– Не изображай из себя гимназиста, поставь розу в какую-нибудь вазочку и садись.
– Вы очень любезны. – Он церемонно поклонился, в этот момент в дверь снова постучали.
– Черт побери, в Париже не принято принимать мужчин в подобном виде, уйди в спальню. – Юлия направилась к дверям, но они уже распахнулись, и два молодых человека в белых форменных курточках с галунами вкатили столик, заставленный различной посудой.
Официанты улыбались, один что-то быстро говорил. Юлия возмущенно смотрела на Виктора, который продолжал неловко держать розу.
Дальнейшее происходило сколь быстро, столь и неожиданно. Один из пришедших ударил Виктора пистолетом по голове, подхватил падающее тело, бросил на диван. Второй отпихнул столик, схватил Юлию за кисть, влепил ей сильную пощечину, выдохнул:
– Молчи, сука! Убью! – и прижал к ее губам пропитанную эфиром марлю.
Двигались они оба быстро, действовали профессионально. Один мгновенно запер дверь, второй осмотрел Виктора, убедился, что парень жив, ловко обыскал, но, кроме паспорта и тощего бумажника, ничего не нашел и, явно обескураженный, и паспорт и бумажник положил обратно. После чего «официант» вынул из кармана небольшой футляр, достал из него шприц, резиновый жгут, засучил Юлии рукав, осмотрел руку, пробормотал:
– Пока не ширяется, сучка, – перетянул руку жгутом. – Вены хороши, я уж и отвык от нормальных. – Проверил уровень жидкости в шприце, после чего сделал профессиональный укол в вену.
– Девку одеть следует, – сказал второй, откинул полу халата Юлии. – Мать твою, да она голая!
Разговор этот слушали оперативники Илья Карцев и Валентин Нестеренко, сидя в скромном «пежо», стоявшем неподалеку от отеля. Водитель, не понимавший по-русски, сидел за рулем, читал газету. Оперы видели Виктора, который с розой в руке вошел в гостиницу, выслушали разговор молодых людей, затем начало происходить непонятное.
– Кто-то вошел и напал. Малый, – так Илья называл Виктора, – не произнес ни звука. Что будем делать, Валентин? Ты полковник, мать твою, принимай решение. Если мы сейчас туда ввалимся, что будем говорить?
– Заткнись, мы станем ждать. – Нестеренко достал из кармана визитную карточку Еланчука, тряхнул водителя за плечо, протянул карточку и показал на телефон. Водитель флегматично пожал плечами, стал набирать номер.
– Надень на нее трусы и колготки. Найди в шкафу джинсы или другие штаны, кофту, свитер. Шевелись, голую бабу не видел?
– Хороша…
Из динамика донесся удар и торопливый говорок:
– Сказал и сказал, подумаешь… Мы что же, ее на руках понесем?
– Куртку сними. Она сейчас придет в себя и поднимется, веселая будет…
– Они девчонке что-то вкололи, – прошептал Илья.
– Но, но, – водитель развел руками, указывая на карточку. – Мсье но офис.
– Кто говорит по-русски? – безнадежно произнес Нестеренко.
– Русский… Русский, – водитель залопотал на французском.
– Мы не знаем, что происходит в номере, – сказал Илья. – И почему не слышно голоса этого малого?
– Некто вошел в номер, Виктора вырубили, девчонке вкололи наркотик, думаю, они хотят ее увезти. У нас никаких прав, мы не знаем языка. Что делать? – бормотал Нестеренко.
Перед увольнением он занимал должность выше, чем Гуров, просить совета, помощи в такой ситуации было для него унизительно. Но в этом деле Гуров – старший, а в Нестеренко прочно сидел синдром советского чиновника – в сложный момент нужно заручиться указаниями старшего.
Однако Нестеренко взял себя в руки, сказал:
– Илья, отставить, не вызывай Москву, мы должны решить ситуацию самостоятельно.
– Черный ход, – пробормотал Илья. – Девчонку могут вывести через черный ход.
– Глупости! – Нестеренко уже обрел уверенность. – Это в России каждый ходит где хочет. Черный ход для прислуги и для доставки продуктов.
– Да и машина стоит на улице, – согласился Илья.
– Наша задача не дать им посадить девушку в машину. Кричать, привлекать внимание полицейского.
– Нету в округе полицейских. Это у нас менты на каждом углу.
– Не трепись, когда надо, у нас тоже не найдешь. Ты, Илья, главное, никого не трогая, размахивай руками, стой на пути и кричи. Не подставляйся под нож, стрелять они не посмеют.
– Вот они! – сказал Нестеренко, выскакивая из машины.
Оперативникам повезло, они бросились сквозь поток машин на другую сторону улицы. Раздались автомобильные сигналы, послышались резкие свистки полицейского. Здоровенный парень открыл дверцу машины, второй подвел к ней громко смеющуюся Юлию. Илья оказался быстрее напарника, подбежал первым, преградил Юлии дорогу, закричал:
– Дорогая, куда же ты? – и взял ее за свободную руку.
– Нонсенс! – сказал мужчина, который вел Юлию, и зашептал: – Садись в машину, девочка, все будет хорошо.
– Мне и сейчас хорошо! – Юлия обняла своего спутника. – Где ты был раньше?
– Ты, сука, по-французски вроде меня, – сказал Илья, оттирая парочку от машины.
Сидевший за рулем мужчина выскочил из машины, но дорогу ему преградил Нестеренко. Прохожие останавливались, собиралась небольшая толпа, подбежал швейцар отеля, заговорил по-французски, хотел взять Юлию под руки, но она оттолкнула его и тоже закричала на французском.
В руке мужчины, вышедшего из машины, сверкнул металл. Нестеренко отстранился и, усмехаясь, сказал:
– Я тебе кости переломаю.
Неожиданно гвалт утих – к ним неторопливо приближался полицейский. Юлия начала ему что-то объяснять, полицейский улыбнулся, козырнул, взял девушку под руку, повел к машине. Илья, который уже решил, что дело выиграно, при таком количестве свидетелей похитители от своего намерения откажутся, на секунду опешил, затем закричал:
– Юлия! Юлия, не садись в машину!
Девушка вздрогнула, хотела обернуться, но вновь заговорила с полицейским, который, услышав незнакомую речь, сначала смешался, затем, когда Юлия заговорила, вновь улыбнулся, шагнул к машине, и тогда Илья упал на тротуар, преграждая дорогу и заорал:
– Киднеппинг! Киднеппинг! – видно, он слово произносил неправильно.
Возможно, полицейский был полностью на стороне хорошенькой блондинки, которой мешал сумасшедший иностранец, только блюститель порядка схватил могучей рукой Илью за воротник, поставил на ноги, занес над его головой дубинку. Нестеренко перестал перекрывать дорогу водителю, шагнул к образовавшейся группе, и нервы у похитителя дрогнули. Он ударил кастетом Нестеренко в голову. В последний момент полковник сумел уклониться, металл лишь чиркнул по его лицу, но брызнула кровь, а этого было для полицейского более чем достаточно. Он отстранил Юлию, шагнул к дерущимся, одновременно свистнул и достал пистолет. Бандит прыгнул за руль, бросил Юлию и напарника, нажал на газ, через секунду машина уже свернула в переулок. Еще через несколько секунд подлетела полицейская машина, блюстители порядка о чем-то переговорили, и машина унеслась.
Илья держал Юлию под руку, незаметно подворачивая кисть. Свободной рукой девушка хлестала его по лицу, а опер лениво защищался и быстро говорил:
– Милая, тебя похитить хотели! Какую-то гадость тебе вкололи, ты очухайся, родная. Я друг твоего отца! Где твой ухажер? Ты своего парня помнишь? Он розу тебе недавно принес? Где он?
Подбежал запыхавшийся Нестеренко, зажимая рану на щеке, пачкаясь в крови, произнес:
– Не догнал! Годы не те, да и города не знаю! Ушел, гад!
Тут же рядом оказался полицейский, в руках у него был бинт и пластырь. Не очень красиво, но ловко полицейский залепил порез на лице Нестеренко, вежливо, но не так уж и галантно взял Юлию под руку, указал на другую полицейскую машину, подкатившую к тротуару.
– Пардон, мадемуазель.
Илья преградил им дорогу, хлопнул себя по груди, указал на Юлию, которая стала уже значительно спокойнее, сказал с непонятным акцентом:
– Мы русские. Ферштейн? Рашен! Москва!
И только к этому времени подошел водитель машины, возивший оперативников, и что-то негромко сказал полисмену.
– Ты раньше не мог подойти? – возмутился Илья, глотая матерные слова.
– Не моя работа, – неожиданно по-русски ответил водитель и пошел к своей машине.
Илья взбеленился, догнал водителя, заговорил:
– В России оперативники не делят работу на твоя – моя. Иди обратно, сука! Девчонку требуется отвести в номер. Найди ее ухажера, если он еще живой, вызови свое начальство! Твоя – моя! Ты ко мне в Москву прилетишь, я тебе устрою…
– Хорошо, хорошо, – водитель вернулся к полицейским, они начали объясняться.
– Я плохо себя чувствую, – сказала Юлия, оглядываясь. – Что здесь вообще происходит, кто вы такие?
Швейцар подхватил ее под руку, услужливо распахнул дверь. В этот момент у тротуара остановилась машина, из нее выскочил Еланчук, увидел пластырь на лице Нестеренко, раздраженно сказал:
– Все-таки вляпались. Вы полагаете, Интерпол в большой дружбе с французской полицией? Где Юлия и ее приятель?
– Необходимо, чтобы полицейский поднялся в номер Юлии, – ответил Илья. – Там что-то не так.
Виктор сидел в кресле, полицейский бинтовал ему голову. Парень плохо чувствовал себя и клонился на бок.
Юлия закрылась в спальной комнате, оперативники потихоньку смотались. Еланчук, стараясь держаться спокойно, выслушивал старшего полицейского.
– Как только вы появляетесь, у французов начинаются неприятности! – говорил он. – Эти двое русских, они ваши люди?
– Русские туристы, один из них увидел знакомую, – Еланчук указал на закрытую дверь спальни, – подошел поздороваться, тут, видимо, и произошла драка.
– Он упал на землю, кричал о каком-то похищении.
– Меня здесь не было, сержант.
– Но вы тут же появились! Мой коллега подозревает, что мадемуазель находится в состоянии наркотического опьянения.
– Вы здесь старший, вам решать, – флегматично ответил Еланчук.
– Кто этот человек? – Полицейский указал на Виктора. – Он ранен. Я должен допросить даму, которая проживает в номере.
– Вы отличный парень и слуга закона, действуйте. – Еланчук понизил голос. – Хочу вас по-дружески предупредить, что мадемуазель – дочь русского бизнесмена, который связан с вашими банками, появится адвокат. – Он пожал плечами. – Нападавшие скрылись, найти их трудно. Мадемуазель сейчас плохо себя чувствует…
– И что же я должен делать? Этому русскому пробили голову, я обязан…
– Безусловно, сержант, – согласился Еланчук. – В молодости я работал в криминальной полиции, знаю, чем меньше шума, тем лучше аппетит у начальства.
Сержант довольно рассмеялся.
– Иностранцы, адвокаты, исчезнувшие преступники, одна головная боль, – гнул свою линию Еланчук, пытаясь замять дело и быстрее отправить Юлию и русских сыщиков из Парижа домой. – Я говорю по-русски, если разрешите, потолкую с парнем, надеюсь, он не захочет настаивать на расследовании.
– Буду благодарен, мсье, – обрадовался сержант.
Еланчук поставил стул радом с креслом, сел, расспросил Виктора, как тот себя чувствует, что произошло. Выслушав короткий рассказ, Еланчук сказал:
– Вы не договариваете, молодой человек, но я не полицейский. Мой вам совет, если можете ходить, улетайте домой. Лежать здесь в госпитале – дорогое удовольствие. Думаю, вас ударили рукояткой пистолета либо кастетом. Кость не повреждена, сотрясение мозга переживете. А впрочем, решайте сами.
– А Юлия? – спросил Виктор.
– Не волнуйтесь, о ней побеспокоятся. Вы имеете претензии к полиции, будете писать заявление?
– К чему? Начнется бумажная волокита. Полиция во всех странах не ищет преступников, а составляет протоколы.
Еланчук внимательно следил за Виктором, думал о том, что парень очень не простой и необходимо сообщить о нем Гурову.
– Так я могу передать полиции, что они могут уходить?
– А Юлия? – вновь спросил Виктор. – Ее следует охранять, ведь нападали на нее, я здесь оказался случайно, попался под горячую руку.
Никто не любит лишней работы, потому Еланчук сердился на Гурова, на русских ментов, которые были в Париже словно заблудившиеся в лесу дети. Но он не мог не признать очевидного. Гуров предвидел возможность нападения на девицу, а менты, как к ним ни придирайся, вели себя достойно.
Еланчук сказал сержанту, мол, все о'кей, русские претензий не имеют. Когда полицейские ушли, позвонил хозяину отеля, попросил прислать врача, созвонился с Гуровым, не вдаваясь в подробности, сказал, что Юлии лучше вернуться в Москву.

Глава 3

Второго февраля, в пятницу, в квартире Горстковых собрались гости, событие, вызывавшее у хозяйки одновременно и радость, и головную боль. Нина Дмитриевна росла в исконно русской семье, где людей принимали хлебосольно, никакие увещевания дочери, что ломившийся от разнообразных закусок стол, с последующей селянкой, бараньей ногой и индейкой либо гусем с яблоками – каменный век, воздействия не имели. Нина никогда не могла ограничиться бутербродами и тарталетками и слушать не хотела, что люди приходят в дом не есть, а поговорить, искренне расстраивалась, когда большинство блюд оставались на столе нетронутыми. А сегодня дочери не было – Юлия возвращалась домой лишь завтра, потому накрыто было традиционно – по высшему разряду.
Юрий Карлович о происходящих в Париже событиях ничего не знал, пребывал в настроении отличном. Как в одном человеке совмещались опытный, осторожный, хваткий финансист и радушный, несколько наивный хозяин – неизвестно. Однако уживались, данный факт имел место. Предлогом для сбора послужила серебряная свадьба хозяев, которую они хотели отметить вдвоем. Но уже утром начались звонки с поздравлениями, и к восьми часам вечера собралось девять человек гостей плюс виновники торжества. Огромный, еще дедовский стол пришлось раздвинуть.
Публика собралась, если так можно выразиться, разномастная, принадлежавшая к различным политическим течениям, что для верхних этажей власти не очень естественно. И, если помощник Президента Ждан и вице-премьер Барчук, помощник всесильного генерала Коржанова полковник Севостъянов и замнач контрразведки Володин еще как-то соседствовали, то ближайший друг кандидата в Президенты и лидера демблока Алентов, и председатель одного из коммунистических блоков Еркин, который еще вчера состоял в другой партии, и мало кому известный коммерсант Юдин были за столом вроде как ни к чему.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8