Что касается программы вооружения, то тут дело обстояло гораздо сложнее. Нарком лишь включил Воронова в комиссию, разрабатывавшую систему артиллерийского вооружения (системой называлась программа вооружения, с указанием, какие орудия, для каких войск, в каком звене управления содержать и в каком количестве. - Прим, авт.).
В докладной записке была развернута широкая программа оснащения артиллерии разведывательной техникой, без которой эффект ее боевого применения, в первую очередь тяжелой и дальнобойной, резко ограничивался, а в ряде случаев само ее применение становилось бесцельным. В программе ставился вопрос о создании артиллерийского самолета-корректировщика, позволяющего разведывать артиллерийские батареи противника, не наблюдаемые с высотных наблюдательных пунктов и укрытий в глубине боевого порядка противника, определять их точное местоположение (координаты) и корректировать артиллерийский огонь по ненаблюдаемым целям.
Ставил Воронов вопрос и о разработке новой звукометрической станции для обнаружения, определения места и корректирования стрельбы по звучащей цели (артиллерийская батарея). Правда, в 1936 году уже была принята на вооружение звукометрическая станция, намного совершеннее предыдущих, но и она еще не решала многие задачи с необходимой точностью. Николай Николаевич писал: "Звукометрия в будущей войне будет играть большую роль". Этот прогноз оправдался: артиллерийские штабы подсчитали, что за 1942 - 1945 годы в 46 операциях Советской Армии с помощью звукометрических батарей были разведаны 33 721 артиллерийская батарея (т, е. 83,5 процента от числа всех разведанных батарей артиллерийской инструментальной разведкой) и 3435 минометных (63,5 процента).
Ряд предложений Воронова имел целью развитие средств оптической, топографической и метеорологической разведки, обеспечение разведывательных органов автотранспортом и средствами тяги. Точно так же он предусмотрел и дальнейшее усовершенствование и, создание новых образцов тяжелой и большой мощности артиллерии, несмотря на то, что с 1937 года уже начали поступать новые и модернизированные артиллерийские системы. В его докладной записке ставился вопрос об усовершенствовании зенитной артиллерии и приборов управления ее огнем, о развитии самоходной артиллерии, расширении образцов минометного вооружения, средств механической тяги, радиосвязи и т, д. Целые разделы записки посвящались очередным проблемам боевой подготовки личного состава артиллерии и организационно-штатной структуре артиллерийских частей.
В таком обширном докладе не все было, разумеется, равноценно по глубине мысли, убедительности и яркости обоснования. Многое вошло из того, что "переболело" в самом Воронове, что сложилось в результате длительного и мучительного осмысливания опыта. Вошло в доклад и кое-что из высказываний новых сотрудников - с ними Воронов много беседовал в процессе ознакомления с состоянием дела в том обширном "хозяйстве", во главе которого он встал. Не все проблемы он сумел критически изучить в истории вопроса с вооружением армии теми или иными видами артиллерийского вооружения типами орудий и их образцами. Его собственный опыт в боевом применении был ограничен 76-мм пушкой, 122-мм и 152-мм гаубицами, близко наблюдал в действии 122-мм пушку, 152-мм гаубицу-пушку, с остальными системами он был знаком, но еще не проникал непосредственно в специфику их боевого применения.
Своей докладной запиской Н. Н. Воронов вторгался в функции ряда главных управлений, по неопытности обойдя сложный, трудный и не всегда приятный путь предварительных согласований. Поэтому его предложения и встретили возражений больше, чем могло бы быть в других условиях.
Сначала Н. Н. Воронову казалось, что достаточно обратиться с обоснованным заявлением о содействии, и оно получит поддержку. На практике, однако, это бывало далеко не так. Например, как мы уже сказали, в ноябре 1937 года Н. Н. Воронов поставил вопрос о создании специального артиллерийского самолета-корректировщика. В связи с этим он писал наркому обороны: "Все попытки приспособлять существующие самолеты для этой цели следует считать задачей невозможной". Затем представляет согласованный с начальником Военно-Воздушных Сил проект тактико-технических требований к специальному самолету. Но и спустя три с половиной года, в марте 1941-го, ему опять пришлось писать о том же самом начальнику Главного артиллерийского управления: "...У нас артиллерия продолжает оставаться слепой, три года с половиной идет какая-то непонятная волокита с артиллерийским самолетом... Дальше терпеть уже невозможно". И снова излагаются практические предложения. Но они опять-таки не встретили поддержки. Так и вошли мы в войну со снятыми с вооружения ВВС самолетами Р-5, переданными в отряды артиллерийских самолетов-корректировщиков. Непригодность же их для этой цели была известна еще в середине тридцатых годов.
Это лить один из многих примеров того, что недостаточно иметь свое мнение, хотя бы и обоснованное, для решения нужного дела. Постепенно Н. Н. Воронов учится искусству убеждать необходимых для этого людей, завоевывая среди них себе "единомышленников", так как совместные выступления по какому-либо вопросу находили к реализации предложения более короткий путь.
В общем путь начальника артиллерии к совершенствованию артиллерии не был "усыпан розами", на нем было больше "терний". Видимо, он и сам понимал, что ему надо многое уяснить и узнать глубже, чем он себе представлял до сих пор. Этим может быть объяснено и то, что он активно участвует в испытаниях образцов орудий, средств тяги и т, д., непосредственно часами, до физического переутомления, проводит время на тягаче и совершает сам испытательные пробеги, участвует в испытаниях боеприпасов и т, д. Казалось, мог бы ограничиться получением отчетных материалов по испытаниям и их изучением. Он же стремился все увидеть сам. Во время испытаний десятки и сотни раз беседовал с инженерами, конструкторами, мастерами, офицерами, младшими командирами, рядовыми красноармейцами. Всех он умел "расшевелить" и заставить искренне высказать свои впечатления и мнения об испытывавшихся образцах вооружения.
По мере совершенствования своих знаний Воронов уже не ограничивается только вопросами боевого применения испытываемых и создаваемых образцов, он вникает в дела конструкторских бюро и артиллерийских заводов. Узнавая от них много полезного, он, в свою очередь, обогащал их своим боевым опытом и помогал лучше осмысливать тактико-технические требования к артиллерийскому вооружению.
В связи с этим народный комиссар обороны К. Е. Ворошилов все чаще стал поручать ему участие в различных комиссиях по разрешению споров, возникавших между заказчиком и поставщиком, так как он уже убедился в беспристрастности Воронова и смелости его суждений.
Бывший директор одного из артиллерийских заводов, а затем начальник Главного управления артиллерийской промышленности в Наркомате вооружения и член коллегии этого наркомата Н. Э. Носовский в своих воспоминаниях отмечает решительность Н. Н. Воронова в принятии на себя ответственности за рекомендации правительству. В ряде случаев он принимал сторону работников артиллерийской промышленности, предварительно на месте глубоко изучив причины тех или иных расхождений.
С разрешения Н. Э. Носовского я позволю себе привести отрывок из его воспоминаний. Однажды, пишет он, срывалась программа производства 45-мм противотанковых пушек из-за несущественного дефекта. С таким дефектом Главное артиллерийское управление раньше принимало пушки, их живучесть и надежность проверялись опытными стрельбами. И после, во время войны, когда из таких пушек стреляли много, рекламаций на них но поступало. Тогда же, в 1939 году, стояла угроза срыва программы их производства, так как военный представитель прекратил их прием, а Главное артиллерийское управление его поддержало. Н. Н. Воронов был на заводе, на месте разбирался в сути спора и встал на сторону завода, а не своего ведомства. Комитет обороны разрешил прием таких пушек.
И еще один момент из воспоминаний Н. Э. Носовского о Н. Н. Воронове, думается, стоит здесь привести.
На заводе, где изготавливали новую 122-мм гаубицу конструкции Ф. Ф. Петрова, по технологическим соображениям вводились изменения в уже утвержденные чертежи. Представители ГАУ не давали согласия на эти изменения. Разрешить возникший спор было поручено Н. Н. Воронову и Н. Э. Носовскому непосредственно на заводах. Тщательно изучив суть дела и обоснования тех пли иных изменений, Н. Н. Воронов, которому принадлежало решающее слово, встал на сторону производственников. "Можно сказать, - вспоминает Носовский, - что благодаря Н. Н. Воронову решилось важное дело, которое стопорилось на двух крупнейших заводах в течение нескольких месяцев. Хорошо и по-деловому решались вопросы вместе с Н. Н. Вороновым, который подходил всегда внимательно, разумно. Он был человеком большой культуры, простым, умевшим относиться с уважением и доверием к производственникам артиллерии... Руководители артиллерийских заводов со своей стороны любили и уважали Н. Н. Воронова, который всегда был отзывчив к делам артиллерийских заводов".
Из этого отзыва нельзя делать вывод о том, что Н. Н. Воронов легко соглашался с инженерами-производственниками и конструкторами. Известен, например, такой случай. Еще в 1936 году была постановлением Комитета обороны принята на вооружение 76-мм дивизионная пушка Ф-22. Н. Н. Воронов провел дополнительные ее испытания в зимних условиях, выявились многие конструктивные недостатки, и он опротестовал постановление. На такой шаг мог пойти человек, обладающий мужеством, смелостью и волей. Ведь он довел дело до обсуждения в верховных органах власти. Для него это выступление против ГАУ и Наркомата вооружений, а по существу, и против Комитета обороны могло иметь далеко идущие последствия.
Во время дискуссии он оказался один против всех, и, если бы его не поддержал И. В. Сталин, пришлось бы ему туго. Как мне рассказал сам Н. Н. Воронов, И. В. Сталин сказал примерно следующее: "Производство пушек не производство мыла! Нужно прислушиваться к критике, нужно устранить у пушки все обнаруженные недостатки, чтобы она стала боеспособной..." Была создана новая правительственная комиссия с участием Н. Н. Воронова. Прошли параллельные испытания еще четырех образцов пушек, и тогда было принято решение о доработке образца. В нем удалось устранить прежние конструктивные недостатки, но пришлось отказаться от идеи универсальном пушки (стреляющей по наземным и по воздушным целям), и новая пушка пошла в массовое производство с 1940 года.
Несмотря на то, что далеко не все удалось сделать из намеченного, сделано было многое. До начала Великой Отечественной войны (за 1938 - 1941 годы) было принято на вооружение новых образцов орудий почти втрое больше, чем за всю вторую пятилетку. Николай Николаевич Воронов внес , немалую свою лепту в это огромной важности дело. Он стал известен и уважаем в научно-технических артиллерийских кругах.
Помимо перечисленных дел, у него были главные функции - боевая подготовка кадров артиллерии и артиллерийских частей к войне. Тут он оказался в необычных условиях: предшествующая его деятельность в качестве командира полка и начальника училища концентрировалась на весьма ограниченном пространстве казарма, военный городок, летний лагерь на артиллерийском полигоне. Теперь же подведомственные ему части располагались на территории от Баренцева до Черного моря и от Западного Буга до Тихого океана. Надо было узнавать кадры в военных округах, армиях и т.д. и строить всю работу в соответствии с реальными представлениями о командных кадрах. Наконец, надо было взять дело подготовки кадров в свои руки.
Он дает заключение проекту Боевого устава артиллерии (часть 2-я, 1937), одобрив его и тем самым покончив с имевшимся еще к этому проекту недоверием из-за того, что руководитель проекта был репрессирован.
Этот устав сослужил хорошую службу в подготовке артиллерии к войне. В 1940 году Н. Н. Воронов добивается введения у себя учета командных кадров и согласования с ним всех назначений и перемещений. Добивается переподчинения ему артиллерийских военно-учебных заведений. До этого они находились в ведении Главного управления вузов. И тогда еще в училищах был введен десятичасовой учебный день. Сверх него часовая ежедневная стрелково-артиллерпйская тренировка и тренировка в стрельбе из ручного оружия. Времени на самоподготовку, внешкольную политпросветработу и отдых не оставалось. Протесты не только не помогали, но и были небезопасны для служебного положения протестующего.
Получив артиллерийские училища в свое подчинение, Н. Н. Воронов собирает совещание начальников и, несмотря на неплохой личный опыт, внимательно выслушивает наши предложения, разрешает широкое обсуждение положения в училищах, отвечает на вопросы, по некоторым обещает дать ответы позднее. По ряду вопросов сразу же обещает помочь и сдерживает свои обещания. Совещание продолжалось три дня. Николай Николаевич использовал перерывы для бесед с начальниками училищ, стал даже питаться в столовой вместе с нами, пользуясь всякой возможностью лучше познакомиться с теми, кому доверено ответственное дело обучения и воспитания командиров-артиллеристов.
Авторитет его в наших глазах рос в эти дни буквально по часам. Приятно было сознавать, что у руля стоит не только знающий и опытный артиллерист, но весьма разумный человек, умеющий выслушать, дать толковое разъяснение, незаносчивый, с ним можно было вести беседу. Одним только поведением на этом сборе Николай Николаевич добился такого уважения к себе, какого не достигнуть посылкой директив и в несколько лет. Через нас, начальников училищ, через наши рассказы о новом начальнике артиллерии поднимался его авторитет, он распространялся на офицеров училищ, наши уважительные о нем отзывы проникали в толщу курсантов, завтрашних командиров, а с ними и во все артиллерийские части.
1 2 3 4 5