- спросил он удивленно, принимая из рук Сергея самовар и тут же ставя его на весы. - Что-то маловато принес, дружок. Ай силенок не хватило? Так ты скажи, мы лошадь тебе выделим.
"И чего зря языком мелет", - подумал зло Сергей, не сводя глаз с весов.
Жора лениво снял самовар, отставил к столу, пытливо посмотрел на Сережку:
- Краденый небось?
- Нет, - сказал Сергей как можно уверенней, - это наш самовар.
- Ну, ладно, держи, - согласился Жора, вытаскивая из заднего кармана деньги.
Сергей растерянно посмотрел на деньги. Неужели самовар стоит всего три рубля?
- Мало? - угадал Жора-тряпичник. - Но пойми, милый, у нас же не антикварный магазин. - Жора-тряпичник рассмеялся, показывая гнилые зубы. У нас ведь утильсырье. Для нас вещь никакой цены не имеет. Абсолютно никакой. Для нас она просто-напросто лом. Цветной ли он, черный, какой угодно. Лом - и все. Ему одна дорога - в печь. На переплавку. Понял?
Но Сергей сейчас думал о другом. Если забрать назад самовар, найдет ли он еще денег на поездку в город? Те деньги, которые он получил от Жоры-тряпичника, - ни то ни се. На билет их не хватит.
- Ну, на еще, на, - сказал Жора, доставая из заднего кармана новую трешку, - пользуйся моей добротой. - Он хитровато подмигнул. - Мать, должно быть, не знает, что ты самовару ножки приделал. А? Ха-ха! Герой, герой. - Жора снова оскалил крупные желтые зубы.
Сергей подошел к двери.
- Герой, - окликнул его на пороге Жора, - если уж тебя "спасибо" не научили говорить, то хоть скажи "до свидания, дядя".
Сергей молча хлопнул дверью.
У него теперь были деньги, вопрос с поездкой решался сам собой, но все же ему не по себе. Он вдруг подумал о том, что украл самовар у матери. Украл! Мать, конечно, на него не подумает. Скорее, на рабочих из райкомхоза, которые осенью перестилали у них полы, насыпали потолок. Мать, по крайней мере, до весны или до лета не хватится самовара, может, вообще про него забудет. Но все равно ему нехорошо становилось при мысли, что мать с отцом из этого самовара чай пили, дорожили этим самоваром, как подарком, а он его вот так запросто взял и отнес Жоре-тряпичнику. Быть может, вернуться и забрать самовар назад, сказать обо всем честно Жоре? Но кто же тогда даст ему денег на дорогу? Кто?
А ему нужно обязательно поехать в город, рассказать сыну летчика, что он видел, как падал самолет. Что отец его погиб как герой, отдать часы.
XIV
Поселок, в котором жил Сергей, расположен очень удобно. В город от них можно добраться на поезде. Через их станцию проходит два поезда. Рабочий, или, как его называли, "вагончик". Поезд этот был холодным, кургузым, потрепанным. Все было шиворот-навыворот в этом поезде. Даже паровоз ходил почему-то задом наперед. Другой же поезд, дальнего следования, Рига - Орел, был красавец. Вагоны цельнометаллические, длинные. На окнах - белые занавески. На столиках - розовые абажуры. В город также можно уехать автобусом. Им-то намного быстрее и удобнее. Если от железнодорожного вокзала нужно добираться в центр города на трамвае, то автобусная остановка располагалась прямо на центральной улице. Магазины все рядом, до базара рукой подать, а большинство только и ездит в город из-за магазинов и базара, где все, что угодно, можно купить.
Автобусы между поселком и городом стали ходить недавно. Года три назад впервые в их поселок вкатил красный тупоносый "ЗИС" с большими широкими колесами, возле которых Сергей со своими приятелями мерился ростом. Иным эти колеса доходили до подбородка, а Сергею, например, до глаз. Сейчас даже трудно представить, как поселок обходился без автобуса. Весной, когда шоссе, проложенное по бывшим болотам и топям, начинает "дышать" и автобусное движение прикрывается на две, а то и три недели, в поселке будто чего-то не хватает.
Сергею повезло. Он успел к самому отправлению. Едва вскочил, как шофер закрыл дверцы и начал выворачивать огромный руль, выводя автобус на дорогу.
Автобус катил по поселку, и, конечно, все Сергею было знакомо. Чайная, клуб, ларек, прикрытый коричневыми ставнями, пустынный и никчемный зимой, начинающий свою жизнь с весны, когда вокруг ларька устанавливаются постоянные прокисшие пивные запахи.
Напротив школы автобус притормозил, и Сергей, почуяв неладное, сжался, надвинув шапку на глаза. Вдруг сядет кто-нибудь из учителей. Или, может быть, сам директор. Он часто ездит по всяким делам в город. Но никто не садился, автобус сбавлял ход, чтобы объехать вставшую посреди дороги лошадь. Ей трудно было стронуть с голого асфальта сани, нагруженные тяжелыми утробистыми мешками. Возница неистово порол лошадь кнутом, а она, приседая на зад, напрягаясь, бешено храпя, разъезжаясь копытами по асфальту, все никак не могла осилить поклажу. В автобусе зашумели, стали ругать бездушного возницу, которого сам черт занес на шоссе, в то время как рядом лежала хорошо наезженная санная дорога. Кто-то предположил, что возница пьяный, - на том и порешили, и в автобусе снова стало тихо, будто весь автобус прислушивался к гулу мотора, вышедшего на простор зимней дороги.
Автобус выбрался за поселок, вдоль дороги побежали поля, местами прошитые жиденькими рядами лесопосадок. Они только набирали силу. В полях было ветрено. Солнечно. Снег уже имел тот особый блеск, который говорит о скором приближении весны, тепла, о близком прилете грачей. Сергей любил весну, ее талые запахи, холодные лужи, в которых обалдело купаются, крича от восторга, воробьи, любил солнечные блики на стенах домов, быстрые ручьи, стремительно уносящие мусор зимы. Было за что любить весну. Ее прихода он ждал всегда с нетерпением.
Как-то ему приснился сон, будто весна прошла без него, будто он проспал ее из-за тяжелой болезни и очнулся, когда деревья шумели полной листвой и вокруг стояла летняя сушь. "А весна? Была ли весна?" - пытал он своих знакомых. Те удивленно осматривали его, удивляясь его странному вопросу, отвечали, что, конечно, весна была. И, слыша эти спокойные ответы, он, напрягая ум, все думал и думал о том, как же так случилось, что весна прошла без него. Ему стало во сне так отчаянно горько, что он проснулся в слезах, облегченно вздыхая, радуясь, что это всего лишь сон...
Автобус шел быстро, легко. Шофер царственно восседал на высоком сиденье, слегка покачивая из стороны в сторону руль. Шофер был молод. Судя по серому бушлату, который висел у него на крючке сбоку, недавно демобилизовался из армии.
До города было теперь недалеко - об этом говорили цифры на километровых столбах. Сергей стал думать о том, куда отправиться первым делом по прибытии. Ведь он не знает, где живет сын летчика, как его искать.
Тем временем автобус вполз на гору, и Сергей увидел город, лежащий продолговато впереди, весь в белых и черных дымках. Ему вдруг захотелось жить в этом городе, ходить с ребятами в городскую школу, бегать после уроков в кино, кукольный театр, цирк, есть мороженое, ходить на городской каток, кататься под веселую праздничную музыку, дружить с хорошей городской девочкой. Сергей всегда завидовал городским ребятам, их всезнайству.
Он верил в то, что когда-нибудь сам будет жить в большом городе, ходить по его шумным красивым улицам, будет летать над этим городом.
Сергею становится хорошо, и он тихонько про себя напевает любимую песню: "В далекий край товарищ улетает. Родные ветры вслед за ним летят..." При этих словах Сергей всегда испытывает странное чувство, будто его и впрямь поднимает над землей - и он руками, всем телом чувствует упругость воздуха.
XV
На автобусной станции было многолюдно. То и дело на площадь вкатывались автобусы, и тотчас к ним с разных сторон срывались люди. Автобус пятился назад, занимая свое место, и вместе с ним, галдя и оттирая друг друга, пятились пассажиры. Стоило лишь открыться двери, как сразу начиналась давка, каждый норовил забраться первым. Автобус на глазах оседал.
Рядом с домовитыми автобусами красовались длинные чопорные "ЗИМы" с шашечками по бокам. Но они были так дороги и красивы с виду, что пассажиры смущенно обходили их стороной. У шоферов "ЗИМов" вид был скучающий. Им, видимо, уже надоело уговаривать пассажиров. И, потеряв к ним всякий интерес, ожидая удачного случая, они грелись и дремали в своих красивых и дорогих машинах.
Вдруг рядом, из-за угла автостанции, глухо ударил барабан, и тут же разноголосо зарыдали трубы. С этими траурными звуками внутри у Сергея словно что-то оборвалось. Он всегда боялся похорон, покойников. Хотя бабушка не раз говорила: "Чего их, мертвецов, бояться! Они, мертвецы, безвредные, безобидные. Живых бойся". Но все же, когда бабушка лежала в гробу, Сергей, хотя его и подталкивали попрощаться с нею, боялся взглянуть на нее, подойти к гробу. Он боялся взглянуть на бабушку, словно бы та могла позвать к себе, поманить в ту далекую, неведомую, страшную дорогу, по которой отправилась сама.
А трубы, как бы стараясь излить всю свою боль, зарыдали еще громче, отчаянней, подчиняя себе всю улицу, заставляя людей приостановиться, оглянуться, а иных торопливо побежать на этот горестный звук, будто этот сигнал предназначался специально для них.
- Нового покойничка понесли.
Сергей вздрогнул. Сзади него в блестящей кожаной куртке, в кожаных перчатках стоял мужчина, беззаботно покручивая в руках на длинной золотистой цепочке ключ от зажигания. "Таксист с "ЗИМа", - почему-то сразу решил Сергей. Рядом с мужчиной в кожанке стояла жиденькая желтолицая женщина с блеклыми губами. Лицо ее было напряженным. Она вся как бы подалась вперед, навстречу похоронной процессии.
- Разве это похороны? - сказал таксист, быстро окидывая кучку людей, бредущих за гробом. - На днях у нас летчика хоронили. Где-то тут за городом на реактивном разбился. Одних венков штук пятьдесят было. Герой Советского Союза.
Сергей встрепенулся. Должно быть, это был его летчик. Ему вдруг захотелось сказать этим незнакомым людям, что он знает этого летчика, что он самолично видел, как падал самолет, как они всем классом бегали на то место, где упал этот самолет. Но сейчас было не время говорить об этом. Сейчас нужно было расспросить таксиста, который, как догадался Сергей, между делом успел уже сагитировать к себе в машину худенькую женщину и мужчину в белых фетровых сапогах. Сергей заторопился вслед за ними к машине.
Шофер, видимо решив, что и он собирается ехать с ними, придержал черную блестящую дверцу "ЗИМа".
- Да нет, я не еду, вы лучше скажите, где того летчика похоронили?
Шофер поначалу удивился его вопросу:
- А зачем это тебе? Уж не родственник ли ты ему?
Была минута, когда Сергея словно бы кто подталкивал, подбивал соврать. Ему так и хотелось сказать, что этот погибший летчик, Герой Советского Союза, его родной дядя. Это желание соврать было так велико, что Сергею с трудом удалось сдержать себя.
- Известное дело, где военных хоронят, - на воинском кладбище, ответил таксист. - Ты что, собираешься к нему на могилу поехать?!
- Да! - сказал Сергей.
Таксист внимательно взглянул на него.
- Ну садись, подвезу.
- Я лучше пешком, - заторопился Сергей.
- Садись, садись, - сказал таксист, - знаю, что денег нет. Да мне все равно по пути.
"ЗИМ" лихо взял с места и понесся вперед, сигналя впереди идущим машинам, обгоняя их. И всякий раз, когда шофер выворачивал руль, обходя очередную машину, их, пассажиров, как по команде, заваливало набок. Сергею никогда в жизни не приходилось ездить в такой мягкой и богатой машине, потому что к ним в поселок "ЗИМы" еще не заезжали. Да и удовольствие это, наверное, не дешевое...
Кладбище было обнесено стеной из старого красного кирпича. В глубине его стояли большие высокие деревья с чернеющими в верхушках пустынными грачиными гнездами. Над кладбищенской аркой реял гипсовый ангел.
Сергей вздохнул, вобрал в себя побольше воздуха и шагнул под арку. Кладбищенская тропинка была тщательно разметена. Она бежала к невысокой церкви, тускло сиявшей золочеными крестами. Эта маленькая осанистая церковь властвовала надо всем, что лежало по сторонам от нее. Все эти многочисленные могилы, склепы, памятники, надгробья сбегались к церкви.
Сергей огляделся по сторонам. Ни души. Все бело, все в глубоком снегу, которого в этом году навалило как никогда.
Возле церкви теснились старые могилы. Кресты на иных покосились, торчали наклонно. Видимо, уже некому было приходить к этим могилам. Должно быть, те люди, которые когда-то поправляли эти могилы, ухаживали за ними, сами теперь лежат где-нибудь здесь.
На воинском кладбище в шеренгу, словно солдаты в строю, стояли белые оцинкованные пирамидки. Лишь у самого входа, в стороне от других и возвышаясь над ними, высился серый памятник генералу, погибшему при освобождении города в августе 1943 года.
Белые бугорки солдатских могил находились как бы в подчинении у этого памятника.
Сергей нерешительно прошел вперед, туда, где на черном камне надгробия горел серебристый контур самолета.
"Здесь похоронены летчики", - подумал он.
Осмотревшись, Сергей заметил, что у всех у них пирамидки одинаковые. С жестяной красной звездочкой наверху, с одинаковым рисунком, выбитым под фотографией, - округлое облачко, а внутри короткий стремительный самолет.
Сергея всегда пугала мысль о смерти. Иногда ему казалось, что, быть может, удастся забраться туда, где смерть не найдет, не отыщет. Но все же, думал он, если ему и придется умереть, то пусть его смерть будет такой же красивой, как у героев, как, например, у Чкалова или Гастелло...
Вдруг среди новых могилок он заметил холм, весь выложенный венками, сплетенными из сосновых веток. Эта могила в отличие от других, припорошенных снегом, свежо чернела и зеленела. Сергей подумал, что это, должно быть, и есть могила его летчика, и в ту же минуту почувствовал глухой толчок в груди.
С фотокарточки, которая проступала сквозь зелень хвои, на него смотрел молодой летчик в погонах подполковника, в фуражке с кокардой, с крылышками. На груди у летчика, слева, была Звезда Героя и множество орденских колодочек. Под фотографией было выбито: "Подполковник Сурнев Николай Григорьевич 19 18/2 22 - 19 5/3 52".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10