Филя Зайчик, услышав о волке, весь задрожал. А Изюмка -- тот, наоборот, к Гномычу приставать начал: расскажи да расскажи про волков.
Гномыч -- недаром он когда-то раньше пугалом работал, птиц с огорода прогонял -- много всяких страшных историй знал. В конце концов согласился старик: начал серого волка представлять, как тот зубами щелкает да как волки, в стаю собравшись, по ночам на луну воют. А потом и про черного волка вспомнил -- у того глаза зеленые, большие и горят -- будто
фонари.
Изюмка заслушался, даже рот от удивления раскрыл. А вот бедному Филе от них совсем не по себе стало. И когда Гномыч кончил рассказывать, Филя и говорит:
-- Боюсь теперь домой возвращаться.
-- Тррус, тррус! -- хрюкал Изюмка. -- Сумерррков испугался.
-- Испугался, -- признался Зайчик Филя. -- Теперь мне всю дорогу будет казаться, будто за мной черный волк с зелеными глазами крадется.
-- Ладно, не дрожи! Так и быть, провожу я тебя домой, -- великодушно пообещал Изюмка. -- Пошли!
Они взялись за руки и пошли. А через полчаса прибегает Изюмка назад. Запыхавшийся, но веселый.
-- Мы с Филей наперегонки бежали! -- объяснил он Гномычу. -- Ну и домой я тоже... того, бегом, значит. Сам с собой играл, будто я за черным волком гонюсь.
Ладно, -- сказал Гномыч. -- Ты лучше отдышись. Устал, наверно, бегаючи?
-- Да что ты!-- хрюкнул Изюмка. -- Я никогда не устаю.
Ну, тут вскоре совсем завечерело. Гномыч и говорит Изюмке:
-- Сходи-ка, братец, хвороста охапку принеси. Там за домом сухой хворост лежит. Да побыстрее, а то огонь в печке вот-вот погаснет.
Но Изюмка развалился на своей соломенной лежанке, охает и похрюкивает жалобно:
-- Ох, устал! Все косточки ноют. Пошевелиться больно.
-- Интересно, -- покачал головой Гномыч. -- Как наперегонки бегать, косточки не ноют, а как за хворостом идти...
Изюмка задумался: что бы ему такое сказать, чтобы за хворостом не ходить?
-- Знаешь, Гномыч, -- говорит он. Признаюсь тебе честно: темноты я боюсь. А вдруг там где-нибудь черный волк хоронится?
Гномыч даже захохотал:
-- Вот те на! Ты же, когда Филю домой провожал, не боялся?
-- Тогда -- не боялся, -- смутился поросенок. -- Но сейчас-то ведь темнее стало! Сейчас волки наверняка уже вокруг дома собрались. Ты же см, Гномыч, знаешь, что в стужу они из леса поближе к домам подбираются. А сейчас как раз очень холодно. Посмотри, вон у нас на оконном стекле какие узоры!
-- Холодно, это верно, -- подтвердил Гномыч. -- Самое время дровец в печку подкинуть. Но раз уж ты волков боишься, не ходи. Не будем сегодня и свеклу варить, винегрет делать...
А на плите в это время свекла варилась в большой кастрюле: Гномыч собирался любимое Изюмкино блюдо делать -- винегрет.
Как это не будем? От одной такой мысли Изюмку будто ветром с лежанки сдуло: так быстро он вскочил и за хворостом побежал.
Целый ворох сушняка притащил и печную топку битком набил. А когда свекла уварилась, принялся с нее кожуру счищать. Гномычу даже от сапожных дел отрываться не пришлось.
Изюмка сам все сделал: и свеклу на кусочки порезал, и капустки с картошкой добавил, и постным маслом сверху полил. Потому что он такой: ежели уж одолеет свою лень, то лучшего помощника Гномычу и искать не надо.
РЕПЕЙНИК
Когда Изюмка ходил на прогулку с мышкой Кишмишкой, от этого получались одни только огорчения. Хитрая Кишмишка обязательно что-нибудь да найдет по дороге: то красивое голубиное перо, то разноцветный камешек или сучок древесный, похожий как две капли воды на гномика.
А Изюмка никогда ничего не находил. Конечно, если бы он принялся рыть пятачком землю, он бы тоже нашел что-нибудь: может, пуговицу, а может, какую-нибудь кость завалящую. Или черепок, или ржавую подкову, или желудь. А может, даже вполне вкусный корешок. Да только в такую стужу кому охота в земле копаться? Только свой пятачок о мерзлую землю исцарапаешь.
И все же как-то раз Изюмке тоже повезло: на краю канавы он нашел прошлогодний сухой репейник.
-- Смотри-ка, что у меня! -- с гордостью похвастался он Кишмишке.
Но мышка только носик презрительно сморщила:
-- Фи! Подумаешь, прошлогодний репейник! На что он годится! Корзинку из него не сплетешь. Один мусор -- только и всего!
-- И никакой не мусор! -- гордо встал на защиту своей находки Изюмка. -- Еще как сгодится.
-- На что?
Изюмка посмотрел вокруг себя. Действительно, на что может сгодиться прошлогодний репей?
Над ними, тяжело махая крыльями, пролетел старый Грач. Изюмка обрадовался:
-- Смотри, Мышуля, я сейчас запущу репейником в этого грача! Знаешь, как здорово репейник прилипает к перьям!
И точно! Комок из колючек репейника ракетой взмыл вверх и так ловко вцепился в оперение старого Грача, что тот ничего и не почувствовал.
-- Ух, до чего же ты меткий! -- восторженно пропищала Кишмишка. -- Это надо же! Влет птицу бьешь, без промаха!
Изюмку прямо-таки распирало от гордости, когда он шел домой.
Но дома его ждали неприятности: возле печки сидел дядя Грач, а на крыле у него болтался комок репейника.
-- Знал бы я, что он к нам в гости летит, разве стал бы в него кидать?! -- испугался Изюмка. -- Что теперь скажет Гном Гномыч?
Закручинился Изюмка и даже забыл поздороваться. Но Гномыч напомнил поросенку об этом.
-- Ветер, навер-р-рное, унес с собой его голос, -- вежливо предположил Грач. -- У меня вон тоже, пока я летел, совсем смер-р-р-зся клюв. И крыльев своих я почти не чую!
С этими словами Грач растопырил крылья, чтобы погреть их возле теплой печки.
-- Смотри-ка! -- воскликнул вдруг Гномыч. -- Что это за клубок у тебя там на крыле?
Подслеповатый Грач принялся крутить-вертеть головой, пока и сам не разглядел у себя в перьях клубок репейных колючек.
-- Пррроклятие! -- сердито каркнул он. -- Пррра-во, ума не прр-риложу, где к моим перррьям мог прр-рицепиться этот ррре-пей?
-- Наверное, где-нибудь на лугу? -- предположил Гномыч, но Грач возмущенно закаркал:
-- Не прри-ходилось мне сегодня пррриземляться ни на каких лугах. Тем более, что я торрропился. Готов пррревратиться в черррвяка, если это кто-то в меня нарочно не бррросил
рррепейником!
-- Да кто же это посмел? -- вскричал Гном Гномыч и удивленно посмотрел на Грача.
-- Кто? Пррростите, сейчас прррипомню! Скорррее всего, это озорррники бельчата. Они живут в дупле на самом кррраю дубррравы.
-- Это вполне возможно. Бельчата иногда швыряют вниз, на землю, ореховые скорлупки.
-- Скорррлупки -- всего лишь беспорррядок! А рррепейник -- это уже бесспорррно мусоррр! И этим мусоррром они забрасывают меня, ста-ррр-ого порррядочного Грррача!
Гномыч всплеснул руками.
-- Что за времена! Что за нравы! Возмутительно!
-- Нет, мимо этого я не могу так пррросто пррролететь! Я им этого не прррощу. Моррроз не моррроз, а я тотчас же поднимаюсь на крррыло и лечу на улицу Кузнечиков в ррредакцию журррнала, "Клюв"! Я буду жаловаться! Какое безобррразие!
-- Конечно, -- одобрил его решение Гномыч. -- Такие хулиганы заслуживают, чтобы их пропечатали в журнале!
Грач швырнул в печку репейник и, попрощавшись с Гномычем, направился к выходу. Но на пороге он споткнулся об Изюмку.
-- А ты чего сидишь здесь в темноте? -- удивленно вскричал он.
-- Ох, дядя Грач, -- захныкал Изюмка. -- Пожалуйста, не подавайте жалобу на бельчат!
-- И он же еще бер-ррет их под защиту! -- возмутился старый Грач. -Этих прррохвостов, этих озорррников!
-- Верно, Изюмка, зря ты суешь свой пятачок во все, о чем даже понятия не имеешь, -- сделал поросенку замечание Гномыч.
-- Имею! Об этом я имею понятие, Гномыч! Точно знаю, что это не бельчата швырялись репейником в дядю Грача! -- заплакал Изюмка.
Грач от удивления даже клюв разинул:
-- Не бельчата? Кто же тогда?
-- Кто-то еще, -- пропищал Изюмка едва слышно, словно мышонок.
Старый Грач даже не разобрал его слов.
-- Кто, кто? -- с любопытством наклонился он к Изюмке. Но Гномыч, который и слышал лучше, а главное, лучше знал Изюмку, поспешил вмешаться:
-- Ладно, сосед Грач, я уже догадываюсь, чьи это проделки! И я сам поговорю с ним как подобает. Чтобы он впредь знал, как швыряться в тебя репейником!
Тут уж и старый Грач понял, что к чему. Посмотрел строго на Изюмку, слегка шлепнул его по спине крылом и вылетел за дверь.
А в тыквенном домике наступила мертвая тишина. Такая мертвая, что Изюмка даже хрюкнуть не смел. И только смотрел, весь похолодев, на Гномыча. А тот щелкнул его как следует по макушке и строго-престрого сказал:
-- Если я еще хоть раз услышу про тебя такое, гулять больше не пойдешь. Ни с Кишмишкой, ни с кем вообще!
Изюмка совсем понурил голову. И вдруг чувствует, что Гномыч гладит его по затылку. Изюмка поднял изумленно глаза и видит, что Гном Гномыч улыбается. Изюмка не знал, что и подумать. Но Гномыч объяснил ему:
-- Щелчок ты от меня за репейник получил. А погладил я тебя потому, что ты сам признал свою вину.
ГНОМЫЧЕВЫ КРЫЛЫШКИ
В холодные дни Изюмка больше всего любил свой подпечек. Там и тепло и дремать приятно. И бездельничать. Постепенно Изюмка так обленился, что и вылезать из подпечка не желал.
-- Подай мне сюда обед, Гномыч! -- захрюкал он, почуяв, как вкусно пахнет тушеной капустой.
-- Еще что? -- возмутился Гном Гномыч. -- Уж и обед ему подавай в подпечек!
-- Боишься, как бы я так не отъелся, что и наружу не вылезу? -- спросил Изюмка.
-- Вполне возможно. Но не в этом дело. Боюсь другого. Вдруг ты двигаться разучишься совсем. Придется мне тебя на себе таскать. Забудешь, что у тебя и ноги-то есть.
Изюмка расхохотался. Однако после обеда у него пропало настроение смеяться. Гномыч открыл дверь во двор и сказал:
-- А ну иди погуляй. Тебе полезно.
-- Там же холодно! -- захныкал Изюмка, уже привыкший к теплу.
-- А ты побегай, попрыгай -- вот и согреешься! -- ответил Гномыч и тут же захлопнул за ним дверь.
Изюмка остался снаружи. Потоптался на крыльце -- замерз, волей-неволей пришлось бегать. Обежал все кротовые холмики. А когда выбрался на проселок, уже больше не мерз. На развилке дороги повстречал он мышку Кишмишку, и они пошли вместе, весело болтая.
-- Мне на холоде всегда так есть хочется, -- признался Изюмка. -- А тебе -- нет?
-- Мне тоже, -- подтвердила Кишмишка. -- Но как я помню, ты и в тепле тоже всегда больше меня ел.
Так за разговорами они очутились возле какой-то замерзшей лужи. Лужа была покрыта молодым ледком, потому что старый, толстый лед вырубили крысы и снесли к себе в погреба. Чтобы
летом делать мороженое. Теперь на луже ледок был новенький и гладкий как зеркало.
-- Я покатаюсь немножко, -- сказала Кишмишка. -- Но ты смотри, на лед не заходи: он тонкий, такого толстого поросенка не выдержит.
-- Кто это -- толстый поросенок? -- удивленно переспросил Изюмка.
-- Ты! -- крикнула Кишмишка и пробежалась по тонкому ледку -- аж до противоположного берега. Бежит, попискивает по-своему, по-мышиному.
-- Ты что же, думаешь, я побоюсь на лед выйти? --крикнул ей Изюмка, когда Кишмишка повернула назад.
-- Побоишься, -- сказала мышка. -- Под таким толстячком он обязательно проломится.
-- А вот и не проломится! -- упрямо закричал Изюмка и шагнул вперед.
Кишмишка удивленно посмотрела на него.
-- Такой ты смелый? -- говорили ее глазки-бусинки.
-- Такой! -- ответил Изюмка и покатился на острых копытцах по тонкому льду.
Сначала было слышно только, как ледок слегка потрескивает. Но когда Изюмка выкатился на середину лужи, лед вдруг сразу прогнулся и рухнул под поросенком. Изюмка по самую грудь
очутился в воде, а Кишмишка во всю мочь принялась звать на помощь.
Изюмка же только хрюкал и, обламывая лед, сам стал выбираться на берег. Тут, услышав крики, прибежал и Гномыч. А Кишмишка поспешила сообщить ему:
-- Изюмка под лед провалился!
Разумеется, Гномыч теперь и сам видел, что произошло. Схватил он в охапку промокшего до нитки поросенка и быстро-быстро побежал с ним домой. А Кишмишка -- за ними следом.
И всю дорогу приговаривала:
-- Гномушка, миленький, не ругайте его, пожалуйста. Он такой смелый. Я бы никогда не подумала, что он решится на лед выйти.
Дома Гномыч уложил Изюмку в постель, вскипятил ему чаю. А Кишмишка побежала домой рассказывать своей родне, какой смелый поросенок Изюмка.
Тем временем Изюмка сидел на кровати и попивал чай с медом. Гномыч подложил в печку побольше дров, сел на край Изюмкиной кровати и спрашивает:
-- Ну так как же все это случилось?
-- Как, как! Кишмишка говорит: тебе, мол, слабб на лед выйти. Тебя, говорит, такого большого поросенка, ни один лед не выдержит!
-- Так она сказала? -- удивился Гномыч. -- "Тебя, такого большого"?
-- Ну не совсем так. "Такого толстого", она сказала, если быть точным.
-- А-а! Тогда понятно. Ну, а дальше? -- кивнул Гномыч.
-- А я ей в ответ: а вот и не слабо!
-- Теперь я понимаю, почему Кишмишка так восторгалась тобой. Да, я вижу, ты и сам собой тоже доволен.
-- Люблю быть смелым, -- скромно улыбаясь, признался Изюмка.
-- Я тоже люблю смелых, -- сказал Гномыч, а затем, помолчав, добавил: -- Но не люблю хвастливых и тщеславных.
-- Это кто такие -- тще-тще-славные? Это которые очень славные?
-- Нет, это которые очень любят славу и ради этого всем на свете готовы пожертвовать.
-- А я-то тут при чем?
-- При том, что ты из тщеславия на тонкий лед пошел. Перед Кишмишкой похвалиться хотел и доказать ей, что ты совсем и не толстый.
Изюмкино самодовольство исчезло, словно дым. Вид у него был такой грустный, что Гномыч в конце концов сжалился над ним и сказал:
-- Ладно, не вешай свой пятачок. Бывает такое со всеми. Я вот, к примеру, когда был маленьким...
У Изюмки даже глаза от радости заблестели.
-- Расскажи, расскажи, Гномыч, как ты был маленьким! --закричал он.
-- Я и рассказываю... Маленьким я очень летать любил.
-- На чем?
-- Ни на чем. Сам, на своих крыльях. Тогда у меня еще крылышки были.
-- Ой, крылышки! Какие?
-- Тоже маленькие. Чтобы с цветка на цветок порхать.
-- И ты порхал? -- удивлялся все больше Изюмка.
-- Порхал. Было у меня тогда много друзей. Я в ту пору лично знал всех сверчков, всех кузнечиков и даже сердитых шмелей. И очень я любил летать вместе с одной красивой
стрекозочкой. У нее крылья были большие, прозрачные. Как стекло. И большие красивые глаза. Один раз стрекоза и говорит мне:
1 2 3 4