— И пахарь и воин что две руки при одном человеке.
Глава вторая
ВЫШЕ ДЕРЕВЬЕВ ВЗЛЕТЕЛИ КАЧЕЛИ

ЦАРСКОЕ ЛОЖЕ
Простояв месяц в Астрахани, Разин начал поход вверх по Волге: на взятый уже Царицын и дальше — на Саратов, Самару, Симбирск, Казань.
Часть армии на стругах и лодках поплыла Волгой. Растянулись отряды на несколько верст. Двести судов и лодок в отрядах Разина. Другая часть войска двинулась берегом.
До Царицына шли знакомой дорогой, той же, которой шли от Царицына к Астрахани. Разница только в том — раньше спускались по Волге вниз, теперь подымались навстречу течению. Двигались раньше с боями. Теперь по вольной земле ступали.
Через несколько дней показался вдали Царицын.
Приготовили в городе Разину для отдыха целый боярский дом. Дом каменный, крыша железная, ступени из мрамора, дубовая дверь.
— Отец, для тебя, для твоей особы.
Ведут горожане Разина из горницы в горницу:
— Тут вот боярин ел.
— Тут вот боярин пил.
— Это еще не все!
Идет Степан Тимофеевич по барским хоромам, налево, направо глянет.
— Тут вот боярин господу богу поклоны бил, — продолжают объяснять горожане.
— Тут вот порол дворовых.
— Это еще не все!
Сменяет горница горницу. Довольны царицынцы. Каждый про себя рассуждает:
«Ну, будет батюшка Степан Тимофеевич доволен».
«Палаты самим палатам».
«Попомнит отец Царицын!»
Привели они Разина в боярскую опочивальню.
— Царское, батюшка, ложе, — показали ему на кровать.
Кровать необычная. Ножки высокие. Полог со всех сторон. На перине лежит перина. А сверху еще перина. На подушке лежит подушка. А сверху еще подушка. Ляжешь в такую мягкость, как в глубокой реке утонешь.
Поклонились, ушли горожане. Остался Разин один. Глянул на стены — метровые стены. Хоть из пушек по ним пали. Глянул на окна — окна всего с ладонь. Ни неба, ни звезд не видно. Поднял Разин голову кверху. Повис над ним каменный потолок, словно плита могильная. Посмотрел Степан Тимофеевич себе под ноги — пол под ногами каменный. Камень сверху, камень снизу, камень со всех сторон.
Снял Разин пояс, снял сапоги и саблю, сунул пистолеты к себе в изголовье, разделся, лег.
Лежит, утонувши в перинах, Разин. Непривычно лежать, как боярину, казаку. Смотрит на каменный потолок, на оконца в ладонь, на метровые стены. Душно в хоромах Разину. Устал Степан Тимофеевич за день. Сон клонил атамана, в глаза просился. А тут вдруг пропал.
К тому же блохи его одолели. Злее этих боярских блох разве что только голодные волки. Кусали они атамана, забыв о любом почтении.
Прокрутился Степан Тимофеевич целый час. В подушках, в перинах запутался. Исцарапал ногтями тело.
— Да будь ты проклято! — не сдержался Разин.
Встал он с боярской постели. Снова саблю надел и ремень, сапоги натянул казацкие. Пистолеты засунул за пояс.
Прошел Степан Тимофеевич из горницы в горницу и вышел наружу.
Обступила Разина ночная прохлада. Вольный ветер в лицо ударил. Моргнули на небе звезды. Расправил Степан Тимофеевич грудь. Вобрал в себя свежий воздух.
Осмотрелся Разин вокруг. Заметил в углу двора сеновал. К нему и направился. Лег на душистое сено. И тут же богатырски уснул.
Возвращаются горожане к себе домой.
— Ну, будет батюшка Степан Тимофеевич доволен.
— Да куда уж — палаты самим палатам.
— Попомнит отец Царицын!
И правда, запомнил Царицын Разин. На хоромы боярские смотреть с той поры не мог.
ДВЕНАДЦАТЬ ДВАЖДЫ
Обветшали в Царицыне крепостные стены. Бревна местами подгнили, местами и вовсе выпали. Вал земляной обсыпался.
Решил Разин царицынский кремль чинить.
— Без крепостей нам пока нельзя. Они и для нас защита.
Приказал Степан Тимофеевич, чтобы на работу явились все.
— Всем на стенах работы хватит. Эх, за такие-то стены давно б воеводу пора на виселицу! Чтоб явились все, — повторил атаман. — А ежели кто заупрямится: казак ли, мужик, горожанин — быть за это тому в ответе, сечь нещадно при всех кнутами.
Дружно пошла работа.
Разин и сам подхватил топор. Скинул кафтан Степан Тимофеевич, сплюнул себе на руки. Начал тесать бревно. Размахнулся. Ударил. Крякнул. Опять размахнулся. Крякнул. Играет топор в умелых руках. Лишь щепки летят во все стороны.
Смотрят на Разина разинцы. Поспешают за Разиным разинцы.
Хотя и строг был приказ атамана, но все же нашлись ослушники. Возможно, их было больше, однако попались двое: царицынский житель Кузьма Соловей и свой же казак Остапка.
Был Остапка у Кузьмы на постое. Утром они поднялись. Умылись. Съели по краюхе душистого хлеба. Запили его молоком. Собрались идти на работу. Кузьма вытащил два топора. Себе и Остапке. Остаток хлеба завернули в тряпицу, приготовили взять с собой, так как знали: работа у стен до вечера.
Короче, собрались честно. Оба поднялись рано. Время было еще в запасе. Оно и подвело. Решили Кузьма и Остапка перед работой сразиться в кости. Увлекались в то время такой игрой. Была она очень азартной, хотя и совсем несложной, нечто вроде «орла и решки». Только не монеты были в руках у играющих, а небольшие костяшки. Две стороны их имели различный цвет. На цвет и играли. Бросали поочередно. Чьей стороной выпадали кости, тот и выигрывал.
Бросил кости Кузьма.
Бросил кости Остап.
Бросил кости Кузьма.
Бросил кости Остап.
Так и пошло. То удача идет к одному, то к другому. То не везет Кузьме, то не везет Остапке.
Играли они на одежду: на шапку, рубаху, штаны, сапоги. То проиграет все до штанов Кузьма, сидит, словно в бане, голый. То в натуральной своей красивости сидит на скамье Остапка.
Вошли игроки в азарт. Солнце поднялось давно к зениту. Да где им смотреть на солнце! Кости глазами ловят.
Так и не смогли оторваться они от игры до самого вечера. Сражались бы дольше. Да тут возвращались с работы разинцы. Уличили они ослушников.
Приволокли провинившихся к Разину.
Что им сказать в ответ атаману? Признались во всем сердечно.
Вина у обоих была одинакова. Все ждали, что таким и наказание тоже будет.
Однако Разин сказал:
— Кузьме всыпать двенадцать палок. Остапке — двенадцать дважды!
Кое-кто зароптал на Разина:
— Как же так, отец атаман?! Выходит, жильца ты милуешь, а раз свой, то готов до смерти.
— Оттого что свой, потому и больше, — ответил Степан Тимофеевич. — Велика ли для нас потеря, если какой-то жилец ослушался. Если же свой — это беда для войска. Отсюда и высший спрос.
Заботился Разин о строгих порядках в армии. Был нетерпим и строг.
ВАРФОЛОМЕЙКА
Привязался в Царицыне к Разину мальчик. Варфоломейкой звали. Весь нос в веснушках, словно тмином обсыпан. Глаза как две голубые бусины.
Ходил он за Разиным и день, и второй. На третий Разин приметил мальчика:
— Ну, как тебя звать?
— Варфоломейка.
— Что же ты ходишь, Варфоломейка, за мной?
— Дай из пистоля стрельнуть!
Посмотрел на мальчишку Разин:
— Сколько ж тебе годов?
— Будет без двух двенадцать.
— Ишь ты какой подсчет! — рассмеялся Степан Тимофеевич. — Значит, выходит — десять.
— Нет, двенадцать, — твердит мальчишка. — Двенадцать без двух годов.
— Ладно, пусть будет по-твоему, — согласился Степан Тимофеевич. — Ты что же, считать умеешь?
— До двух дюжин, — ответил мальчик.
— А цифры слагать научен?
— Научен.
— Сколько же два и два?
— Четыре, — важно ответил Варфоломейка.
— А три и четыре?
Задумался мальчик. Незаметно для Разина пальцы на левой и правой руках загнул, секунду спустя ответил:
— Три и четыре — выходит семь.
— Мастак ты, мастак, — опять усмехнулся Разин.
Понравился Разину мальчик. Дал он ему из пистолета стрельнуть.
Расхвастал Варфоломейка дружкам и приятелям, что сам Степан Тимофеевич Разин дал ему из пистоля стрельнуть.
Стали мальчишки ходить за Разиным:
— Дай из пистоля стрельнуть!
— Дай из пистоля стрельнуть! Чем же мы хуже Варфоломейки?
Каждый старается Разина чем-нибудь поразить.
— А я ногой за ухом чесать умею! — кричит один.
Сел на землю и правда ногой дотянулся до уха.
— А я ходить на руках умею! — кричит второй.
Встал на руки, идет рядом с Разиным:
— Дай из пистоля стрельнуть! Дай из пистоля стрельнуть!
Третий бежит перед атаманом и птичьим голосам подражает. То крикнет сойкой, то каркнет галкой, то щелкнет точь-в-точь на манер щегла.
Остановился Степан Тимофеевич, посмотрел на мальчишек:
— Умельцы, умельцы! Только прок от умельства вашего, как от тулупа в палящий день. Марш по домам! Отстаньте!
Отстали мальчишки. Сидят, гадают: чем же хуже они Варфоломейки? Пусть бы Варфоломейка до уха ногой достал!
ЕГОР И ЯКОВ
Недолго пробыл в Царицыне Разин. Дальше — на Саратов пошел походом.
Присоединились к разинцам где-то в пути крестьянские парни Егор и Яков. Оба статные, оба крепкие. Богатырское что-то у них в сложении. Гнет подковы Егор, как гвозди. Вырывает с корнем березки Яков. Дунет Яков — шапка с любого летит долой. Притопнет Егор — земля, как живая, дрогнет.
Рвутся парни в бой. Отличиться хотят в сражении. Вместе со всеми идут на Саратов.
Пристали приятели к старому разинцу:
— Как города берут?
— Как? Штурмом их, боем, — ответил разинец.
Мечтают парни о геройских делах.
— Я ворота бревном пробью, — так заявляет Егор.
Не отстает от приятеля Яков:
— Я первым на стены влезу.
Тренируются парни во время похода. Ходит Егор с бревном на плече. Яков в попутных селах на колокольни, как кошка, лазит. Рвутся приятели в бой.
— Скорей бы уж этот Саратов.
— А вот и Саратов.
— Дождались! — сказал Егор.
— Ну, готовься! — поддакнул Яков.
Приготовились парни. Ждут. Вот-вот будет к штурму дана команда.
И вдруг — распахнулись городские ворота сами. Праздничным гулом ударили колокола. Из города навстречу Разину валом пошел народ. Впереди старик с бородой. Важно ступает, держит хлеб-соль в руках. Следом за старцем толпой горожане. Тут же стрельцы, тут же разный приволжский люд: бурлаки, рыбаки, перевозчики. Женщины. Дети. Старухи. И даже попы, и даже монахи.
Обомлели Егор и Яков. Егор отбросил свое бревно. Почесал в затылке рукою Яков.
Сдался Саратов без штурма, без боя.
Огорчились, конечно, Егор и Яков. Мечтали они о геройстве. А тут…
— Ну, видели, как города берут? — спросил приятелей вечером старый разинец.
— Что же это за взятие? Раз без приступа, — с обидой сказал Егор.
— Раз без боя, — добавил Яков.
— Какое? Разинское — вот вам какое, — ответил бывалый воин.
АТАМАНСКОЕ РАСПОЛОЖЕНИЕ
Решили саратовские купцы устроить Разину в город торжественный въезд. Между собой шептались:
— Оценит донской атаман такое к нему внимание. Будет с этого дня к любому из нас его атаманское расположение.
Довольны именитые граждане — хитрецы саратовские. Попробуй придумать удачнее!
Долго подбирали они коня. Гадали, какой же лучше. Аргамак ли, калмыцкий конь, донских ли кровей, арабских? А может, заволжский степной скакун?
— Арабский, — сказал один.
— Заволжский, — сказал второй.
— Купим донского коня, донского! — кричит третий купец. — Разбойник же с Дона. Донской для него приятнее.
Потом обсуждали вопрос о масти. То ли быть вороным коню, то ли гнедым, то ли, как лебедь, белым.
— Вороным, — заявил один.
— Гнедым, — заявил второй.
— Нет, белым, белым! — самый шустрый опять кричит. — На белом сам царь на охоту ездит.
Наконец, решали, чем покрывать коня. Ковром — малиновым, желтым, красным?
После долгих споров сошлись на красном. Самый громкий и тут кричал:
— Красным злодея скорее купишь! Стенька любит кровавый цвет.
Купили купцы коня. Положили на спину ему ковер. Оседлали.
Вышли вместе со всеми купцы за город навстречу Разину. Ведут под уздцы подарок.
Понравился Разину конь. Сел Степан Тимофеевич на скакуна. По холке его потрепал. По шее его погладил. Потянулся рукой к уздечке. Но тут случилась заминка. Заспорили вдруг лабазники, кому коня под уздцы вести. Каждому хочется, чтобы Разин его приметил. Один другого от коня оттеснить пытается. Каждый к уздечке тянется.
— Мое право! — кричит один. — Я первым коня придумал.
— Мое право! — кричит второй. — Я указал породу.
— Я денег больше других платил! — кричит, возмущаясь, третий.
Четвертый твердит про лошадиную масть. Пятый же лезет вообще потому, что другим уступить не хочет.
Не может Разин понять заминки.
— Да что там у вас? Что за крикливый народ? Какого рода, какого племени?!
Притихли тут спорщики, а потом вперебой:
— Купцы мы саратовские.
И тут же:
— По хлебной я части!
— По рыбной!
— Мясной!
— По суконному делу — Семен Скотинин. Попомни, отец атаман.
А тот, голосистый, кричит всех громче:
— Солью, отец, торгую, солью! Это я про коня придумал. Я и денег больше других платил…
— Ах, вот тут какой народ! — рассмеялся Степан Тимофеевич. — А ну, расступись!
Дернул Разин коня за уздечку. Каблуками в живот пришпорил. Взвился с места красавец конь. И сразу в карьер, галопом.
Побежали за ним купцы.
— Тише, тише. Ах ты разбойник, тише!
Но тут же они отстали.
Влетел Разин в город. Осадил скакуна.
— Здравствуй, народ саратовский!
— Здравствуй, отец атаман! — многоголосо ответил Саратов.
РАФ ГАЛУШКА
Раф Галушка был саратовским бондарем. И фамилия у него забавная. И имя не очень частое. А главное, был у Галушки удивительный чих. Чихнет — глухой за версту услышит.
Бежал Галушка к восставшим еще тогда, когда Разин только начал поход на Астрахань. Догнал он восставших у Черного Яра. В черноярском бою отличился. Затем вместе со всеми лазил на астраханские стены. Отличился и здесь. Был примечен за смелость Разиным. Оценили Галушку разинцы. Избрали его десятником, то есть старшим над десятью. Дал слово Галушка биться насмерть с боярами, нигде не отстать в походе, не бросить новых своих товарищей.
Из Астрахани Галушка вместе со всеми пришел в Царицын и вот теперь явился в родной Саратов.
Беря города, Разин устанавливал в них порядки по казацкому образцу. Горожане делились на сотни. Каждая сотня избирала себе атамана. Таких атаманов — старших над сотнями — называли сотниками.
В Саратове тоже стали избирать своих атаманов. Собрались на выборы и жители той части города, в которой родился Галушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9