Мы оба прекрасно знали наши роли, они отскакивали от зубов из-за многократного повторения. Сейчас он скажет, что скучал по мне, а я скажу, что, как ни странно, тоже скучала по нему. И он добавит, что жалеет, что так все вышло, но не хотел бы стоять на пути моего счастья. А я отвечу, что он ничего не понимает в счастье. Потом он скажет, что часто думал о том, как все-таки хорошо мы с ним жили до… ну… тут мы оба опустим глаза и помолчим минутку-другую. А я тихим, немного срывающимся голосом спрошу: но ты ведь понимаешь, что ничего этого бы не было, если бы ты так не пил? И тогда он скажет, что теперь он не пьет совсем и что если бы только я согласилась… то может быть… мы бы могли еще раз попробовать… наладить… наши… и без того непростые… и все такое. А я смиренно признаю (ох, как я этого не люблю), что в какой-то степени тоже виновата в том, что произошло. Мы с ним слишком мало говорили друг с другом. Нам надо больше обсуждать наши проблемы, наши чувства.
И вот, наконец, после всего этого нагромождения слов мы посмотрим друг на друга и он скажет: поехали домой. И мы поедем. Конечно же, на такси. И дома будем очень осторожны друг с другом, особенно первое время, первые недели, может, месяц. А потом однажды он придет домой слегка подшофе, а я задержусь у подружки и вернусь после одиннадцати. Потом я буду все чаще проводить выходные в одиночестве, пока он пьет у метро пиво с каким-нибудь приятелем из фирмы контрагента. И обязательно настанет день, когда он домой практически вползет и обязательно станет ко мне приставать особенно мерзко, и от него будет ужасно пахнуть, и он будет нести какой-то бред. А я… задержусь уже у какого-нибудь друга, хоть и буду чувствовать себя при этом последней свиньей. И все будет по-старому, по-нашему, и ничего изменить нельзя. От этого знания мне хотелось закричать. Я так устала от этой неизбежности.
– Марго, я просто не знаю, как тебе это сказать.
– Скажи как есть, – обреченно кивнула ему я.
– Ты должна знать… я пришел, чтобы сказать, что… чтобы ты, ну… была в курсе, что ли!
– И? – похолодела я. Он что, не читал сценарий? Забыл слова?
– В общем… я встретил другую женщину, – собравшись с духом, вдруг выпалил он и застыл.
– Что-что? – переспросила я. Мне показалось, что я ослышалась. Захотелось попрыгать на одной ножке, чтобы выбить из уха пробку, из-за которой мне показалось, что я услышала подобную ерунду. Что такое? Он встретил? Кого? Женщину? Не смешите меня! И кто – Кешка? Три раза ха-ха!
– Я тут… встретил…
– Ты это серьезно? – неожиданно тихо, срываясь, переспросила я.
– К сожалению, да, – кивнул он. Тут я потеряла дар речи.

2
«Жёпа – это как-то поинтеллигентнее»

Сказать, что Кешка меня удивил, было бы неправильно. Он не удивил, он меня потряс. Потряс настолько, что я вообще не поверила ни единому его слову. Столько лет он смотрел на меня как на свою личную персональную богиню, и что? Кого-то там встретил? Да мимо него всегда ходили толпы женщин, вожделеющих его с той или иной степенью страсти, но… ни разу, никогда, ни с кем. Что поменялось? Это что, месть за мою Большую Любовь? С чего бы? А впрочем, очень даже может быть. Что ж, если так… мы еще посмотрим, кто кого. Я сидела и молчала, мое лицо было относительно спокойно (относительно Кешкиного), но мысли скакали в голове, как взбесившиеся кони, наступая одна на другую.
– Что-нибудь еще? – спросил официантик, забирая со стола мою так и не выпитую чашку. Мы ему явно не нравились как клиенты. Кафе заполнялось усталыми, голодными людьми, мест уже было мало, а мы с Кешкой просто сидели и молчали, глядя в разные стороны. Я старательно рассматривала орнамент на жалюзи, а он, кажется, изучал надписи на пачке сигарет. Пачка не обещала ему ничего хорошего в будущем, только болезни и беды. Теперь так положено писать на пачках, чтобы курящему было очень неприятно, когда он закурит. Чтобы он знал, подлец, как плохо поступает, как убивает себя и вносит смуту в общественное процветание.
– Нет, спасибо, – первым ответил Кешка, но я его перебила.
– Принесите что-нибудь выпить.
– Мне не надо, – дернулся мой благоверный.
– Это не для тебя.
– Что будете пить? – повеселел халдей. – Вино? Шампанское? Сейчас принесу винную карту.
– Принесите водки, – выдохнула я и перевела взгляд на Кешку.
– Зачем? – взглядом спросил он. Взгляд бегал. Я усмехнулась. Водка испортила всю нашу с ним жизнь, а сейчас он почему-то глупит и возмущается.
– Затем, что сейчас самое время выпить, – насмешливо посмотрела на него я. – Значит, у тебя есть другая. Я не сплю? Мне не послышалось?
– Да, – покорно кивнул он. – То есть нет. То есть…
– В целом понятно. – Я смотрела на него с интересом, пытаясь представить его рядом с кем-то другим. С другой. У меня ничего не получалось. Да и как иначе, если вот уже с десяток лет для него существовала только я. Да, я не пай-девочка и порой действительно делала ему больно. Да, то, что было между нами, никак нельзя было назвать этим плюшевым словом «счастье». Но никого, кроме меня, он никогда не замечал. Когда это изменилось? Это не могло измениться! Мир перевернулся?
– Ты сейчас от нее? – вдруг заинтересовалась я.
– Да.
– Значит, это она тебя покормила, – зачем-то подчеркнула я. И простая мысль огрела меня не хуже удара топора: кто-то кормит моего Кешку, кто-то с ним даже спит! Хотя почему «даже»? В принципе, он же не урод, не придурок, а вполне нормальный, привлекательный мужчина. Особенно если на него не смотреть моими глазами.
– Ты же понимаешь, что не имеешь права меня винить? – выпалил он и с силой потушил окурок в пепельнице. Официантик моментально заменил ее на следующую, чистую. Люблю я этот чертов сервис, хоть бычками не надо дышать. А чаевые дать придется, ишь как старается. О чем я думаю? У меня мужа увели! Су-уки!
– Конечно-конечно, – ласково кивнула я, глядя, как официант размещает на нашем столике запотевший графинчик. – Не имею никакого права.
– Закусывать ничем не будете? – осведомился он.
– Нет, спасибо, – помотала головой я, но Кешка тут же развил активность.
– Марго, нельзя тебе пить на голодный желудок. Ты что, хочешь, чтобы тебя развезло? – засуетился он. – Дайте нам что-нибудь… салатов, что ли! – это уже официанту, снова с неопределенным жестом рукой. Мол, откуда я знаю? Решите все за меня, плиз.
– И давно ты с ней? Кто она? – продолжала я, не обращая внимания на всю эту суету. – Налей мне, пожалуйста. И не надо никакого салата. Я не ем после шести. Так что? Давай, рассказывай.
– Какая разница? – занервничал он. Даже водку пролил. Но разлил, кстати, на двоих. Ха-ха, кто бы сомневался. Раз уж у него есть другая, она сегодня его получит в соответствующей кондиции. Он к ней вползет. То-то она обрадуется! С другой стороны, если он с ней живет все это время, то она уже наверняка имела наслаждение наблюдать Кешеньку в состоянии «пресмыкающегося». Или они не живут вместе, а только встречаются? Почему я ничего вообще не знаю?
– Сколько ей лет? У нее есть дети? Она красива? Молода? Ты с ней счастлив?
– Марго, я пришел сказать, что больше не вернусь. Все кончено.
– Ох, какие мы категоричные! Ты так спешишь, что боишься передумать?
– Нет. Марго, давай не будем начинать. Я больше не играю в эти твои игры, я устал. Ты меня не любишь. Может быть, никогда не любила.
– Но ты-то меня ведь любил, – заметила я. – А теперь что, разлюбил? Твое здоровье! – мы выпили не чокаясь.
– Я тебя любил, – согласился он. – Но этого ведь недостаточно.
– Ты мне так и не сказал, ты счастлив? Тебе лучше с ней? Лучше, чем со мной?
– Прекрати, а то я уйду, – разозлился он, но я хлопнула еще стопку и едко улыбнулась.
– Можешь не спешить, потому что ухожу я. Все равно от тебя не дождешься подробностей. Только имей в виду, потом не плачь. Я, ты знаешь, второй раз уже не вернусь. Умерла так умерла.
– Я знаю. Может, это и к лучшему, – грустно согласился он, и я, прежде чем покинуть этот зал, успела злорадно заметить, что Кешка налил себе еще. Как раз ему принесли мой салат.
Ноги несли меня по тротуару Садового кольца, я бежала, подгоняемая шумом стоящих в пробке машин, светом их фар и нервными переливами их клаксонов. Автомобили бибикали друг другу, словно птицы, сердито ворчащие на своем птичьем языке. Только через несколько кварталов я обнаружила, что несусь в неизвестную и ненужную мне сторону с бешеной скоростью, что лицо застыло в одном, нейтральном выражении, зубы сводит от непонятного напряжения, а руки сами собой сжимаются в кулаки. Я заставила себя остановиться и посмотрела на свое отражение в какой-то витрине.
– Симпатично выглядишь, мадам. Для брошенной женщины! – усмехнулась я своему окаменевшему двойнику. Красивое темно-синее платье из шелка делало меня неотразимой, но с таким лицом, как у меня сейчас, оно смотрелось нелепо.
– А что ты хотела? Ты во всем виновата сама. И теперь ты совершенно одна, – ответило мне отражение, и эта мысль не понравилась мне. Мной овладела ярость, неуправляемая и бессмысленная, направленная в никуда, ярость оттого, что я впервые в жизни просто не знала, что мне делать.
Нет, не впервые. Пожалуй, был у меня один случай, когда я вот так же бежала, не разбирая дороги, только лицо мое тогда было не каменным, а красным и мокрым. От слез. Но о том, первом, разе я уже давно забыла и не вспоминала о нем сто лет. Муки первой любви, вы что, смеетесь? У кого в жизни не бывало первой любви? У кого она не заканчивалась трагически? И только для того, чтобы освободить место для второй любви. А потом третьей, четвертой и даже пятой, если муж не очень ревнив. Мой муж ревнивым не был. У него имелось немало недостатков, из которых самым мучительным и непреодолимым был его алкоголизм. Но что-что, а ревнивым он никогда не был.
Мы были женаты почти десять лет, знакомы больше. Выпивал же он, только на моей памяти, лет пятнадцать, не меньше. Когда я выходила за него замуж, он уже имел с этим массу проблем. И многие наши общие знакомые хмурились и давились вопросом:
– Марго, зачем тебе это надо? Он, конечно, хороший парень, но ведь сопьется же!
– Без меня он пропадет совсем, – упрямо отвечала я. Хороший парень смотрел на меня глазами, полными безусловной, всепоглощающей, вечной, преданной и восторженной любви. Мне тогда еще не исполнилось и двадцати пяти, я была склонна романтизировать все. Даже пьянство. И потом, мне тогда казалось (и я это отчетливо помню), что я обязательно смогу его исцелить, спасти. Ради любви ко мне он сможет все! Просто человеку одиноко и, наверное, пережил он что-то такое… Мне нравилось, что меня так любят, с такой силой. И мне хотелось замуж. Замуж мне хотелось сильно, причем по нескольким причинам.
Во-первых, просто хотелось замуж. Все-таки возраст, то-се. У нас же принято выскакивать замуж раньше, чем ты вообще поняла, зачем тебе это нужно. Просто замуж, не именно за Кешку. Я бы с гораздо большим удовольствием вышла замуж за Диму, например. С Димой у меня (ха-ха!) была Большая Любовь, не та, первая, из-за которой я в слезах и т. п., но все же Большая и Сильная, и имей он ко мне честные намерения, я бы в Кешкину сторону даже и не посмотрела.
1 2 3 4 5