Оно было заштопано на локте, но не такое невзрачное, как остальные. Едва я застегнула пуговицы, как вернулась Аманда.
– Пошли, я покажу тебе дом, – весело сказала она. – Папа говорит, что он слишком велик для нас, и мы просто не можем себе позволить содержать его, потому что бедны как церковная мышь. Сколько себя помню, столько слышу одно и то же. Папа никогда не откажется от «Высоких зарослей», пока эти ужасные люди здесь живут.
Мистер Грешем беден? Изумившись на мгновение, я поняла, что это, очевидно, какая-то английская шутка, и спросила:
– Какие ужасные люди?
– Иди сюда, смотри! – Мы подошли к окну, и она показала рукой через долину. – Вон там. Там они живут.
Я посмотрела, куда она показывала, в дальний угол долины, и у меня закружилась голова. Увиденное мерцало и расплывалось перед глазами. Может быть, я сплю и вижу сон? Я осторожно выдохнула и снова посмотрела: ничего не изменилось. Там, на другом краю долины, стоял дом, который я знала. Единственный дом в Англии, который я знала. Сейчас в моем комоде лежал рисунок этого самого дома, хороший рисунок, сделанный на куске старого грубого холста. Дом был двухэтажный с высокими печными трубами и длинной крутой крышей. Высокие боковые фронтоны поднимались над парапетом. Все, как на рисунке: прямоугольные окна, перед боковыми фронтонами – каменные шары на невысоких колоннах, разделяющих парапет. Когда много лет назад я показала рисунок мисс Протеро, она сказала, что фасад дома – георгианский, но вся архитектура – другая; возможно, дом значительно старше и был перестроен в семнадцатом веке. Я сосчитала окна и трубы на крыше: по одной с краю и три – с дальней стороны. Я увидела единственное полукруглое окно в центральном, самом низком фронтоне. Я всегда думала, что это окно мансарды. Все, как на моем рисунке.
Я очнулась. Аманда держала меня за руку и говорила:
– Тебе плохо, Люси? Тебе плохо? У тебя такой странный вид, ни с того ни с сего.
Я покачала головой, не в состоянии отвести глаз от дома в долине.
– Я – в порядке.
У меня вдруг закружилась голова.
– Может, корсет сильно затянут?
– Нет… я не ношу корсет, я в нем задыхаюсь. Только, пожалуйста, не говори своей маме. Английские дамы считают, что нехорошо ходить без корсета. Миссис Колби так считала.
– Не скажу. Ты так выглядишь, как будто на тебе корсет. Думаю, мама не догадается.
Все еще глядя в окно, я спросила:
– А как называется тот дом?
– Луноловы, – хихикнула Аманда. – Там живут Фолконы. Мама говорит, что это название им очень подходит. Знаешь, кто такой лунолов?
– Нет. – Я не ошиблась. Это тот дом, который я так давно знаю. – Есть какое-то особенное значение?
– Да, папа мне объяснил. Это слово, которое употребляют в Уилтшире. Лунолов – это человек, у которого с головой не все в порядке. Однажды ночью такой человек увидел в пруду отражение луны и решил, что это большая головка сыра. Он взял грабли и стал вылавливать ее из пруда. Поэтому его прозвали луноловом.
– А-а, – безучастно сказала я. – А почему это слово подходит Фолконам?
– Они странные. Эдмунд говорит, что они – богема. Я не знаю, что это такое.
– Мистер Фолкон – молодой?
– Конечно нет, глупая. Как он может быть молодым? Ему примерно столько же, сколько папе. Его жена моложе мамы. Очень красивая. Есть еще Роберт, но он уехал куда-то за границу, и две дочери, но они замужем и здесь не живут. И есть младший сын, еще в школу ходит.
Я отошла от окна. Невероятно, но всего в миле от меня стояли «Луноловы», дом, который неизвестно когда был нарисован на клочке холста неизвестным художником. Никто не знал, сколько пролежал этот холст в пыльном подвале миссии в Цин Кайфенг. Из этого дома в Китай уехал старший сын – Роберт Фолкон. Он что-то искал, взяв с собой бесполезную карту и повторяя бессмысленную загадку. Стоит ли сказать Аманде, что я видела его в Китае? Нужно подумать.
– Ты сказала, что они – ужасные люди.
Она снова хихикнула:
– Мы их так называем. Мы ненавидим их, они ненавидят нас. Уже целую вечность. Папа говорит, что это вражда.
– Наверное, есть причина?
– Да, конечно. Все началось, когда отец мистера Фолкона и папин отец, то есть мой дедушка, были молодыми и вместе служили в армии, давно, в местечке под названием Ферозепуг, в Индии. Они очень дружили, а потом поссорились из-за чего-то и дрались на дуэли на пистолетах и убили друг друга. Папа и мистер Фолкон в то время были еще совсем маленькие, но их матери, как и обе семьи, стали врагами. Вражда длится и по сей день.
– То есть матери передали свою вражду детям?
– Да. Я помню бабушку Грешем. Я ее боялась. У нее был жуткий взгляд, как у ведьмы, которая собирается наложить проклятье на кого-то. Она и мать мистера Фолкона, это жена того, погибшего мистера Фолкона, ненавидели друг друга до самой смерти. Когда старая миссис Фолкон умерла, моя бабушка была уже очень слабой и месяцами не выходила из своей комнаты, но настояла, чтобы ее отвезли на похороны. Она хотела видеть все своими глазами. В деревне говорят, это и убило ее, потому что она простудилась и через три недели сама умерла.
Аманда остановилась, чтобы перевести дух и, пожав плечами, сказала:
– Сейчас вражда не такая сильная. Это стало привычкой. Мы просто не любим друг друга и не разговариваем.
Голова болела от вопросов. Что ищет Роберт Фолкон в Китае? Что искал Николас Сэбин? Наверное, одно и то же, потому что оба загадывали мне одну загадку. Это что-то очень ценное, потому что Китай – опасное место для чужаков. Николас Сэбин смог в этом убедиться. Он лишился жизни, и Роберт Фолкон был близок к этому. Мне вдруг пришло в голову: а не искали ли они рисунок, который лежит сейчас в моем комоде. Абсурд. Это всего лишь рисунок, в нем не может быть никакой особенной ценности. Аманда была уже у двери.
– Пойдем, – сказала она, – я покажу тебе дом.
Я кивнула, стараясь выбросить из головы все вопросы и предположения. Я сейчас в Англии. Мистер Грешем заплатил за меня большие деньги, и теперь я живу в его доме. Мне есть о чем подумать и без того, чтобы морочить себе голову тайной, которую я не могу разгадать. У меня начинается новая жизнь. Я горячо надеялась, что смогу соответствовать ее требованиям.
Меня немного вдохновляло то, что процедура знакомства с новой семьей была позади. Я решила, что если буду внимательной и осторожной, то больше не попаду впросак. Я не могла и предположить, что еще до конца вечера совершу ужасную ошибку.
ГЛАВА ПЯТАЯ
В «Высоких зарослях» было три этажа. На последнем жили слуги. Черная лестница вела в большую кухню. В полуподвале была столовая для прислуги. Слуг было больше, чем людей, которых они обслуживали. У мистера Грешема работали две горничные, камеристка, еще одна горничная прислуживала за столом. Были также повар, дворецкий и молодой лакей.
– Содержать дом ужасно дорого, – сказала Аманда. – Папа говорит, что ему приходится тратить двести фунтов в год на жалованье прислуге. Сюда входит и жалованье кучеру, но нам повезло, что он еще работает садовником, ему помогает мальчик из деревни. Мама говорит, что мы бы просто не справились, если бы прислуги было меньше.
Я заметила, что горничные носили туфли или ботинки с мягким верхом. Аманда объяснила, что вся прислуга должна носить такую обувь. Туфли не должны скрипеть при ходьбе. После прогулки по саду мы поднялись на террасу и вошли в столовую через французское окно. Дворецкий наблюдал, как горничная и лакей сервируют длинный стол.
Когда я впервые увидела дворецкого, я решила, что он старый человек. Теперь я поняла, что ошиблась. У него были седые волосы, короткие и густые, а лицо – молодое, гораздо моложе, чем я думала. Он двигался спокойно и легко, как молодой человек. Вполне возможно, что мистер Грешем старше. На нем был фрак. Он держался с вежливым достоинством. Лакей тоже был во фраке. Позже я узнала, что в некоторых домах лакеи носят ливреи.
Аманда спросила дворецкого:
– Миссис Троубридж приготовила что-нибудь специальное к ужину, Марш?
Я была потрясена тем, как она грубо с ним разговаривает, называя его по фамилии. Но дворецкий, как ни в чем не бывало, ответил, сдержанно улыбаясь:
– Я думаю, что будет ее фирменный фасолевый суп, затем тушеное «сладкое мясо» и запеченное седло барашка, мисс Аманда. – Он повернулся в мою сторону: – У мисс Люси есть все, что нужно?
Я не знала, как разговаривать с таким мужчиной. Он был старше меня, в нем было столько достоинства. Аманда просто сказала:
– Да, все нормально. Пойдем, Люси. Я покажу тебе наш альбом с фотографиями. В прошлом году мы ездили отдыхать во Фринтон. Мы там фотографировались: я стою по пояс в воде.
Когда мы оказались в гостиной я, смущаясь, спросила:
– Аманда, а для чего все эти ножи и вилки на столе?
Она удивленно посмотрела на меня.
– Для разных блюд. Господи! Вы пользовались палочками в Китае?
– Нет, в основном ложками.
– Как же вы ели мясо? Наверное, делали фарш? Просто начинай с тех приборов, что с краю. Если сомневаешься, смотри, как я делаю.
Мы полчаса рассматривали альбом с фотографиями, затем появились мистер Грешем и Эдмунд, следом за ними пришли миссис Грешем и Эмили. Все были красиво одеты. Эдмунд уселся в кресло, откинулся на спинку и, сложив пальцы вместе, сказал:
– Вы прекрасно выглядите, Люси. Какое хорошенькое платье!
Аманда вздохнула:
– Мужчины такие глупые. Ты что, не видишь, что оно ей не идет? Оно было сшито на кого-то другого и переделано для нее. – Она обратилась к отцу: – У нее должна быть приличная одежда, папа. Люси не в чем выйти.
– Мы посмотрим, что можно сделать, – с готовностью отозвался мистер Грешем. – Бекки, дорогая, я думаю, это по твоей части.
– Конечно, – откликнулась его жена без особого энтузиазма, – мы обязаны делать то, что должны. Но миссис Коллинз просит теперь столько за шитье, просто уму не постижимо! – И следующие несколько минут миссис Грешем и Эмили обсуждали портних и платья, которые те шили, а мистер Грешем и Эдмунд не проронили ни слова. У меня была возможность во время путешествия немного привыкнуть к английскому образу жизни, но поведение женщин по-прежнему изумляло. Они начинали разговор, не дожидаясь, когда с ними заговорят. Они демонстрировали свое недовольство. Они не соглашались с мужчинами и даже сердились на них.
В Китае женщины не сидели за одним столом с мужчинами, а лишь прислуживали им. Для женщины спорить с мужчиной было делом неслыханным. Женщинам не разрешалось так много говорить, как это делали англичанки. По китайским законам муж имел право развестись с женой, если та слишком болтлива.
Эмили принесла с собой маленького белого котенка и теперь играла с ним на большой кушетке. Когда в разговоре наступила пауза, миссис Грешем посмотрела на меня с улыбкой, которая, видимо, далась ей нелегко, и спросила:
– В Японии есть кошки, Люси?
Неожиданный вопрос застал меня врасплох, и я ответила в замешательстве:
– Думаю, да, миссис Грешем. У нас в Китае есть.
– Я это и имела в виду, дорогая. Думаю, тебе не следует с такой готовностью поправлять старших, но больше не будем об этом. Итак, у вас в Китае есть кошки. Ты любишь кошек?
– Лучше кошка, чем ничего, миссис Грешем, но кроличье мясо вкуснее.
Ее глаза вдруг остекленели. Я оглянулась: все смотрели на меня с изумлением. Эмили прижимала котенка к груди, словно защищая от меня. Я бросилась объяснять:
– О, простите, я не поняла, что мы говорим о кошках, как о домашних животных, миссис Грешем. В Китае только богатые люди держат кошек как домашних животных. Но там много бродячих кошек и, когда голод…
– Благодарю! – перебила меня миссис Грешем ледяным тоном. – Довольно, Люси.
Я сидела, глядя на свои руки, чувствуя, как горят щеки, и не понимая, что я такого сказала, почему все в шоке. Мисс Протеро сама меня учила, как отличить освежеванного кролика от кошки, потому что они в таком виде похожи, и иногда торговцы мясом пытаются выдать кошку за кролика. Я всегда проверяла почки. У кролика они расположены низко и на одном уровне, а у кошки – выше и смещены по отношению друг к другу. Если мисс Протеро об этом знала, значит, люди в Англии тоже иногда ели кошек, когда голодали. А может, и нет. Я вдруг подумала, что за сорок лет, прожитых в Китае, мисс Протеро привыкла к таким вещам, которые казались бы ей невероятными, живи она в Англии.
Я знала, что допустила еще одну оплошность, и вздохнула с облегчением, когда мистер Грешем прервал нависшую тишину, затеяв довольно чопорный разговор с женой. Я вздохнула с еще большим облегчением, когда вошел мистер Марш и объявил, что ужин подан. Хотя солнце еще не село, на стенах столовой горели ослепительные газовые лампы с лебедиными шеями. Мы сели за длинный дубовый стол. Серебряные приборы сияли на белоснежной скатерти. Мистер Грешем прочел молитву, и молодой лакей и горничная под бдительным оком мистера Марша начали подавать ужин.
И снова Аманда нарушила напряженную атмосферу:
– Мама, почему мы должны ужинать так? Было гораздо удобнее, когда блюда стояли на столе и мы сами себе накладывали. Нужно ждать целую вечность, пока Альберт и Мэгги возятся с подносами.
– Так модно, дорогая, – твердо сказала ее мать. – Я прочла об этом в дамском журнале. Это service a la russe, в наши дни так подают во всех лучших домах.
Даже если бы я не нервничала, я бы все равно не смогла съесть все, что подавали, но еда была замечательная, даже лучше, чем на корабле. Постепенно успокаиваясь, я начала получать удовольствие от изумительного ужина.
Я не принимала участия в разговоре. Мистер Грешем говорил мало. У него был отсутствующий взгляд, как будто он думал о чем-то не очень приятном. Когда Альберт и Мэгги наконец ушли, подав восхитительный десерт из персиков, сиропа и сливок, мистер Грешем сказал, что будет пить кофе здесь, а не в гостиной. Мистер Марш сам принес кофе на серебряном подносе с маленькими чашечками и блюдцами, и сам поставил кофе на маленькую плитку-спиртовку, чтобы тот не остыл.
Когда мы все закончили, мистер Грешем очнулся. Откинувшись на спинку стула, он вытер губы салфеткой и улыбнулся мне своей быстрой стеклянной улыбкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43