Мне оставалось надеть только чистенькую, хотя и довольно поношенную соломенную шляпку с лентой – настоящее сокровище, которым перед отъездом наградила меня мисс Кэллендер, и спуститься вниз.Мисс Гэммидж сидела в деревянном кресле-качалке, уставившись на горевший в плите огонь. Когда я вошла, она, не поднимая глаз, проговорила:– Вон там на столе – это для тебя. Сэндвичи с беконом в пакете и шестипенсовик. Это все, что я могу.– Большое спасибо, миссис Гэммидж. Извините, пожалуйста, за… ну, вообще.Она пожала плечами, продолжая глядеть на огонь, и ничего не ответила. Через минуту я, с парусиновой сумкой в руке, уже затворила за собой дверь.Я прошла три мили до Тенбрук Грин и там, на станции, стала дожидаться Берта Тэйлора. Он работал на большой молочной ферме и по утрам развозил молоко, масло и тому подобное. Берт, отец восьмерых детей, относился ко мне по-дружески. Я раза три-четыре разговаривала с ним, когда он заезжал в Крэбтри-коттедж, чтобы купить яйца. Конечно, я знала его плохо, но других знакомых у меня вообще не было.Когда прибыла его тяжелая телега, запряженная двумя здоровенными лошадьми, я рассказала ему о случившемся и спросила, не знает ли он, где я могу найти работу. Он не выказал ни малейшего удивления по поводу того, что миссис Гэммидж от меня избавилась, но задумчиво потер подбородок, когда речь зашла о новом месте.– Ну-ка, Джейн, дай подумать. Самое лучшее для тебя, наверное, отправиться в Борнемут. Там живет немало господ в больших домах, а еще там много гостиниц. Если повезет, сможешь где-нибудь устроиться горничной.– А где Борнемут, мистер Тэйлор?– Вон в ту сторону, – он показал на одну из дорог, которая отходила от скверика около станции. – Дойдешь вдоль реки до Ромсея, затем будешь держаться к западу от Саусхэмптона, по дороге, которая идет через Нью-Форест. Но это добрых тридцать миль. Если у тебя есть деньги, лучше езжай на поезде.– У меня есть шесть пенсов, но не хочется тратить их на поезд. Погода сегодня хорошая, мистер Тэйлор, и я ничего не имею против того, чтобы переночевать под деревом.– Ну, смотри. Удачи тебе.Утром я прошла не спеша около семи миль, стараясь идти по мере возможности по покрытому дерном участку между рекой и дорогой, чтобы поменьше изнашивать ботинки. Их мысы, как Обычно, были отрезаны, но Доуч починил подошвы и каблуки как раз перед тем, как я покинула приют, так что это были вполне хорошие ботинки. И тем не менее, поскольку я не знала, как долго мне придется еще их носить, то старалась обращаться с ними бережно.В полдень я съела один из сэндвичей, сделанных для меня миссис Гэммидж. Двумя часами позже, пройдя перекресток двух дорог, одна из которых, судя по указателю, вела в Саусхэмптон, я уже шла по тропе через красивый и тихий лес. Время от времени я поглядывала на солнце, чтобы быть уверенной, что иду точно на юг. Скоро мне начали попадаться живущие в лесу дикие пони.Я не меньше часа просидела под деревом, пока пара пони, пощипывая траву, не приблизилась ко мне настольно, что я могла начать с ними разговаривать. Первые фразы я произнесла неторопливо, как бы между прочим, чтобы пони поняли, что никто не собирается причинить им никакого вреда. Через некоторое время они подошли поближе и позволили мне потереть их носы и весело поболтать с ними, но как только я завела речь о том, чтобы они разрешили мне покататься на них верхом, пони занервничали. Они явно даже не понимали, о чем я толкую, поэтому не стоило настаивать. Я ограничилась тем, что на прощание передала им приветы от моих старых друзей Пулки и Иова.Я вполне хорошо переночевала под старым тисом, ветви которого опускались почти до самой земли, образуя нечто вроде шалаша, который спас меня от утренней росы. Я постепенно начала испытывать одиночество. Беда была не в том, что в тот момент рядом со мной никого не было, а в том, что не существовало человека, который готов был бы позаботиться обо мне, как не было и никого, кто нуждался бы в моей заботе. Я с удовольствием оказалась бы снова в приюте, чтобы приглядывать за его маленькими обитательницами.Наутро я проснулась вместе с птицами и почувствовала себя ужасно голодной. Отправившись к ручью, который заметила накануне вечером, я, как могла, умылась и причесала волосы, которые продолжала стричь так же коротко, как в Смон Тьанге, а затем с удовольствием, но очень медленно съела второй сэндвич. Последний сэндвич и шесть пенсов я решила беречь как можно дольше, потому что не имела ни малейшего представления, сколько времени пройдет прежде, чем мне удастся заработать себе на жизнь.Все утро я шла быстрым шагом и к полудню прошла, пожалуй, миль десять – двенадцать. Несомненно, я находилась недалеко от побережья, потому что воздух стал пахнуть совсем по-другому. В нем появился привкус моря. Я не только проголодалась, но и устала, и почему-то была собой недовольна, хотя и не могла понять причину.Отдохнув около часа, пока солнце стояло прямо над головой, я опять пустилась в путь. В Борнмуте я надеялась найти для начала хотя бы какую-нибудь временную работу на день-два, чтобы одновременно заняться поисками постоянного места. Если у меня ничего не выйдет, то придется провести еще одну ночь под открытым небом, съесть последний сэндвич и истратить пенс на еду. Наутро в таком случае надо постараться найти людей из Армии спасения, потому что девочки в приюте рассказывали, что они принимают всех.У меня было ощущение, что если взять немного западнее, то я выйду на главную дорогу и таким образом, сократив расстояние, сохраню больше времени. В город мне хотелось добраться до трех часов, чтобы иметь часов шесть в запасе для поиска работы, пока светло.Я была настолько поглощена своими мыслями, что вздрогнула, услышав, как кто-то совсем рядом со мной сказал:– Постойте!Голос был негромкий, слегка дрожащий. Я в этот момент проходила по узкой просеке и, остановившись, увидела, что слева от меня посреди густой травы стоит человек. На нем была высокая черная шляпа, клетчатые брюки, сюртук и очки в золотой оправе. В руке он держал что-то вроде большого блокнота. Стоял он в очень неудобной позе – одна нога вынесена вперед, и на ней – вся тяжесть тела. Вряд ли в таком положении можно простоять долго.Пока я его разглядывала, человек поднял шляпу в знак приветствия. Волосы у него были седые и довольно редкие. И тут я испуганно заметила, что он очень бледен. Такой цвет лица я последний раз видела у Сембура, когда помогала ему спускаться вниз по перевалу во время нашего последнего каравана.Запыхавшимся голосом человек сказал:– Пожалуйста, простите, юная леди, что я обратился к вам столь бесцеремонно, но я буду очень признателен, если вы сможете мне помочь.Он говорил очень вежливо и культурно. Так говорили господа на корабле, доставившем меня в Англию. Сначала я решила, что, разговаривая столь вежливо, он просто смеется надо мной, ведь в своей рабочей одежде, ботинках без мысов, ветхой соломенной шляпе и с парусиновой сумкой через плечо я должна была выглядеть весьма жалким созданием. Однако по его лицу струился пот, и потом, когда человек так бледен, он вряд ли в настроении над кем-либо смеяться.Снимая с плеча сумку, я направилась к нему.– Вам плохо, сэр? Вы должны лечь и немного отдохнуть.– Стойте, пожалуйста, стойте! – взволнованно прокряхтел он. – Не приближайтесь, мисс… э-э-э…Я остановилась, совершенно сбитая с толку, а он облегченно вздохнул.– Дело в том, что, – продолжил он слабым голосом, – что я стою на змее из рода "белиас берус, випера коммунис", или "гадюка обыкновенная".У меня похолодело в животе. Положив на землю сумку, я спросила:– Вы хотите сказать, что она ядовитая?– К сожалению, да. Если… если вы осторожно подойдете поближе, то увидите, что существо зажато под подошвой моей… дайте взглянуть, да, моей правой ноги. Сначала мне, к счастью, удалось наступить на змею почти у самой головы. Однако мы находимся в этом положении уже какое-то время, и боюсь, что она или, возможно, он сумел постепенно несколько освободиться…Быстро приблизившись, я опустилась на четвереньки. Змея была около тридцати дюймов в длину, толстая, с плоской стрелообразной головой. Она сворачивалась и резко распрямлялась, высунув свой раздвоенный язык, под ногой мужчины. Совершенно ясно, что если мужчина слегка ослабит нажим, змея сумеет проскользнуть вперед достаточно, чтобы вцепиться ему в ногу. Она уже и так потихоньку освобождалась.Я бы предпочла скорее встретиться с волком, чем со змеей, потому что знала: между мной и этим существом не может быть никакого контакта. Мой дар уговаривать животных не распространялся на змей, мозг которых был маленьким и холодным. Я могла бы прижать голову змеи рогатиной, освободив таким образом мужчину, но даже если бы у меня был острый нож, которым ее можно было бы убить, потребовалось бы несколько минут, чтобы найти для этого достаточно крепкую палку и надрезать ее.– Я… я думаю, вам лучше уйти, юная леди… У меня кружится голова, и боюсь, что я сейчас упаду, – прошептал он слабым голосом.Я уставилась на него. Наверное, лицо у меня стало не менее бледным, чем у него, потому что я поняла, что нужно сделать, но мне было страшно.– Не смейте падать! – грозно закричала я. – Не смейте!Я приблизилась к нему справа и опустилась на корточки около отставленной назад ноги, где находилась большая часть туловища придавленной ботинком змеи. Собрав всю волю, я обеими руками схватила сухое чешуйчатое туловище и, потянув на себя, медленно распрямила. Голова по другую сторону ботинка бешено заметалась, язык дергался из стороны в сторону.– Нет, пожалуйста, не надо, дитя мое, вы…– Бога ради, заткнитесь! – резко оборвала его я. Глаза заливал пот. Чтобы сгладить свою грубость, я добавила «сэр». – Послушайте, – продолжила я, – нам надо действовать очень быстро. Когда я скажу "Иди!", вы поднимете эту ногу и сделаете большой шаг вперед, ясно?– Но… она может повернуться к вам и…– Не спорьте! Вы хуже, чем ребенок, правда! Я считаю до трех. Готовы? Раз, два, три… иди!Мужчина сделал неуклюжий выпад вперед, и я краешком глаза заметила, что он плашмя рухнул в густую траву, шляпа упала с его головы и покатилась. Но мне было не до него. Все внимание мое было сосредоточено на его правом ботинке. В то мгновение, когда он начал подниматься, я резко, как пружина, распрямилась, качнувшись вправо, и изо всех сил отшвырнула змею в сторону. При освобождении она свернулась в кольцо, собираясь вцепиться мне в руку, но не успела. Пролетев в воздухе шагов двадцать, она шлепнулась в кусты.Я упала на колени. Все мои мышцы дрожали, и я снова и снова вытирала ладони о юбку. Подняв глаза, я увидела, что мужчина приближается ко мне, его свинцово-бледное лицо выражало крайнее беспокойство:– Дитя мое, вы не пострадали?– Все в порядке, она до меня не добралась. Мужчина издал глубокий вздох и опустился рядом со мной, низко опустив голову. Я поднялась, подобрала его шляпу и большой блокнот, в котором на открывшейся странице заметила рисунок бабочки.– Простите, что накричала на вас, сэр. Просто я очень испугалась. Пожалуй, нам лучше выйти из этой высокой травы. Здесь могут быть еще змеи.– Они ведь сами не нападают, – он поднял голову и грустно улыбнулся, – если только человек не настолько глуп, чтобы самому наступать на этих существ.Он медленно встал на ноги и принялся разглядывать меня с таким видом, словно перед ним была какая-нибудь диковинка. Ему на вид было около шестидесяти. Высокий, довольно крепко сложенный мужчина, с большим ртом и очень маленьким курносым, очень смешным носом. Глаза были карие, теплые и добрые.Через минуту он, казалось, окончательно пришел в себя и сказал:– О, прошу меня простить. Я – Грэхэм Лэмберт из "Приюта кречета" в Ларкфельде.Я, как нас учили в приюте, сделала реверанс. Назваться я решила своим настоящим именем, к которому привыкла с детства, а фамилию использовать ту же, под которой меня записали в больнице. Наверное, так на самом деле звали Сембура.– Я – Джейни Берр, – и, не выдержав, хихикнула, – из ниоткуда.Мистер Лэмберт слегка поклонился.– Ваш покорный слуга, мисс Берр. Я… глубоко признателен и полон восхищения, – он качнулся, и я схватила его за плечо, чтобы поддержать. – Простите, моя дорогая. Мое сердце… склонно бунтовать, когда его заставляют выдерживать больше, чем оно может вынести.– Далеко ли ваш дом, сэр?– Около двух миль… по эту сторону Ларкфельда. Здесь, неподалеку, у меня двуколка, – он показал куда-то в неопределенном направлении. Я заставила его опереться о мое плечо, и мы медленно двинулись. Дорога оказалась даже ближе, чем я думала. До нее можно было добросить камнем. Там на обочине паслась красивая, хоть и невысокая кобыла, запряженная в двуколку. Стоявший рядом указатель говорил, что дорога ведет к Ларкфельду.Мистер Лэмберт молчал, его глаза блуждали. Я понимала, что он не сможет сам добраться до дому. Потратив массу усилий, я усадила его в двуколку и положила рядом с ним свою парусиновую сумку. Немного поколебавшись, я спросила:– Возможно, вам станет легче, сэр, если вы немного поедите? Могу предложить вам сэндвич.Порывшись в сумке, я достала пакет, развернула марлю и показала ему последний из сэндвичей миссис Гэммидж. К этому времени он уже заметно зачерствел. Мистер Лэмберт прошептал:– Спасибо… нет, моя дорогая, спасибо. Вы так добры… – С немалым облегчением я убрала сэндвич. Все тем же хриплым шепотом он спросил: – Вы умеете управлять двуколкой?– Не думаю, что у меня будут какие-нибудь проблемы, если сначала я поговорю с вашей кобылой, мистер Лэмберт. Как ее зовут?– О… а… Салли.Почесав кобылу за ухом, я обратилась к ней сначала по-английски, а потом на языке Смон Тьанга, который лучше годился для разговоров с животными, будучи более вежливым и уважительным. Сначала она держалась отчужденно, но потом потеплела ко мне и готова была подружиться. Я попросила ее отвезти нас домой, потерлась щекой о морду, а затем взобралась к мистеру Лэмберту и взяла вожжи. До этого мне не случалось править коляской, но как только я перестала по-дурацки тыкаться коленями в пустоту, пытаясь руководить Салли, и сосредоточила все внимание на том, чтобы она чувствовала меня только через вожжи, дело сразу пошло на лад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49