Заказывал тут сайт Водолей 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 



Кобо Абэ
Детская
– Посмотрите. Вон туда… Нет, сегодня не видно… В хорошую погоду как раз там виднеется верхушка телевизионной башни…
Праздник, а может быть, и обычное воскресенье, Укромный уголок готового лопнуть от обилия запахов переполненного ресторана недалеко от конечной остановки электрички. За шатким столиком у окна друг против друга сидят мужчина и женщина. Перед женщиной – мороженое с консервированными фруктами и шоколадом. Перед мужчиной – чашка кофе со сливками. Мужчина, видимо оттого, что поспешно отхлебывает кофе, беспрерывно дымя сигаретой, поперхнулся и выпускает дым через ноздри. Взгляд женщины остается абсолютно безучастным. Оба они – это видно с первого взгляда – совсем еще не привыкли друг к другу, как к новой выходной одежде.
Мужчина продолжает скованно:
– Откровенно говоря, я мечтаю взобраться когда-нибудь на самый верх башни и прикрепить там дощечку с надписью: «Здесь нефть». Понимаете? Грязное небо становится все тяжелее и тяжелее и уже сейчас готово обрушиться на город. И тогда раздавленный город постепенно превратится в огромное нефтеносное поле. Ведь утверждают же, что уголь образовался из растений, а нефть – из животных. Посмотрите. Там, внизу, улица, и она забита теми, из кого образуется нефть. Поэтому я и собираюсь обучать детей лишь одному – технике добычи нефти.
В уголках глаз женщины впервые появляются морщинки улыбки. Но она тут же, сжав губы, кончиком языка слизывает улыбку вместе с мороженым и шепчет извиняющимся тоном:
– Мне даже подруги всегда говорили, что я не понимаю юмора. Но в том, что вы говорите, мне кажется, много юмора.
– Вы что, простудились?
Мужчина говорил, покашливая, и женщина тоже непроизвольно кашлянула несколько раз в ладонь, в которой держала ложечку. Прокашлявшись, она сказала своим обычным голосом:
– Нет, наверно, поперхнулась дымом.
– Тогда ничего страшного. А то при простуде мороженое – это было бы крайне неразумно.
Взгляд женщины проникает в глаза мужчины, на мгновенье задерживается там и, оставив в них легкий трепет, убегает к окну.
– Действительно не видна телевизионная башня…
– Не видна. Из-за смога.
– Да, ужасный смог.
– А вот интересно, вправе ли люди возмущаться смогом? Вам не кажется, что это весьма проблематично?
– Возможно, – женщина снова допускает в уголки глаз улыбку, но скорее из чувства долга.
– Если говорить о грязи, и люди и смог, пожалуй, очень схожи между собой.
Мужчина, сцепив руки, кладет их на край стола и, слегка расправив плечи, садится ровно. Тогда его подбородок и шея оказываются освещенными, и женщина обращает внимание, что на кадыке у него остались несбритые волоски. Следя за ее взглядом, мужчина опускает глаза и тут же отнимает от стола оставшиеся сцепленными руки, прижимает их к узлу галстука и, глубоко вздохнув, говорит с воодушевлением:
– Во всяком случае, мы должны быть друг с другом откровенны, правда? Мы уже не в том возрасте, чтобы стесняться…
– Да, я тоже так думаю.
Выражение лица женщины сразу меняется, она поднимает голову и начинает быстро теребить пальцами воротник бежевого костюма. Бледно-розовый лак оттеняет красивые длинные ногти – интересно, обратил на них внимание мужчина или нет?
– Нужно с самого начала подготовить себя к тому, что это может создать определенную неловкость.
– Вы думаете?
– Мы с вами встретились, воспользовавшись картотекой брачной конторы, – это факт, и от него никуда не уйти… Но если этот факт будет бесконечно тяготить нас…
– Нисколько он не тяготит, во всяком случае, меня…
– Правда?
– Просто мы чуть трусливее других, менее приспособленные, недостаточно ловкие – вот и все.
– Ну что ж, меня это успокаивает. – Мужчина расцепляет сложенные на груди руки и, склонившись набок, начинает искать в кармане сигареты. – Откровенно говоря, меня это тоже нисколько не тяготит. Более того, когда вопрос касается брака, я становлюсь ярым приверженцем картотеки. Если хочешь, чтоб брак был рациональным, то любовь и всякие другие случайные моменты должны решительно отметаться. Вы согласны?
– Просто мы недостаточно ловкие.
– Да, да, конечно, вы совершенно правы. – Мужчина склоняется к чашке, залпом допивает кофе, поспешно подносит огонь к сигарете, а свободной рукой начинает теребить галстук. – В общем, мне бы хотелось поскорее узнать ваши намерения…
– Намерения?
– Если я вам не подхожу, так откровенно и скажите, что не подхожу. Я ко всему готов.
– Я… видите ли… раньше я думала, что встреча с вами доставит мне больше удовольствия.
– Почему? Вы ведь, наверно, тщательно изучили мои ответы в карточке?
– Так, что даже помню их наизусть.
– Я ничего не сочинял.
– Нет, я не в том смысле… Нельзя отвечать на вопросы, как это делают в экзаменационной работе.
– В экзаменационной работе? – Стряхивая пепел, упавший на колени, мужчина озадаченно покачал головой. – Да, действительно интересное сравнение, будто вы школьная учительница. Но вы правы, что есть, то есть. Вы ожидали большего, чем от примитивной экзаменационной работы, вот я и провалился. Видите ли, я простой служащий фирмы и во мне нет ни капли сверх того, что я написал в карточке, хоть десять лет ищи.
– И вы считаете, что по карточке вы сможете определить все? Значит, по моей карточке…
– Могу, конечно. Я вам скажу вот что. Результаты оказались именно такими, на какие я рассчитывал, прибегая к картотеке.
Женщина быстро опускает глаза и прикусывает нижнюю губу. В ее тоне появляется нерешительность, которую она не в силах скрыть.
– А вам не кажется, что вы сделали слишком поспешный вывод? Чтобы человек сам написал о себе в карточке всю правду – в это трудно поверить.
– Во всяком случае, мне ясно одно – вы именно тот человек, который мне нужен…
– Ну и…
– Человек, который мне нужен. Что же еще?
Женщина, сжав губы, подавляет вздох и, откинувшись на спинку стула, смыкает колени. Изменение положения смягчило ее несколько угловатую фигуру.
– Все это потому, что вы человек совсем неприспособленный… И не особенно прозорливый. Правда? Я прекрасно поняла, что вы очень чистый, наивный человек. Вот почему, основываясь только на этом…
– Чепуха. – Мужчина подносит огонь к сигарете, зажатой в зубах женщины. – Вам известно, какую работу в фирме я выполняю?
– Если верить заполненной вами карточке, исследуете косметические товары.
– Исследую фальшь.
Женщина первый раз от души рассмеялась. Курила она весьма умело.
– Я не могу не питать доверия к человеку, прививающему мне чувство юмора!
Мужчина чуть склоняет голову набок, тушит сигарету и вопросительно смотрит на женщину.
– Вы знаете, что такое косметические товары? Для тех, кто работает в отделе рекламы, это, возможно, предметы, придающие женской коже красоту. Для нас же, работников технического отдела, – все иначе. Для нас косметические товары – это жиры и полимеры, которые не вызывают явных побочных явлений и могут дешево выпускаться в большом количестве.
– Вы говорите ужасные вещи.
– Вам так кажется?
– Может быть, вы и правы, но все же… – Женщина выливает в дымящуюся пепельницу несколько ложек растаявшего мороженого. – Ваши слова оставляют какое-то неприятное чувство, это безусловно.
– Меня же все это не особенно волнует. Я старательно занимаюсь исследованиями, не испытывая ни малейших угрызений совести. Потому-то я и не высказываю никакого недовольства по поводу смога. Вы говорите, я наивен… Я хочу, чтобы с самого начала между нами не было никакой недоговоренности. Да, я человек, знающий, что такое фальшь, человек, погрязший в этой фальши.
– Слишком нервный вы…
– Это я-то нервный, я, убийца?
– Убийца?
– Восемнадцать человек – это я точно помню. И меня ни разу не мучили по ночам кошмары.
Женщина прикуривает, глубоко затягивается, чуть задерживает дыхание и медленно выпускает дым в потолок.
– Значит, предложение мне делает одно из тех чудовищ, о которых пишут в еженедельниках?
– Может быть, вас это огорчит, но чудовище – самый обыкновенный бывший солдат.
– А-а, так это вы о воине…
– Вы считаете, что, если убивают на войне, это вполне естественно?
– На войне речь может идти лишь о законной обороне.
– Только в мирное время существует такое понятие, как превышение предела необходимой обороны, то есть любую оборону обязательно снабжают, так сказать, предохранительным клапаном. А на войне нападение – лучший вид обороны. То есть война – узаконенное превышение предела необходимой обороны.
– Я вовсе не намерена оправдывать войну.
– Почему? А вот я, например, не собираюсь выступать против войны. Хоть я и говорю: убийца, убийца, а ведь речь-то идет о сущем пустяке – всего каких-то восемнадцать человек. К счастью или несчастью, я был простым солдатом, да и стрелял плохо. Ну ладно, поглядите-ка в окно. В этой толпе прохожих полно летчиков, артиллеристов, которые действовали в прошлом весьма успешно. А если не они сами, то их братья или дети. У кого же из этих людей повернется язык осуждать меня?
– Ни у кого, естественно. Да и не должны осуждать.
– По той же причине и я не осуждаю.
– Кажется, я понимаю. Вернее, начинаю понимать, почему вы так долго оставались одиноким.
– Я бы предпочел, чтобы вы поняли, почему я собираюсь расстаться с одинокой жизнью.
– Мне очень хочется понять, но…
– Я же говорю, что вы человек, который мне нужен.
– Я не настолько самоуверенна.
– Я в этом не сомневаюсь.
– Мы с вами люди неприспособленные. Я прекрасно поняла, что вы легкоранимый, мягкий человек… И все-таки, почему я вам необходима – не объясните ли вы мне конкретнее и яснее. Вы согласны? Мы ведь встретились с вами, будучи людьми уже сформировавшимися…
– Вы правы. Можно объяснить вполне конкретно. Если бы мое решение было продиктовано минутным порывом, разве стал бы я прибегать к картотеке брачной конторы? Нет, мое решение вполне конкретно. Оно так же конкретно, как вот этот стол или эта пепельница.
– Благодарю, вы очень любезны… Но у меня угловатый подбородок – как у мужчины, некрасивые уши, а губы злые…
– Но зато вы прекрасно разбираетесь в воспитании детей. Это, как я увидел, ваше призвание.
– Вы действительно похожи на большого ребенка. – Женщина весело смеется. По ее виду не скажешь, что она недовольна разговором, напоминающим блуждание в лабиринте. – Но между ребенком и взрослым, похожим на ребенка, – большая разница.
– Я говорю именно о детях. Разве вы лишены чувства долга перед детьми, которых надо спасти, вырвать ил этого мира, превращающегося под тяжестью смога в нефтеносное поле?
Женщина сползла вниз, еще выше подняла сведенные вместе колени – поза несколько вызывающая.
– По-моему, у вас все задатки стать верующим. Я же в бога не верю и поэтому считаю, что детей, даже нежно любимых, нужно растить в естественных условиях. Да и педагогика отрицает воспитание в стерильной среде. Во всяком случае, поскольку речь идет о замужестве, я должна в первую очередь подумать о себе.
– Вы хотите сказать, что вас не волнует, если наши дети окажутся в самом очаге эпидемии, охватившей людей?
– Наши дети?
– Разумеется, именно наши дети. Я не такой альтруист, чтобы делать вам предложение ради желания усыновить чужих детей.
– Раньте времени говорить об этом как-то странно.
Женщина чуть проглатывает конец фразы, что, правда, очень женственно. Может быть, так выражается ее смущение. Мужчина сразу же улавливает это и говорит решительно, хотя в тоне его проскальзывают нотки растерянности:
– Вы ошибаетесь. Я говорю о своих, уже существующих детях.
Лицо женщины сереет.
– Странно. Я внимательно прочла вашу карточку, в ней написано, что у вас нет детей.
– А-а, в карточке… – Мужчина облизывает губы и смотрит в пустую чашку. – Да, в карточке действительно…
– Вы написали неправду?
– Никакой особой неправды там нет.
– Вот как? Написать неправду, которая моментально обнаружится…
– Как бы это лучше сказать?… Речь идет не о таких детях. Не о таких, о которых следует писать в карточке…
– Тайный ребенок?
– Пожалуй, в некотором смысле…
– Наверно, внебрачный ребенок, которого вы пока не признали?
– Я же вам говорю, речь идет совсем не о таких детях, которых признают или не признают.
– Ничего не понимаю.
– В обычном смысле они на свете не живут и включить их в жизнь тоже невозможно…
Женщина, продолжая пристально смотреть на мужчину, чуть склоняет голову набок, лукаво улыбается, обнажая зубы, и кивает головой, будто своим мыслям:
– Все понятно… Если вы это имеете в виду, то мне все понятно.
– Что вам понятно?
– Просто вы их видели во сне.
– Да, возможно, и во сне. Но сон был наяву. Они дышат, двигают руками и ногами – сон наяву.
– Интересно, интересно вы рассказываете…
– Я вам уже говорил и повторяю снова: дети действительно живые. Реально существующие в биологическом смысле дети. Если вы мне не можете поверить хотя бы в этом…
– Где они живут?
– В моем доме, разумеется. В подвале моего дома. Я называю его подвалом, но там все оборудовано так, чтобы они не испытывали ни малейших неудобств… Это идеальное жилище, если отвлечься от того, что оно полностью изолировано от внешнего мира.
– Интересно. Ну и дальше…
– То, что я рассказал, не пустая болтовня.
– Я вас слушаю вполне серьезно.
– Детей двое. Старшему тринадцать лет, младшему недавно исполнилось девять. Но меня вот что беспокоит – станете ли вы другом этих детей, существует ли такая возможность, пусть даже самая маленькая? Разрешите мне хотя бы надеяться на это.
– Что ж, если вы действительно этого хотите…
– Тогда позвольте мне задать еще один вопрос… Если бы в таком положении оказались вы… Нет, я напрасно это делаю. Вопрос, имеющий подобную посылку…
– У меня была тетя, дальняя, дальняя родственница, я, правда, не состояла с ней в кровном родстве – так вот, она держала кошек.
– Кошек?
– У нее было четыре поколения кошек – всего штук тридцать. И никто их никогда не видел.
– Вы ставите меня на одну доску со своей ненормальной тетей…
– Моя тетя вовсе не была ненормальной.
1 2


А-П

П-Я