– Вот только этого не надо мне говорить! Твой сын – малолетний алкаш! Я не хочу, чтобы он втянул в свое болото Машку! Сегодня крепкая «Охота», а завтра что? Вызов на дом бригады по прерыванию запоя?
Глаза Кати наполнились слезами.
– Вера! Мы же подруги! – напомнила она. – Всегда помогали друг другу. Неужели тебе настолько безразличен мой сын? Мы же детей растили вместе! Мне твоя Машка как дочь!
– Вот и прикинь, отдала бы ты свою дочь в лапы алкашу?
– Ну какой же Андрюшка алкаш? Вся молодежь сейчас ходит с «Охотой» или с каким-нибудь другим пивом. Теперь такой стиль… Понятно, что это никого не радует, но сбрасывать со счетов не стоит…
– Кать, передо мной-то не надо ломать комедию про стиль и прочее! – безжалостно прервала ее Вера, вытащила из сумочки сигареты и, не спрашивая разрешения, закурила прямо в комнате.
– Да… Нам приходилось вызывать специалистов по прерыванию запоя… Но это было только один раз! – Катя тонкими пальцами комкала воротник халата и не смела поднять на подругу глаза. – Он не мог остановиться, потому что слишком юн, а его напоили какой-то дрянью… Ну почему я должна тебе, моей подруге, все это объяснять, если ты и так знаешь?!!
– Вот именно, что я все знаю! И ничего объяснять мне не нужно! – Вера нервно раздавила окурок в синем блюдечке, на котором стоял горшочек с белой махровой фиалкой. – И еще я знаю, что такое, как с твоим Андрюшкой, далеко не с каждым случается. Вот наш сосед Петя: хочет – пьет, как свинья, не хочет – не пьет годами, и никаких специалистов по прерыванию запоев ему не надо! У твоего сына – явная предрасположенность к алкоголизму, и никуда от этого не денешься!
– Твоя Машка может моего сына спасти… – тихо сказала Катя, с трудом вытащив сигарету из Вериной пачки дрожащими пальцами. – Ты же знаешь, что любовь способна творить чудеса…
– Неужели? Ты еще веришь в эти сказки? – Вера, расхохотавшись, дала подруге прикурить, потом вдруг резко замолчала и впилась своими янтарными глазами в Катины ореховые. – Вот ответь мне, Катька, как на духу! Если бы моя Машка была алкоголичкой, ты позволила бы своему Андрюшечке с ней встречаться?
Катя, не отвечая, делала уже четвертую затяжку подряд. Руки ее дрожали еще больше. Вера вытащила из пальцев подруги сигарету, отправила ее в то же фиалковое блюдечко и таким тоном гаркнула: «Ну!!!», что Катя не выдержала и разрыдалась.
Вера встала с дивана, зябко кутаясь в плащ, хотя в квартире было тепло, подошла к окну и, не поворачиваясь к Кате, сказала, как отрезала:
– В общем, как хочешь это воспринимай, но Машке я не позволю встречаться с твоим сыном. Костьми лягу. Так и знай…
Она вытащила из пачки еще одну сигарету, прикурила от зажигалки, пачку бросила на колени подруге и вышла из комнаты. Когда хлопнула входная дверь, Катя пошла на кухню за спичками. Полы халата опять разошлись в стороны. Под халатом на женщине была короткая полупрозрачная сорочка, сквозь которую просвечивало здоровое, крепкое и красивое тело.
Катя чиркнула спичкой и закурила. Пальцы, держащие сигарету, были тонкими и длинными. Лицо – несчастным и злым одновременно. В своем распахнутом халате цвета какао и кремовой сорочке она очень эффектно смотрелась на фоне мрачного серого питерского неба за окном собственной квартиры.
Если бы кто-нибудь наблюдал за подругами, ни за что не смог бы сказать, которая из них лучше.

* * *
– Нет! К вам я не пойду, – повторил Андрей, нервно покусывая пухлые, красиво очерченные губы. – Последнее время тетя Вера все время злится. Я ее раздражаю.
– Не выдумывай! – Маша обняла молодого человека за шею и ласково заглянула в его ореховые, как у матери, глаза. – Мы же вместе выросли! Нас специально родили друг для друга! Это записано в Книге Судеб! Да-да! Не смейся! Именно с большой буквы: Книга Судеб! Мы вместе с рождения и до… самого конца…
– Маш! Неужели ты не видишь, что пара страниц из этой твоей книги судеб, где про нас, может, чего и написано, уже выдрана… И я думаю, не без помощи как раз тети Веры.
– Ты говоришь глупости, Андрюшка! Мама к тебе всегда хорошо относилась!
Молодой человек невесело усмехнулся и, чтобы не продолжать неприятную для него тему, привлек девушку к себе. Они целовались до тех пор, пока кто-то не потянул Андрея сзади за куртку.
– Слышь, Андрюха! – раздался тоненький детский голосок. – Тебя в беседке ждет Лысый. Сказал, чтобы ты поторопился: одна нога здесь, другая – там, а то ему ждать некогда.
– Что еще за лысый? – спросила Маша, выглянула из-за плеча Андрея и увидела за скамейкой, где они сидели, худенького парнишку с бледным голубоватым личиком.
– Он знает, – буркнул мальчишка, показав глазами на Андрея.
Тот наконец тоже обернулся к нему и сказал:
– Ладно. Доложи Лысому, что сейчас приду. Девушку только до дома провожу и приду.
Мальчишка шмыгнул носом, сунул ручонки в карманы грязных джинсов и бочком побежал к беседке в глубине двора.
– Андрей, кто такой этот лысый? Что ему от тебя надо? И вообще, какие у тебя дела с лысыми? – уже с беспокойством спросила Маша и запустила руку в густые и длинные, до плеч, волосы молодого человека.
Андрей тряхнул головой, встал со скамейки, за две руки поднял с нее девушку и, весело глядя ей в глаза, сказал:
– Лысый – это Вовка Лысаков, мой старый знакомый. Я ему пару чириков задолжал. Видишь? – и Андрей вытащил из кармана ветровки помятые десятки. – Слыхала же – долг платежом красен! Пойдем, я тебя провожу, а потом загашу должок!
Он обнял девушку за плечи и повел к подъезду ее дома. В тамбуре между дверями они еще немного поцеловались, потом Андрей шепнул Маше в ухо: «Люблю тебя, как псих!» – и вышел из подъезда во двор.
В беседке Андрея ждал не только Лысый, но и еще один толстый парень по кличке Кашалот. – Ну что, принес? – спросил Андрея Лысый, который в пику своей кличке имел необыкновенно буйную рыжеватую растительность на голове.
– У меня пока лишь три пятьсот, – ответил тот.
– Когда будут остальные?
– Ну… не знаю… Копить надо. Я же не зарабатываю.
– А мог бы! – встрял Кашалот. – На рынке хачикам ящики потаскал бы – и все дела!
– Заткнись! – Андрей оттеснил в сторону Кашалота и обратился к Лысому: – Может, уступишь? В «Вольном стрелке» он стоит всего три тысячи сто, а я тебе три пятьсот предлагаю. А по Интернету, между прочим, можно заказать даже за две триста!
– Ну вот и иди в «Вольного стрелка», а на сдачу своей Машке еще и какую-нибудь помаду купишь, – презрительно процедил Лысый.
– Знаешь ведь, что мне не продадут!
– Пневматический «макаров» – не боевое оружие. Кому хочешь продадут. А можешь и через сеть заказать – я возражать не буду! Там такие кидалы – будьте нате! Денежки заплатишь – и тю-тю… Так что… в общем, сам понимаешь… – и Лысый сделал вид, что уходит из беседки. Кашалот тут же подобострастно повернул за ним.
Андрей встал у Вовы на пути, опять небрежно и на удивление легко отодвинул с пути мощного Кашалота и сказал:
– Хорошо. Через два дня у тебя будут все три восемьсот. По рукам?
Лысый смерил Андрея еще одним презрительным взглядом, пару раз качнулся с носков на пятки, сплюнул себе под ноги и, будто бы нехотя, согласился:
– Ну гляди! Это последний срок! – и решительной походкой делового человека вышел из беседки.
Кашалот, естественно, отправился вслед за ним, постаравшись скроить на своем толстом лице точно такое же выражение, как у Вовы Лысого.
– Андрюха, а зачем тебе пестик? – тоненько спросил тот мальчишка, что оторвал его от Маши и вызвал к Лысому.
– А по воробьям стрелять! – улыбнулся Андрей и небольно щелкнул его по носу.

* * *
– Ну… и куда ты меня привез? – спросила женщина, выбираясь из машины и не без опаски оглядываясь.
– В лав-отель, – ответил мужчина, запирая свой автомобиль.
– Неужели в те самые «нумера»? – изумилась она и, дурачась, тихонько пропела: – «…И девочек наших ведут в кабине-е-ет!»
Мужчина не ответил, вглядываясь в сверкающую красными звездами вывеску «Погости. ru». Дорожками бегущих огоньков, тоже красных, были очерчены узкие окна, глубоко утопленные в стены. С внутренней стороны стекла были занавешены темными шторами. Отсвет мигающих красных огоньков придавал им зловеще-кровавый цвет. Здание, одноэтажное и приземистое, амебой расползлось по мощенной узорчатой плиткой площадке и было единственным на всем пространстве, которое мог охватить глаз. Оно стояло почти на самой обочине шоссе и, похоже, раньше являло собой придорожную заезжаловку, где можно было перекусить и посетить места общего пользования. За зданием тонули во тьме какие-то регулярные посадки: то ли сады, то ли просто молодые деревца, недавно высаженные на радость глазам проезжающих по шоссе.
– А не слишком ли там красно? – спросила женщина, показывая на кровавые отсветы окон.
– Красный цвет – цвет любви, – ответил мужчина, притянул ее к себе и чересчур крепко поцеловал.
Женщине показалось, что он хорохорится, стараясь соответствовать краснозвездной вывеске «Погости. ru» и кровавым окнам. Она подумала, что было бы лучше сесть обратно в машину и уехать. Если бы машина была ее, она так и сделала бы.
– Ну! Пошли! – преувеличенно бодро воскликнул мужчина, обнял свою даму за талию и повел ко входу в отель.
Женщина пропустила момент, когда еще можно было сделать шаг назад, и ей пришлось послушно идти бок о бок со своим спутником. Пройдя маленький предбанник, они почти сразу наткнулись на стойку-ресепшн со стеллажом, на котором, как в платном общественном туалете, были выставлены напоказ пачки женских прокладок, презервативов, гигиенических салфеток, упаковки мыла, зубные щетки и паста. На верхних полках, уже в отличие от туалетов, расположились баночное пиво, плитки шоколада, чипсы, сухарики, дешевое вино и пакетики разового кофе. Среди этого «великолепия» торжественно высилась единственная в своем роде бутылка армянского коньяка. Ее содержимое имело анемичный цвет спитого чая, не без остроумия именуемый петербуржцами «Белые ночи».
За стойкой никого не было. Женщина потянула мужчину за рукав, чтобы побыстрей сбежать от прокладок и чипсов, но задела локтем на стойке какой-то блестящий предмет, который издал противный лязгающий звук. Женщина вздрогнула и уставилась на предмет. Он представлял собой металлическую тарелку, над которой покачивалось на тонкой опоре что-то вроде опрокинутой чашки.
Женщина еще раз, уже с интересом, дотронулась до «опрокинутой чашки». Она тут же опустилась по опоре до тарелки и издала тот самый отвратительный лязгающий звук.
Из-за двери, расположенной за стеллажом, вышли сразу двое: девушка в потрясающе короткой темно-синей юбке и в белой блузке, с трудом сходящейся на пышной груди, и амбал в военизированной форме неопределенного образца и с редкостно бугристым лысым черепом.
– Идем уже! Нечего бренчать по сто раз! – недовольным насморочным голосом сказала девушка и уселась на высокий стул за стойку. Ее грудь, эффектно распиравшая блузку, оказалась перед самыми глазами новых клиентов. Очевидно, это тоже входило в антураж лав-отеля.
Амбал привалился к стене спиной и с непроницаемым лицом начал с аппетитным хрустом есть зеленое яблоко, брызгая во все стороны соком.
– Триста пятьдесят рублей в час – нижняя планка, – все так же недовольно и насморочно буркнула девушка, беззастенчиво изучая лицо мужчины. Ее уже весьма солидный опыт работы в этом заведении говорил, что этого чувака и за триста пятьдесят в час жаба задушит, но он все-таки возьмет себя в руки и непременно закажет что-нибудь еще, чтобы выглядеть перед своей дамой пошикарнее. А дама вроде ничего, статная. Не слишком еще потасканная и не юная шлюшка. Тут, видать, любовь… У него к ней… А она так… уступает почему-то… Хотя… кто их разберет, этих теток за тридцать… Да и кавалеров ихних… Может, у этой парочки вообще все наоборот?
– И что входит в эти триста пятьдесят? – в полном соответствии с тем, как его оценила девушка, спросил мужчина.
Женщина при этом подумала, что он должен был бы спросить, что входит в ту сумму, которая является верхней планкой данного заведения.
– Постель, душ, – заученно отрапортовала девушка с пышной грудью.
– Нам бы еще ужин в номер, а утром – завтрак, – вкрадчиво попросил мужчина и зачем-то добавил: – Самый простенький: кофе, выпечка…
Девушка отметила, что женщине очень не понравилось слово «простенький», но объявила цены самым бесстрастным голосом (какое ей дело до заморочек клиентов!):
– Ужин на двоих – пятьсот, завтрак – триста.
Мужчина кивнул. Его спутница отвернулась в сторону стеллажа и стала с большим увлечением разглядывать чипсы и баночное пиво. Девушке кивок мужчины показался жалким, и она решила «развести» этого жмота по полной программе.
– Еще могу предложить спецжурналы, спецкассеты, спецприспособления, интимную косметику и прочее. Вот прейскурант, – сказала она и разложила на стойке глянцевые листы.
– Нет-нет! – Мужчина торопливо и испуганно заслонился рукой от интимной косметики и спецприспособлений. – Нам ничего такого не надо… Мы просто опоздали на поезд… и вот… Надо же где-то переночевать!
Девушка подумала, что с таким же успехом он мог бы впаривать ей про трансатлантический лайнер или космический корабль, но все с той же тренированной бесстрастной интонацией продолжила:
– Тогда можно цветы даме и косметику фирм «Avon» и «Faberlic», а также хорошее крымское вино.
Женщина смотрела на своего спутника во все глаза и ждала, что он ответит. Мужчина поежился под ее немигающим взглядом и опять заискивающе спросил:
– Какое у вас вино?
– Самое лучшее – «Мадера» с оригинальной ореховой нотой. Восемьсот пятьдесят – 0,75 литра.
Обе женщины поняли, что мужчина судорожно подсчитывает в уме собственную наличность, и ее количество его явно не радует. Но тем не менее под их ироничными взглядами он вынужден был согласиться на восемьсот пятьдесят рублей:
– Х-хорош-шо… – не без труда выговорил он. – Давайте «Мадеру».
– Ну тогда уж и розы даме!
1 2 3 4 5