Может, успею по-быстрому просмотреть то, что нужно, прежде, чем Джан обнаружит, что я прокрался через черный ход. Беглый просмотр последнего издания «Конской медицины и хирургии» ничего не дал, равно как и «Хирургия крупных животных» Франка. Наконец, в качестве последнего средства, я взялся за древний истрепанный том без обложки, изданный в 1800 годах неким доктором Уильямсом, перелистал его до конца и принялся водить указательным пальцем вниз по пыльным страницам, осыпающимся по краям, просматривая алфавитный индекс в поисках слова или фразы, описывающих то, что я наблюдал своими глазами двадцать минут тому назад. В самом низу одной из страниц я прочел: «Спазм диафрагмы». Не здесь ли — причина «икоты» кобылы?
Самые пустячные подробности для ветеринаров значат очень много, особенно когда с пациентами дело обстоит не то чтобы лучшим образом. И вот, волнуясь, точно студент-старшекурсник на пороге научного открытия, я торопливо перелистнул страницы ближе к началу книги, ища параграф, описывающий проблемы с диафрагмой. Я пожирал взглядом устаревшие обороты и изящно сформулированные фразы с энтузиазмом новичка, и недели не проучившегося в ветеринарном колледже. Примерно в середине страницы я отыскал строчку, — не строчку, а сущее сокровище! — которое искал так жадно.
— Вот оно! — воскликнул я, захлопнул книгу и кинулся к грузовику, по пути проклиная себя за непроходимую глупость.
— Что за идиот! — восклицал я. — У нее маленький жеребенок, молока хоть отбавляй, выглядит встревоженной, раздувает ноздри — все точно по книге! Коновала хуже меня, надо думать, во всей Алабаме не сыщешь! Слава Богу, что я не позвонил в Оберн и не попросил о помощи! Да надо мной бы вся ассоциация штата потешалась!
Хотя, обучаясь в ветеринарном колледже, невозможно вплотную познакомиться с каждым заболеванием животных и с каждой патологией, иначе как прочитав о них в учебнике, я по-прежнему не мог простить себе того, что не сумел диагностировать такое простое заболевание у кобылы мистера Брианта. Конечно, раньше я с такими случаями как-то не сталкивался, но ведь следовало же мне призвать на помощь здравый смысл и определить, в чем дело. Не жалея шин, я объехал здание кругом — и обнаружил, что перед парадным входом припарковано несколько машин, а в дверях стоит Джан.
— Милый, я и не знала, что ты здесь, пока не услышала, как дверь черного хода хлопнула. А у тебя тут посетители! Ты куда собрался? — Я всегда жалел, что мозг мой работает не так быстро, как у Джан. Она умудряется вместить больше информации в один короткий параграф, нежели кто-либо другой мне известный.
— Конечно, я сей же миг ими займусь. Я собирался съездить посмотреть, как там кобыла Джеймса Брайанта, — отвечал я.
Два часа спустя собаки, кошки и птички получили свою долю медицинских процедур, и я уже рассказывал Джан про Фанни и про то, что я со всей уверенностью поставил диагноз по учебнику восьмидесятилетней давности.
— Как насчет позвонить туда и спросить, не лучше ли кобыле, предложил я, отлично зная при этом, какой ответ меня ждет.
«Нет, ей ничуть не лучше, может, даже хуже. Я был бы очень признателен, если бы доктор вернулся и еще раз ее осмотрел», — вот что наверняка предстояло мне услышать.
Несколько минут спустя я уже мчался по шоссе № 17, изо всех сил выжимая педаль, и склонялся над рулем, целиком сосредоточившись на дороге. Маленькие дети, играющие в чисто выметенных двориках, заслышав вой моего мотора и свист рассекающей воздух радиоантенны, замирали на месте и провожали меня взглядами. Гудок мой выдавал долгие очереди, когда местные, выруливая на шоссе с проселочных дорог, дерзали лишь прикинуться, будто собираются меня обогнать, а машины их сотрясались от порывов ветра и песчаных туч, что я взметывал в воздух. Тут по приемно-передающему радио раздался голос Джан.
— База, слушаю, — сказал я в микрофон.
— Джон, звонит миссис Брайант; говорит, что кобыле ничуть не лучше. Напротив, ей кажется, что состояние больной ухудшается; она спрашивает, не мог бы ты вернуться на ферму и повторно ее посмотреть. Мистер Брайант уже не считает, что она подавилась. — Ну что ж, значит, мы тут солидарны!
— Пусть повесит трубку и высматривает в окно облако пыли! — объявил я, повторяя фразу, которую столько раз слышал от доктора Формана, моего прежнего нанимателя.
— Доктор Маккормак, спасибо большое, что вернулись. Фанни вроде бы хуже сделалось, — объявил Джеймс, едва я вылез из грузовика.
— Кажется, я понял, в чем проблема, Джеймс, — отозвался я. — Введем-ка ей пятьсот кубиков доброго старого кальция и поглядим, не взбодрится ли она.
Очень скоро темно-бурый раствор под названием Кал-декстро №2, побулькивая, неспешно потек через двухдюймовую иглу номер шестнадцать прямо в левую яремную вену. Кобыла стояла неподвижно, разве что время от времени ржанием окликала жеребенка, — она словно знала, что для всех этих тычков, прощупываний и надавливаний имеется причина весьма веская. Жеребенок же так и танцевал на месте, вертел коротеньким хвостиком, тряс головой, — но далеко от мамы не отходил. Я знал, что спустя какие-нибудь несколько дней Брайанты смогут полюбоваться чудесным зрелищем: молодой жеребчик станет носиться по пастбищу и скакать и прыгать, точно счастливее его на ферме никого нет и не было.
Пока раствор кальция с глюкозой медленно поступал в вену, мы с Джеймсом мирно беседовали о том, о сем. Уж так повелось, что владелец животного и ветеринар, чтобы снять напряжение, заводят разговор об иных, более приятных вещах. Мистер Брайант пинал землю и разглагольствовал о состоянии популяции диких индеек в южной части графства Самтер; я согласно кивал, рассеянно поглаживая шею Фанни одной рукой, а другой держа на весу бутылку с кальцием. По всей видимости, мозг самопроизвольно включает некий механизм подсознания, не позволяющий думать о неудачном исходе лечения и всевозможных сопутствующих неприятностях. Однако в конце концов владельцу стетоскопа и шприца приходится-таки посмотреть в лицо фактам и сформулировать некий прогноз. Многие клиенты робеют спросить напрямую, выживет их занедужившая лошадь или умрет. И вместо того задают вопрос-другой на предмет планов на будущее, непосредственно касающихся пациента.
— Как думаете, болезнь не помешает ей зажеребиться? — полюбопытствовал мистер Брайант. — Я вот как раз собирался снова отправить ее на случку. Разумеется, ответ мой прозвучал столь же уклончиво.
— Особых проблем не вижу; но думаю, вам стоит подождать денек-другой, посмотреть, как она отреагирует на лечение. И помните: если вы повезете ее на север графства или хотя бы за несколько миль отсюда, в Чокто, для нее это чревато стрессом, так что может случиться рецидив. — Я готов был поручиться, что ни словом не погрешил против истины; однако на вопрос Джеймса не ответил-таки однозначно ни да, ни нет.
Затем владелец Фанни спросил меня, что я порекомендую в отношении питания на ближайшие несколько дней, равно как и на весь примерно шестимесячный период, пока она кормит жеребенка. Последовали еще несколько вопросов по существу, прежде чем Джеймс отважился-таки подступиться к главному.
— Как думаете, она-таки выкарабкается? — вопросил он извиняющимся тоном.
К тому времени кальций неспешно поступал в кровь вот уже пятнадцать минут, и на моих глазах пациентка преображалась словно по волшебству. Дыхание ее выравнялось, «икота» почти прекратилась, тревожное выражение на морде тоже исчезло. По мере того, как минуты текли, я обнаружил, что на меня снизошла некоторая доля того апломба, что мне доводилось наблюдать у прославленных светил конской ветеринарии, — тех, что на вызовы ездят в огромных роскошных автомобилях и не иначе как в костюме.
— О да, сэр, полагаю, с ней все будет в полном порядке. Думаю, уместно было бы ввести некоторые изменения в ее рацион: я сей же миг все для вас запишу. — Последние капли лекарства ушли по трубке в кровь, я извлек иглу и помассировал место укола, — ну ни дать ни взять, заправский специалист по лошадям из Кентукки! Затем я помыл оборудование, убрал все в пикап, а Джеймс повел Фанни через двор к корыту с водой.
— Доктор, а ведь ей, кажется, и в самом деле лучше. Гляньте, да ведь она пьет! — воскликнул Джеймс.
— Да, сэр, вы абсолютно правы, — небрежно обронил я.
«Думаю, я и впрямь вполне мог бы заниматься лошадьми, — размышлял я про себя. — Конечно, пришлось бы обзавестись машиной попригляднее, каким-нибудь там «кадиллаком», и парочкой новомодных костюмов, и галстуком-ленточкой с изображением лошадки». Я широко ухмыльнулся, представив, как, вырядившись таким образом, я торжественно въезжаю прямо на ринг всех окрестных конных выставок — и произвожу изрядный фурор. Возможно, при мне даже будет ассистент или хотя бы подручный, — чтобы носил черный чемоданчик, открывал ворота и придерживал лошадей, в то время как я безошибочно ставлю наводящие ужас диагнозы и сообщаю владельцам и всем собравшимся положение дел касательно здоровья очередного пациента, — пока при мне мои древние учебники, разумеется. Но вот голос нынешнего моего клиента вернул меня с небес на грешную землю.
— Док, у меня тут штук двадцать пять телят надо привить от болезни Банга. Не возьметесь?
Перекусив на крыльце куском пеканового пирога, я набросал рекомендации на предмет кормления, затем мы справились с календарями и назначили день для вакцинации. Внося дату в свою записную книжечку, я чувствовал, что статус мой слегка понизился, — от прославленного специалиста по лошадям до заурядного «коровьего доктора».
Перед отъездом я еще раз глянул на Фанни, что мирно пощипывала травку перед конюшней, бодро помахивая хвостом. То и дело она притопывала передней ногой, прогоняя навязчивого слепня. Икота исчезла, ноздри пришли в норму, глаза прояснились. Сколь чудесным образом преобразилась моя пациентка за какой-нибудь час!
— Доктор Джон, спасибо вам большое за то, что вы сделали, — проговорил мистер Брайант, вручая мне чек. — Сдается мне, в лошадях вы разбираетесь лучше всех прочих ветеринаров, вместе взятых.
Как уже, должно быть, догадались записные «лошадники», у Фанни была эклампсия, нарушение метаболизма, которым порою страдают недавно ожеребившиеся кобылы. Допотопный учебник подсказал мне, что «спазм диафрагмы, характеризующийся ритмичными стуками в грудной клетке, классический симптом эклампсии у кобылы в послеродовой период». По сути дела, это — тот же самый недуг, что я диагностировал у только что ощенившейся собачки Хэппи Дюпри. Причиной его служит резкое понижение кальция в крови. По мере того, как наполняется вымя, богатое кальцием молоко вытягивает кальций из крови, и в ряде случаев развиваются симптомы эклампсии. Острая нехватка кальция в организме порой наблюдаются и у других животных, особенно у молочных коров: у них такое заболевание называется родильным парезом или молочной лихорадкой. У коров болезнь развивается куда быстрее и протекает куда серьезнее: обычно пациентку обнаруживают уже лежащей, и, при отсутствии своевременной помощи, исход бывает летальным.
Стандартное лечение заключается в том, чтобы медленно ввести в вену глюконат кальция, причем улучшение наступает мгновенно. Некоторые мои клиенты из числа скотоводов Чокто окрестили лекарство «снадобьем Лазаря», после того, как на их глазах корова, распростертая на земле в коме, вставала и шла на своих ногах менее часа спустя после инъекции кальция. Мне всегда доставляло неизъяснимое удовольствие наблюдать за потрясенным лицом клиента при виде такого «чуда». Впридачу, я чувствовал, что помог не только корове, но и целой семье.
Еще минута-другая — и, обменявшись рукопожатием, улыбками и помахав друг другу на прощанье, мы расстались. И я покатил на юг в настроении весьма приподнятом, заново прокручивая в голове историю с Фанни и «архивируя» весь сценарий в дальних уголках сознания. Суждено мне в один прекрасный день стать знаменитым специалистом по лошадям или нет, в тот момент я поклялся никогда больше не ошибаться в диагнозе только потому, что не осмотрел пациента должным образом, не сопоставил всех обстоятельств и не призвал на помощь самый что ни на есть кондовый, «конюшенный» здравый смысл. Мой коллега доктор Дилмус Блэкмон сформулировал эту мысль наиболее удачно:
«Больше упустишь по невниманию, чем по незнанию!»
16
Складывалось впечатление, что после того, как я «чудесным образом» исцелил Фанни, кобылу мистера Джеймса Брайанта, наша «лошадиная практика» изрядно умножилась. Хотя сам я отнюдь не распространялся во всеуслышание о «блестяще» поставленном диагнозе и «высокопрофессиональном» лечении пациентки, страдающей эклампсией, именно эти эпитеты чаще всего фигурировали в ежедневных обсуждениях истории с Фанни и прочих текущих событий в сельских магазинчиках северного Чокто и южной части графства Самтер. Если верить слухам, пересказываемым в парикмахерской Чаппелла и в кооперативном магазине кормов, здравоохранение лошадей и по достоинству оцененная квалификация «этого ветеринара из Батлера» служили главной пищей для разговоров на протяжении нескольких дней после моих визитов на ферму Брайанта. Продавцы, их подручные и постоянные покупатели обсуждали и критиковали происшедшее, просто-таки фонтанируя всевозможными сведениями, многие из которых, как и следовало ожидать, были очень и очень далеки от истины.
— Я слыхал, у вета нужного лекарства не нашлось, так что ему пришлось сгонять в Меридиан и позаимствовать немного у доктора Тилла, — якобы утверждал один.
— Не-а, все было не так, — возражал продавец постарше и поавторитетнее. — Болезнь-то оказалась такая редкостная, что он вернулся в офис, позвонил лучшему ипподромному доктору из Кентукки и проконсультировался с ним на всякий случай, чтобы, не дай Бог, не напортачить с диагнозом и лечением. Я своими ушами слышал, как этот парень со скачек сказал, будто доктор Джон все делает как надо, и что на его месте он бы пользовал кобылу точно так же.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41