Не появилась она и потом. К весне она прислала длинное письмо сыну. Мучительно подбирая слова, она извещала его о том, что счастье повернулось лицом и к ней. Она встретила человека, с которым бы желала продолжить свой жизненный путь. Из русских чиновников, вдовец, достойный и состоятельный господин, который предложил ей руку и сердце. Сережа не знал, плакать ему или смеяться. Он долго думал, ехать ли ему на свадьбу собственной матери. И все же решил, что это будет неуместно, неловко, стыдно. Он послал роскошные подарки и длинное пышное поздравление новобрачным. В ответ Александра Матвеевна прислала сыну фотографию, где она была запечатлена с новым супругом. Сергей долго рассматривал её, а потом аккуратно вставил в рамку и поставил на трюмо в пустующей спальне матери. Перед глазами снова возникал портрет из варшавского дома.
С тех пор они больше не виделись. Каждый жил своей жизнью. Сергей поступил помощником присяжного поверенного, и его дела быстро пошли в гору. Через четыре года он уже встал на ноги, вел дела самостоятельно. А через десять лет превратился в преуспевающего столичного адвоката.
Желтовский закончил свою речь, и, как всегда, в ответ последовали бурные овации. Обвиняемая рыдала, уронив голову на перегородку, отделявшую её от зала суда. Но судебное заседание еще не завершилось. Предстояла еще одна битва, и Сергей, вздохнув полной грудью, бросил взгляд в зал. И тотчас же наткнулся на внимательные глаза, которые просто сверкали из-под вуали, чуть приспущенной с полей роскошной шляпы. Чувственные яркие губы слегка улыбнулись. Дрогнули и затрепетали в ушах бриллианты, висящие на тонких золотых стебельках. Желтовский на миг засомневался, а потом вдруг, сам того не желая, улыбнулся в ответ.
Глава двадцать первая
Сергей долго потом не мог понять, почему именно теперь он вдруг с такой легкостью впустил в свою жизнь женщину. Ему надоело постоянное жужжание окружающих о том, что, мол, негоже в его возрасте и при его положении оставаться холостяком? От этой ханжеской морали он отмахивался, как от мухи. Его потрясли чувственные губы, обольстительные формы, низкий глуховатый голос новой знакомой? Может быть, весьма, весьма привлекательной. Впрочем, было еще одно обстоятельство, которое решило дело. Бархатова хотела завлечь Сергея, сделать своим любовником, показывать его как лакомую добычу в обществе. Но при этом она не претендовала на большее. Или ловко скрывала свои подлинные намерения. Она не требовала пылких объяснений в любви, клятв верности, не стремилась тотчас же повести его под венец. Она сразу сказала новому любовнику, что свобода далась ей дорогой ценой, и она не намерена пока с ней расставаться. Это вполне устраивало Сергея Вацлавовича. И он зажил на два дома. У Матильды он бывал ровно столько, сколько хотел или позволяли дела. Она не требовала от него отчета, где он пропадал или почему не приходил. В свою очередь, сам Желтовский предоставил любовнице возможность существовать по таким же правилам. Они наслаждались обществом друг друга в совершенной гармонии и понимании.
В свете поначалу много судачили о том, что коварная Бархатова ловко окрутила прежде недоступного Желтовского. И уж он, голубчик, теперь не вырвется из её коготков. Вот погодите, говорили опытные кумушки, пройдет полгода, и он сам, увидите сам, попросит её руки и поведет под венец. Да, да, кивали головами крупные знатоки амурного дела. Чудесно они будут смотреться перед алтарем. Она в фате, а он с рогами.
Однако прошел год, потом еще полгода, а любовники так и жили. Каждый сам по себе. Желтовский скоро оценил холодный, практичный ум Матильды. Она иногда давала ему недурные советы. Внимательно и с толком читала черновики речей, бурно и страстно переживала каждое его дело. Постепенно Сергей стал привязываться к ней душой, привыкать. Он стал думать не только о её теле, несущем невыразимое наслаждение, но и о том, что в этом теле есть душа, которой свойственны высокие порывы. Эта прекрасная головка создана не только для того, чтобы украшать её последними новинками парижских модисток, но иногда может порождать дельные мысли. Словом, он стал относиться к ней скорей как к другу. И поэтому начал подумывать, а может, и впрямь жениться?
Раздумывая таким образом, он написал письмо матери. Ответ его раздосадовал. Александра Матвеевна пеняла сыну за связь с падшей женщиной, у которой такая дурная репутация. Это, пожалуй, похуже гувернантки будет! Напоминание о Розалии больно резануло сердце. Удивительно, но по прошествии стольких лет он по-прежнему вспоминал её, иногда ловил себя на мысли о том, что ищет глазами в толпе прохожих. Где она была все эти годы? Иногда он смотрел в зал суда и думал, неужели, если она в столице, неужели она не придет его послушать хоть разок? Его чувство оказалось настолько сильным и болезненным, что он не предполагал возможности его повторения. Такое невозможно пережить дважды. Если только не вернуться вспять и не обрести вновь предмет своей страсти.
Матильда с её богатым опытом чувственных наслаждений интуитивно понимала, что внутри Сергея скрыт вулкан. Но почему-то не удается разбудить его душу. Она теребила его, ласкала самыми изысканными и изощренными способами. Но Желтовский по-прежнему не принадлежал ей. Однажды она набралась духу и прямо спросила его о том прошлом, которое его мучает и поныне. И он рассказал ей свою печальную историю так же захватывающе и страстно, как делал это в зале суда. Бархатова была потрясена. Вот где истинный Сергей, вот дно глубокого колодца!
Но ведь девушка пропала. И больше не давала о себе знать. И быть может, её уже и нет на свете. Зачем продолжать держать себя в узде, лишать возможности любви и не давать другим любить себя?
На это он только пожимал плечами. Они не сказали вслух главных слов. Но после откровений Сергея каждый стал думать о том дне, когда они назовут друг друга мужем и женой.
Однажды, когда Желтовский был у себя дома и собирался навестить Матильду, горничная принесла ему письмо. В первый момент он подумал, что из Варшавы от матери, и уже приготовился к материнскому нравоучению. Но конверт оказался подписан незнакомой рукой. Он вскрыл его и обомлел. Полина Карповна, Зинаида Ефремовна, Таисия Семеновна, Ефрем Нестерович Боровицкие с прискорбием сообщали о скоропостижной смерти своего единственного сына, брата и мужа Анатолия Ефремовича. Похороны состоятся… Сережа долго держал письмо и смотрел в окно. А за окном шумел водопад Иматранкоски.
Глава двадцать вторая
Желтовский в церкви на панихиде никак не мог заставить себя молиться и слушать божественное, трогательное пение хора. Глубокой печали о кончине некогда доброго товарища и кузена он не испытывал. Ненависти к бывшему сопернику и негодяю тоже. Они не виделись все эти годы. Но Сережа знал, что Боровицкий все же женился на Гнединой. Расторгал ли он прежний брак или просто скрыл его, Сережа не знал, да и знать не хотел. Он обещал Розалии, что будет хранить её тайну. Если бы она объявилась и потребовала разбирательства, Желтовский без колебания известил бы весь мир о том, что Анатолий нарушил законы божеские и государственные.
Сережа снова вспомнил дуэль, и рука невольно ответила давней болью. И вот теперь противник там, в закрытом цинковом гробу. А вокруг него убитая горем родня. Желтовский при встрече с трудом узнал Полину Карповну. Она постарела и изменилась до неузнаваемости. Из прежней элегантной и самоуверенной дамы она превратилась в замученную старуху.
– Вот, голубчик, что годы-то делают, – сокрушенно вздохнула она, поймав взгляд Сергея, – и ведь все эти годы я при нем. При муже моем Ефреме Нестеровиче. Неотступно, голубчик, неотступно. Ведь он так и лежит пластом, прости Господи, точно бревно!
Она всплакнула и вытерла слезу.
– Не говорит, не встает, ничего не соображает. И так десять лет, десять лет! Одно хорошо, он никогда не узнает, что сын его ушел раньше него самого! – и несчастная зарыдала.
Зинаида Ефремовна из угловатого подростка превратилась в барышню, которая могла бы быть привлекательной, если бы не надменное выражение лица. А постоянный поиск женихов усугублял тоску и раздражение, неминуемо проступавших на её физиономии.
– Вы стали совсем взрослая, – сказал Желтовский после обязательных соболезнований, – взрослая красивая барышня, – слукавил Сергей.
Зина только скривилась в ответ. Она знала, что слова кузена – лишь дань любезностям.
Желтовский подобающим образом выразил свое сострадание вдове и несчастным осиротевшим детям, вид которых его тронул до глубины души. Таисия Семеновна осталась в его памяти милой юной девушкой с кудряшками. Он и лица-то её толком не запомнил, одни кудряшки. Теперь же одни слезы и горе, да черная вуаль.
На кладбище гулял ветер, разносил последние слова священника, запах паникадила, звук падающей на крышку гроба земли. Желтовский разглядывал присутствующих. Среди одетых в траур родственников и сослуживцев покойного адвокат обратил внимание на высокого белобрысого мужчину в узком сюртуке, стоявшего поодаль и занимавшегося тем же, что и Сергей. Они встретились взорами и тотчас же отвели глаза. Желтовскому стало не по себе. Незнакомый господин подспудно внушал ему чувство тревоги.
После похорон присутствующие двинулись в дом покойного на поминки. Сергей хотел откланяться, но Зина цепко ухватилась за его локоть.
– Прошу вас, останьтесь! Неужели вы все еще держите зло на бедного Анатолия? Неужели его скоропостижная кончина не примирит вас?
– Полно, Зинаида Ефремовна! Думать так – это ребячество! Что было, то было. Царство небесное Анатолию! – и он искренне перекрестился.
– А ведь вы знаете, брат не просто умер, его убили! – прошептала Зина и заглянула в глаза адвокату.
– Не может быть! – отшатнулся Желтовский. – кому надобно было убивать чиновника средней руки, отца пятерых детей?
– И ведь вы знаете, знаете человека, который мог ненавидеть Толеньку так, что мог даже убить! – продолжала Зина, не выпуская локтя собеседника.
Они остановились у ограды кладбища. Пришедшие на похороны разъезжались, кто в своих экипажах, кто на извозчиках. Сергей поискал глазами извозчика, которому приказал дожидаться.
– Не имею ни малейшего представления, сударыня, на кого вы намекаете, – сухо ответил Желтовский.
– Вы сами понимаете, что я говорю о нашей гувернантке, – Зина отступила на шаг.
– Розалия Марковна! – изумился Сергей. – Она здесь, в Петербурге?
– Возможно, – последовал загадочный ответ, и в этот момент к собеседникам подошел высокий незнакомец.
– Следователь полиции Константин Митрофанович Сердюков, – представился он Желтовскому, приподняв шляпу.
Тот слегка поклонился и тоже представился в ответ.
– Господин адвокат, я веду следствие об убийстве господина Боровицкого. И на данном этапе я беседую со всеми людьми, с которыми покойного сводила судьба. Не соблаговолите ли и вы, сударь, ответить на некоторые мои вопросы?
– А! – кивнул головой адвокат. – вас уже уведомили о так называемой дуэли? Уж не полагаете ли вы, что я через десять лет решил все же застрелить своего противника?
– Не сомневаюсь, что вы этого не делали, тем более что покойный принял смерть иным, весьма странным, способом. Впрочем, быть может, мы побеседуем в иной обстановке?
– Стало быть, по вашим словам выходит, что госпожа Киреева находится в Петербурге? – Желтовский нервно потер руки, сидя напротив следователя в его длинном, узком, как гроб, кабинете.
– Или женщина, чрезвычайно на неё похожая, – уточнил следователь. В том-то и сложность, что надо опознать эту женщину, удостоверить её личность при помощи людей, которые в свое время хорошо знали Кирееву. Поэтому я и пригласил вас, сударь.
– А прочие члены семьи Боровицких её узнали?
– Зина утверждает, что это она. А Полину Карповну я еще не приглашал, решил дождаться похорон и тогда уж. Ведь еще и ваша матушка хорошо знала подозреваемую?
– Помилуйте, – возмутился Желтовский, – неужели мою мать для этого надо вызывать из Варшавы? Вполне достаточно, если я сам её узнаю! Вполне достаточно! – добавил он запальчиво.
– Прошу вас, господин Желтовский! Не нужно сердиться и нервничать. Сейчас приведут подозреваемую, и я попрошу вас поговорить с ней и сделать свои выводы.
Следователь отдал распоряжение конвою, и повисло молчаливое ожидание. Сергей с трудом сидел на колченогом стуле. Неужели сейчас появится Розалия? Здесь? В кабинете полицейского следователя? Неужели он наконец встретится с ней после стольких лет ожидания? Подозреваемая? Убийца? Для Сергея это не имело никакого значения. Ведь он теперь адвокат. Да он горы свернет, чтобы вытащить её из тюрьмы! Только бы это и впрямь была Розалия!
Послышались шаги, дверь отворилась. Желтовский от волнения на миг прикрыл глаза, у него перехватило дыхание.
Глава двадцать третья
Полина Карповна пребывала в глубочайшем унынии и тоске. Её душа никак не могла примириться с мыслью о безвременной кончине ненаглядного сыночка. Она без конца принималась плакать и стенать. Посидит, поплачет, повздыхает и дальше принимается за домашние хлопоты. Закрутится, уйдет в заботы и вроде как забудет. А потом как присядет, и снова слезы рекой. Нынешняя жизнь Боровицкой состояла из бесконечной череды забот вокруг живого, но неподвижного тела супруга. Уже прошло десять лет после того страшного дня, когда бравый и крепкий полковник в одно мгновение превратился в совершенную развалину, в бревно с глазами, как она про себя его называла. Полина Карповна, Зина и прислуга постепенно приноровились к новому состоянию Ефрема Нестеровича и уже и не вспоминали о былых временах, когда он гарцевал на горячем коне и отплясывал мазурку до утра.
Вот и нынче наступил очередной банный день. Крепкий здоровый лакей, камердинер, горничная помогали хозяйке поднять неподвижное тело, погрузить его в ванну, да так, чтобы не захлебнулся. Да не ушибить. Помыть, переодеть и снова положить на кровать, высокие спинки которой и определяли для Боровицкого границы его нынешнего мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27