А иногда вытянет вперед лапы, припадет грудью к земле и роет когтями снег, бьет себя упругим, как плеть, хвостом и нежно мурлычет. Тигренок радовался, заигрывал с матерью, шутя ловил кончик ее хвоста. Тигрица как будто не замечала его. Но как-то шалости надоели ей, и она впервые больно укусила сына. Тигренок насторожился и с этого времени стал подальше держаться от матери.
Однажды за рекой, в частых зарослях виноградника и дикого барбариса, они встретили громадного желто-черного тигра-самца.
Тигренок впервые видел зверя своей породы. Правда, за последнее время он часто слышал низкий раскатистый рев какого-то неизвестного ему тигра, которому его мать отвечала нежной воркотней. Но тигр не выходил к ним, и тигренок его не видел.
При виде громадного самца тигренок насторожился и приготовился к защите. Его тонкий желтый хвост нервно забегал по снегу, сметая снесенную зимними ветрами хвою лиственниц.
Пришелец, не замечая тигренка, пружинисто припадая на сильные лапы, перебежал к матери.
Тигренок хлестнул себя хвостом и предупредительно зарычал. Но тигрица, зазвав самца на полянку, игриво прилегла на снег, легонько ударяя лапами по его бокам. Необыкновенное поведение матери родило в тигренке ревность и обиду. С ним она уже давно не играла.
Тигренок припал к земле и вдруг, сделав громадный прыжок, ударом морды отбросил тигра в сторону. Тигр повернулся к нему и ворчливо разжал пасть. Тигрица тоже зарычала и показала острые клыки. Тигренок прижался к снегу и готов был уже скрыться в кустах, как мать безжалостно придавила его лапой и больно тряхнула зубами.
Тигренок жалобно заревел, поднял голову, но на поляне уже никого не было. Перед его носом по ржавому сучку ели проскочил пегий бурундук. Задорно тряхнув перед тигренком пушистым хвостиком, он нырнул в валежник.
IV. ПЕРВЫЕ ПОБЕДЫ
Пришли новые дни, голодные и тоскливые. Бросится тигренок на зайца, а тот в кусты или через заросли, и облизывай морду. Выследит косулю, распластается в воздухе молодое тело, заострятся когти, а косуля тряхнула тоненькими, как прутья молодого тальника, рогами и смотрит на тигренка сверху. Поднимет Эргени голову, перед ним, как сухой кедр, высоченная скала и на верхушке, где только может трясогузка вертеть хвостом, стоит косуля и как будто не замечает хищника.
Пробовал тигренок охотиться на мышей - прижмет лапой, пропищит мышь, как комар, а сунет он в траву морду, схватит добычу, проскочит маленький кровавый комочек в желудок, только раздразнит больше.
Неприглядные были первые ночи. Вздремнет тигренок, толкается мордой, хочет по привычке нащупать теплое материнское тело, а ему в нос сучья. Тряхнет головой, вскочит на ноги, осмотрится - тайга не чувствует, не понимает его горя, шепчет верхушками. Припадет тигренок к земле, положит голову на лапы и долго и жалобно мяукает, жалуется как ребенок.
Однажды вдали кто-то отозвался ему. Тигренок насторожился, поднял голову и громким радостным ревом огласил тайгу. Эхо прокатилось по горам и замерло. Тигренок бросился было вперед, да тут же отскочил назад. Совсем недалеко громко и предостерегающе заревел знакомый ему тигр-самец. Тигренок, стараясь обойти, большими прыжками побежал к ручью. Но не успел пройти и половины пути, как перед ним промелькнула рыжая лисица. Тигренок присел и вдруг, сделав полукруг в воздухе, щелкнул зубами. Лисица конвульсивно забилась и затихла. Тигренок оттащил ее в сторону и стал жадно рвать на части, довольно урча. Насытившись, напился в ручье, забрался в чащу виноградника и задремал.
Весна надвигалась медленно. С ней часто бились последние вьюги. Налетят тучи, покроют темным маревом тайгу и, точно человек в гневе, брызжут, плюются сырыми хлопьями снега. Молодая зелень гнется, припадает к земле, задыхается. А солнце разгонит тучи, увидит на земле непорядки, приласкает ее, - слабенькая поросль стряхнет снежное покрывало, выпрямится.
Почти до самого мая в тайге шел спор зимы с весной. Когда весна победила, темные тучи с вьюгами исчезли, и тайга надолго забыла их.
Но еще в густых зарослях, в развалинах толстых и корявых кедровых кореньев лежал снег.
Над лесными озерами, в болотах, над речными заводями завели нудную, писклявую песню комары. А в пахнущих зеленях камыша, в осоке, в широких листьях купавок взвивалась тонкой сеткой надоедливая мошкара.
И жизнь проснулась, забила ключом. Тайга ожила, окунулась в яркие, солнечные лучи.
Тигренок давно забыл свою мать. У него не было ни одной ночи, чтоб он не попал в какое-нибудь новое место. Он исходил горные кряжи западных отрогов Сихотэ-Алинь, перешел к берегу Амура и, почувствовав дым и человеческий запах, побоялся подойти ближе.
Теперь уже из-под его лап не ускользали косули. А зайцев ловил одним стремительным прыжком. За весну он вытянулся, вырос и стал много сильнее.
Но больше всего он любил охотиться за птицей. Однажды, попав к тому озеру, где когда-то испугался лося, он увидел, как в камыш опустилась жирная кряква. Старая боязнь воды тянула его прочь от озера. Но любопытство и голод заставили прыгнуть в камыш. Он удачно попал на гнездо утки, придавил лапой и тут же позавтракал ею и ее свежими яйцами. И они ему так понравились, что он и на другой и на третий день не отходил от озера, то и дело вспугивал и уничтожал утиные гнезда.
Но туда же приковылял медведь. В яркий солнечный день, когда тигренок благодушествовал в кустах багульника, медведь на берегу взбудоражил все птичье население озера. Тигренок выполз и предупредительно зарычал. Медведь, тянувшийся к болотной кочке, где было гнездо чирка, скосил на него глаза и недовольно вернулся на берег. Маленькие узенькие глаза налились кровью, он поднялся на задние лапы и угрожающе заревел на тигра.
И может быть, будь Эргени с матерью, он бы сбежал от этого страшного рева куда-нибудь в кусты, но сейчас поддержки не было, он должен был защищать не только себя, но и наказать захватчика. Береговую полосу с утиными гнездами он считал уже принадлежащей ему одному. Медведь забрался не на свое место. И в знак того, что тигренок готов принять бой, он щелкнул хвостом по своему крупу и, неожиданно подпрыгнув, обрушился на медведя.
Медведь, не ожидая такого стремительного нападения, завертелся, зарычал на всю тайгу и стал беспомощно отбиваться лапами. Тигренок не выдержал ударов, вырвал с медвежьей шеи клок мяса и отскочил в сторону. Медведь повернулся, но тигренок сделал молниеносный прыжок и вцепился ему в бок. Медведь повалился и не успел еще подняться на лапы, как тигровая челюсть перекусила ему горло. Дернув врага к себе и убедившись, что он мертв, тигренок, тяжело дыша, отошел в сторону и предупредительно улегся перед медвежьей тушей, готовый к новому прыжку.
С озера наскочил ветерок. Зашумев, он закрутил на медведе длинную шерсть. Тигренок навострил уши, взметнул хвостом и тревожно зарычал. Ветерок пригнул камыш, зарябил воду и унесся в тайгу.
V. ТИГРИЦА И БАРСЫ
В тайге стало душно. Солнце выжгло на высоких местах зелень, осушило небольшие болотца. Топи дышали паром, и от них несло гнойным зловонием.
Косули, пятнистые олени забрались на отвесные скалы и часами, словно высеченные из гранита, стояли без движения под освежающим ветерком. Лоси окунулись мордами в болота и тяжело сопели. По ночам они выходили на берег, туда же шли олени, косули, изюбри, лакомились сочной прибрежной травой.
В это лето травоядные животные были менее осторожны. Каждое движение, легкий прыжок хищника в высохшем лесу были далеко слышны. Сухие ветви ломались с треском, а чуть задетые, резко свистели, будто в таежной чаще шла перестрелка. Почуяв опасность, олени закидывали рога высоко на спины и, не замечая рытвин, пухлых трупов деревьев, сбитых временем, неслись к своим скалам. Лоси скрывались в расщелинах. Остальные находили спасение в непролазных таежных чащах.
Из хищников одна только рысь умела без шума подстерегать добычу. Вытянется на каком-нибудь сучке над водопойной тропой и лежит часами, не двигаясь, будто приросла к дереву. Шерсть у ней темная, пятнистая, как раз под цвет древесных стволов. Но стоит только оленю, или робкой косуле, или же неповоротливому лосю показаться под роковым сучком, как рысь вздрагивала, расправляла когти, и ее клыки, словно буравы, впивались в затылок животного.
За лето Эргени похудел. Высохшая тайга пугала его. Чуть задел лапой сучок или скользнул хвостом по хворостине, - слышно на всю тайгу. А то выследишь косулю, приготовишься к прыжку, из-под носа ее выкрадет ушастая рысь.
Однажды Эргени в течение нескольких долгих часов преследовал молодую лосиху. Уже по следам он чувствовал запах ее мяса, ощущал теплую клейкую кровь у себя на языке. Ее бурая спина несколько раз мелькала перед ним, и Эргени каждую секунду готовился к прыжку. И вдруг, откуда ни возьмись, на лосиху грохнула длинношерстая рысь. Эргени злобно зарычал, сделал громадный прыжок и оказался на спине лосихи, сзади рыси. Вонзил свои клыки в шею рыси, он полетел с ней на ошалевшей от ужаса лосихе. Ветви хлестали, сухие колючие сучья рвали их шкуры. Рысь извивалась в зубах тигра и ревела на всю тайгу. Эргени, вцепившись когтями в бока лосихи, все глубже и глубже вонзал свои клыки в мясо врага... Так они скакали несколько минут. Но вот впереди показался молодой кедровник. Нырнув в него и зацепив за толстый сук лиственницы, лосиха сбила со своей спины обоих хищников и, раскачиваясь и тяжело поднимая бока, умчалась.
Тигренок, не разжимая пасти, сильными лапами прижал рысь к земле. Рысь захрапела, судорожно царапнула его лапой, Эргени ловко перехватил зубами ей горло, и рысь притихла.
Закусив рысью, тигренок за кедровником первогодней поросли виноградника нашел подыхающую лосиху. Тяжело прыгнув, он в одну секунду кончил страдания и, растянувшись на трупе, долго тянул ее теплую кровь.
Вдруг тигренок насторожился. За горами ему послышался тревожный рев тигра. Оставив добычу, он крадучись побежал на голос. Обогнув небольшой хребет, поросший березником и кустами багульника, Эргени остановился. Тигр ревел где-то недалеко, и голос Эргени показался знакомым. Он прислушался и, припав к земле, жалобно завыл. По голосу он узнал мать. Вскочив, он хлестнул себя хвостом и, делая громадные прыжки, помчался к ней. Перебираясь через хребты и увалы, Эргени ответно ревел.
Однако тигрица и не думала отвечать ему. Она ревела на всю тайгу, и в ее протяжном яростном реве слышалась тревога, но не призыв. На опушке широкой поляны, залитой серебристым светом луны, Эргени прижался к земле и тихо, предупредительно зарычал.
В дальнем углу поляны, ощетинившись и оскалив зубы, стояла тигрица. Под ней тряслись два маленьких полосатых комочка. Из пасти тигрицы то и дело вылетали громкие тревожные звуки, ее хвост бичом вертелся в воздухе и со свистом опускался на бедра. Приготовившись к прыжку, перед ней лежали три уссурийских барса. Не успел тигренок выйти на полянку, как один барс взвился вверх, точно выпущенная ракета, прыгнул к тигрице, но сейчас же отскочил от нее в сторону. С придавленным ревом тигрица встретила врага, сшибла его передними лапами, барс перекувырнулся и, уже оказавшись за остальными двумя барсами, злобно заревел. Оба барса подпрыгнули, налетели на тигрицу, та заворчала, вонзила острые желтые клыки в спину одного, рванула его лапой, бросилась к другому, но тот уже, перегнув свое тело, из-под самого ее носа вытащил одного детеныша. Тигрица яростно зарычала, бросилась было в погоню, но оставшийся тигренок жалобно запищал, она возвратилась к нему и в злобе стала рвать на части раненого барса. Барс волчком завертелся в ее когтях, как-то увернулся и, собрав последние силы, отполз в сторону. В это время первый барс встал между умирающим и тигрицей и приготовился к прыжку. Третий, оттащив мертвого тигренка в кусты, мягкими скачками подлетел к ним и, пока тигрица стояла против первого барса, снова прыгнул и длинными острыми когтями распорол живот оставшемуся тигренку. Тигренок дико пискнул и умолк. Тигрица обернулась к нему и тихо и жалобно замурлыкала, облизывая длинным шершавым языком уже мертвого детеныша. В этот момент оба барса прыгнули и почти враз вцепились в спину тигрицы. Тигрица заворчала, рявкнула на всю тайгу, отбросила обоих врагов от себя и, медленно наступая на них, огласила тайгу страшным ревом. Ее длинный хвост волочился по траве, сбивал листья с багульника и резко колотился по бокам. Барсы пятясь медленно отступали. Вдруг тигрица вспомнила последнего детеныша и в один прыжок очутилась над ним. Лизнув его несколько раз и что-то успокаивающе мурлыкнув, она неожиданно в дикой ярости забилась около его тела, повернув страшную окровавленную морду к врагам.
Но поляна уже была пуста. Барсы, видимо, почувствовав присутствие Эргени, в несколько скачков исчезли в таежной чаще.
Тигрица большими, налившимися кровью глазами обвела поляну, легла рядом с мертвым детенышем, лизнула его и вдруг, видимо, поняв, что он уже мертв, подпрыгнула вверх, завертела хвостом и дико заревела. Обойдя поляну кругом, она снова возвратилась к мертвому котенку, пощупала его лапой и, неожиданно завертев своим хвостом, начала в дикой ярости рвать его.
Эргени осторожно заполз в кусты и, неслышно ступая, побежал прочь от ужасной поляны.
VI. В ЛАПАХ ЛЮДЕЙ
В сентябре тайга ожила, заиграла. Черный лес заполыхал огнями, закачался и растерял желтые с пурпуровым отливом листья. Листвянки пожелтели с зависти и, расстроившись, обронили хвою. Только кедры, сосны да ели, косясь друг на друга, строго смотрели на лесной маскарад. Они в нем не участвовали.
На горах гулко заревели гураны. У них начался гон. Перед рассветом самцы, как гольдские шаманы, уже громыхали на горах рогами. Поодаль стояли самки и, жуя голые ветви, почти не интересовались боем, в котором главными виновниками были они.
Высоко над тайгою днем и ночью стоял несмолкаемый гам. Косяки гусей, уток, лебедей торопились к югу.
Однажды, переходя из прибрежных Амурских гор к Сихотэ-Алиню, перед зарей Эргени услышал гураний рев.
1 2 3 4