Николай Иванович Леонов
Дьявол в раю


Гуров Ц 20



Николай Леонов
Дьявол в раю

Глава первая

Старший оперативный уполномоченный по особо важным делам полковник Лев Иванович Гуров собирал дорожную сумку, он отправлялся в отпуск. Его отец, генерал-лейтенант, и мать, доктор наук, несколько лет назад ушли на пенсию и крестьянствовали в «родовом имении» под Херсоном.
Отец был мужик сильный и жилистый, восстановил развалившийся пятистенок, стал разводить кур, коз, в общем, хозяйничал и огородничал. За два сезона руки матери покрылись плотным загаром, ладони – мозолями. Теперь уверенно, словно не возилась всю жизнь с микроскопами и пробирками, она вела хозяйство. Сын залетал в деревню ежегодно, именно залетал, оставляя после себя запах дорогого одеколона.
Работать на земле Гуров-младший не умел и не любил. Мать с отцом сына не осуждали: человека нельзя на землю посадить, он должен прийти к ней сам и уже не расставаться.
Гуров поговорил с родителями по телефону, сказал, днями будет, однако душа его раздваивалась.
Он очень хотел видеть отца с матерью, но терпеть не мог носить кирзовые сапоги и копать грядки.
Гуров не любил копать их весной, когда земля радостно хлюпает, ожидая посева, не любил ковырять ее летом, заскорузлую, высушенную солнцем. Да и осенью, когда земля щедро вознаграждала труд человека, помидоры трескались под собственной тяжестью, а укроп, кинза, петрушка и лук благоухали, работать в огороде он не любил. И хотя мать утверждала, что родила его в крестьянской избе почти одновременно с теленком, опер был убежден, что он – дитя городского асфальта. Он знал и понимал город, исход родителей из цивилизации воспринял философски, заявил, что, если жизнь сложится нормально, имея в виду, что его не убьют раньше, он приедет к старикам с внуком и они станут показательными фермерами.
Итак, полковник, опер-важняк, собирался к родителям в деревню на побывку.
В это время и раздался звонок в дверь. Гуров, уверенный, что явился друг и коллега Станислав Крячко, собирался уж отодвинуть тяжелый засов. Но в последний момент машинально пригнулся к «глазку» и, к своему удивлению, увидел рядом со Станиславом Марию.
Их любовь продолжалась более года, со времени развода Гурова с первой женой. Срок был воистину рекордным. Женщины обожали Гурова, влюблялись постоянно, но жить с ним под одной крышей долго не могли, покидали его со слезами и стенаниями. Мария ушла с полгода назад молча, но на то она и была талантливой актрисой, не умела быть похожей на всех.
– Что ты сопишь и не открываешь? – Мария нетерпеливо, с вызовом забарабанила кулачком по двери. – Наверное, в трусах и небритый? – не удержалась она от насмешки.
– Бритый, но босиком, – Гуров распахнул дверь. – Здравствуй! Не представляешь, как я рад тебя видеть! – С чего это он вдруг осип?
– Попробовал бы ты сказать иное! – Мария чмокнула его в щеку, прошествовала в квартиру. – Стас! Заходи, девок здесь вроде не наблюдается.
Станислав Крячко, тоже полковник, был ниже своего шефа на полголовы, но, пожалуй, шире в плечах, розовощек, насмешлив, что не мешало ему, когда требовалось, выглядеть необычайно серьезным и солидным. В данный момент требовалось.
– Генеральная уборка? Или никак господин полковник собираются в отпуск, который не отгуляли еще со времен правления большевиков?
Какой хитрец! Кто-кто, а он давно был в курсе отпускных планов Гурова: занимали в министерстве один кабинет, виделись сегодня утром, даже пропустили обязательный символический посошок.
От неожиданности Гуров замешкался с ответом. Словно загипнотизированный, он не мог отвести глаз от Марии. Безотчетная мысль, поразившая его при первой встрече, когда его познакомили с Марией на какой-то артистической тусовке, опять зашевелилась в мозгу: что нашла в нем эта красивая, независимо гордая, порой сумасбродная женщина? С самым невинным видом она умела иногда ввернуть соленое словечко, чем повергала в шок далеко не инфантильных оперов, назубок знающих отборную «феню». Могла и наоборот – оборвать грубый армейский анекдотец, рассказываемый обычно в добром подпитии: «И не стыдно вам, господа офицеры, нести такую Пошлость?» Слово Пошлость она всегда произносила с большой буквы. Рассказчик тут же замолкал. Только что хохочущие слушатели в глубоком смущении опускали глаза.
Гуров на друга даже не взглянул, натянул тренировочные брюки и все смотрел на Марию, в который раз поражаясь ее красоте и непонятному, загадочному отношению женщины к нему, рядовому менту, которое по глупости можно было принять за любовь.
Играла Мария или не играла, отличить одно от другого не представлялось возможным, ей было безразлично, находится она в помещении одна или рядом толкутся сотни других людей.
– Дорогой, – Мария взяла Гурова за отворот рубашки, – если мне не изменяет память, ты обещал, что сегодня мы улетаем к морю?
– Я свидетель, – Станислав опустился на диван, взял из стоявшей на столе вазочки горстку орешков.
Быстрее компьютера Гуров просчитал неминуемость своего поражения; единственной возможностью сохранить лицо являлась безоговорочная капитуляция.
– Твоя память, как всегда, безупречна, а я обычно исполняю свои обещания, – ответил Гуров, заметив, как Станислав одобряюще кивнул.
– Надеюсь, ты выбрал не трехзвездочный сарай на берегу Ледовитого океана?
Гуров бросил уничтожающий взгляд на Станислава, не сомневаясь, что происходящее – проделки его рук и фантазии.
Тот как ни в чем не бывало продолжал валять ваньку.
– Хорошо продуваемое бунгало на льдине… Трехдневный запас питания, сломанная радиостанция, – Станислав довольно улыбнулся.
Мария ушла в спальню, закрыла дверь, но у мужчин без зрителя «игра» не получалась.
Станислав шмыгнул за стоявший перед диваном огромный стол и затараторил:
– Я лишь исполнял указания нашего общего начальника генерал-лейтенанта Орлова, – он выложил на стол плотный конверт. – Анталия, клубный роскошный отель, встречи, проводы, солнце, море, пальмы… Остальное забыл. Самолет через три часа. – Тяжело перевел дух. – Генерал говорил с твоей матушкой. Она тебя благословляет.
– Вы что, черти, женить меня собираетесь? – Мигом осекшись, Гуров с опаской оглянулся на дверь спальни.
– На этой пантере? – На лице Крячко появилась натуральная маска ужаса. – Упаси Боже! Об этой затее никто и не заикался. Но вот врачи считают… – Станислав запнулся, переминаясь с ноги на ногу, но, собравшись с духом, взорвался. – Врачи! Нечего сказать, придумали диагноз – «нервное истощение»! Глупости и пустобрехство! Да пошли они! Ты же здоровый мужик, Лев Иванович, каждый знает. А позагорать, понежиться на золотом песочке рядом с очаровательной женщиной, кто об этом не мечтает? Знали бы, как я завидую вам, господин полковник!
Потирая лоб и чувствуя – нюх сыщика не мог его подвести, – что за всей этой историей кроется какая-то тайна, Гуров хмуро пробормотал:
– Как вы сговорились с Петром, мне понятно. Но, как тебе удалось уговорить Марию, убей меня Бог не пойму!
– На этот вопрос тебе ответит сама Мария, – потупившись, ответил Станислав и добавил: – Если у тебя, конечно, хватит смелости и глупости задать ей подобный вопрос.
– Не хватит, – признался Гуров. Взяв конверт со стола, заглянул внутрь. – Билеты на самолет, путевки… И сколько же я тебе должен?
– По гроб жизни не расквитаешься, – флегматично протянул Крячко, с трудом сдерживая довольную улыбку. – А конкретнее, там имеется листочек, на котором все подсчитано. Ты же у нас голубых кровей! Ну как ты мог не взять деньги у деда Яндиева? Разве не ты провел блестящую операцию, рискуя собственной жизнью?! Обидел ты старика, Лев Иваныч! Больше того, оскорбил! Не его лично, а национальные обычаи. Деньги честно заработаны. И не брать их – чистейшее пижонство! – Крячко, судя по всему, разгорячился всерьез.
Таким Гуров видел друга впервые. Не знал, осуждать или?… Какая-то правота таилась в его словах. Правда, тогда ранили двух сотрудников Гурова – Григория и Валентина. Да и сам он чудом остался в живых. Но…
Между тем Крячко не унимался:
– Если следовать твоему благородному примеру, мы все должны были отказаться. Извините, господин полковник, я человек простой и деньги взял. Твой гонорар у меня. Расходы вычтены. И не делай, пожалуйста, из нас подонков и стяжателей. Так что вопрос закрыт и не обсуждается. – Наконец он выдохся. Когда Мария вышла из спальни, Станислав приветствовал ее широкой улыбкой.
– Берите и поехали, – указала на два небольших чемодана и спортивную сумку. – В самолет даже Гуров не может прыгнуть на ходу.

* * *

– Слава Богу! – перекрестилась Мария, когда самолет приземлился в Анталии. – До последней секунды боялась, придет какая-нибудь шифротелеграмма, и ты заявишь, что вынужден возвращаться.
– Чтобы вытащить меня из моря на службу, необходим как минимум взвод омоновцев, – рассмеялся Гуров, подумав: «А ведь могло быть и такое! Пронесло».
– Уважаемые пассажиры, просьба привести спинки кресел в нормальное положение и не вставать до полной остановки двигателей, – раздался вежливый женский голос.
– И что дальше? – Недавняя растерянность усилилась, едва они очутились на земле. Глаза Гурова разбежались при виде толпы встречающих, держащих высоко над головой различные картонки и плакатики с названиями отелей, фамилий и другими непонятными надписями.
– Ну, где твой резидент? – Мария, похоже, и сама растерялась. Но причина этому была другая. – Почему все улыбаются и смеются? Сегодня праздник?
Гуров остановился у колонны, опустил чемоданы.
– Подожди меня здесь, дорогая. Я уточню диспозицию.
– Это ты постой! – Мария юркнула в толпу и через минуту-другую появилась с усатым и, конечно же, улыбающимся господином, который размахивал картонкой с начертанной на ней фамилией Марии. Рядом с ним порхала миниатюрная девушка с букетом цветов.
– Здравствуйте, добро пожаловать! – на чистом русском языке произнесла она, недоверчиво и с удивлением глядя на более чем скромный багаж гостей. – Я рада приветствовать вас в Анталии! – Девушка не переставала улыбаться ни на миг. – Но почему-то я решила, если такая знаменитая актриса…
Польщенная Мария одарила ее одной из самых обворожительных своих улыбок.
В этот торжественный момент Гуров прервал монолог расщебетавшейся поклонницы, взял Марию под руку и с таинственным видом произнес по слогам:
– Простите, мы путешествуем ин-ко-гни-то.
– Конечно, конечно, – испуганно осеклась девушка, прикусив язычок, но тут же деловым голосом сказала что-то, видимо, по-турецки, усатому господину. Тот мгновенно подхватил чемоданы, отобрал сумку у Марии и, словно мощный ледокол, врезался в густую толпу, успев переброситься шуткой кое с кем из окружающих.
Кремовый лимузин, неизвестной Гурову марки, принял их прохладой и запахом натуральной кожи.
Мария восприняла такую встречу как должное. Гуров растерянно пробормотал:
– Может, нас приняли за кого-то другого?
Мария, гордо взглянув на него и презрительно фыркнув, не сочла нужным отвечать на столь плебейский вопрос.
– Не беспокойтесь, Лев Иванович, – пришла на помощь примолкшая девушка, встретившая их. – Никакой ошибки. Вас ждут в отеле.
Облегченный выдох Гурова мог означать: «Ну, слава Богу!» Именно это он и означал. Напряжение как рукой сняло. С благодарностью взглянув на девушку, он не без удивления обнаружил, что это было грациозное черноглазое существо.
Из ее милой воркотни он узнал ворох деталей и подробностей, кажется вовсе для него не обязательных. Впрочем, как знать. Узнал, что она болгарка. Зовут ее Гюльчатай. Почему, и сама не знает. Заканчивает Московский университет. Поэтому прекрасно говорит по-русски. Ну и само собой разумеется, много раз видела Марию на сцене и на экране.
Царственно откинувшись на сиденье, Мария лишь снисходительно улыбалась, наслаждаясь прохладой, и, судя по всему, не собиралась поддерживать столь малозначащий разговор.
Гуров и сам мог быть галантным кавалером, в чем, надо честно сказать, была огромная заслуга Марии, с тщанием обтесывающей и шлифующей целый год, пока жили вместе, милое ее сердцу «полено». И добилась-таки своего: угрюмый бирюк почти превратился в нормального человека, умеющего говорить не только о своей профессии. Правда, и Гуров оказался весьма одаренным учеником.
– Знаете, что после фильма «Белое солнце пустыни» ваше имя в России стало знаменитым?
Гюльчатай взмахнула иссиня-черными ресницами и расцвела еще ярче.
Гуров произнес еще несколько любезных фраз и, выдохшись наконец, замолчал. Зато Гюльчатай теперь было не остановить. Да он и не пытался. Приятно было слышать, что им предстоит сказочный отдых в земном раю и прочее, прочее…

* * *

Дорога вилась между голых скал, на которых кое-где торчали чахлые деревца, лепились одноэтажные постройки нищенского вида.
Мария снисходительно, даже чуть саркастически улыбалась. Он же с содроганием подумал: «Ну и дурят нашего брата! Черт знает в какую дыру нас занесло! Вот как нужно делать рекламу! Ну и прохиндеи!» Куда менее отчетливой была мысль о неминуемой расправе со Станиславом, втравившим их с Марией в поистине дьявольскую авантюру.
Гюльчатай ворковала. Мария улыбалась. Гуров мрачно взирал на серый пейзаж, предаваясь унынию, которое, как известно, не греет душу. «Все-таки Крячко не только хитрец, но и последний гад!»
Лимузин, проскочив какой-то более или менее цивилизованный городишко, снова устремился в ущелье. Правда, асфальт здесь уже стелился бархатной лентой.
Это несколько обнадеживало. Из-за утеса вынырнула М-образная арка, в центре разделенная кубической постройкой. Не будь она стеклянной, походила бы на КПП.
Водитель ловко заехал внутрь арки, перегороженной массивной цепью, которая тотчас легла под колеса лимузина. Охранники, ладные парни в синей униформе, особого внимания на его приезд не обратили. Лишь один подошел к двери, где сидела Гюльчатай, перебросился с ней парою фраз, махнул приветственно гостям.
1 2 3