Ума не приложу, кто мог украсть именно эту вещь!
– Арина Семеновна, а у кого находятся ключи? – спросила Катенька, чувствуя, что может услышать что-то важное.
– Ключи я держу в спальне в подзеркальном ящике.
– А кто об этом знает?
– Ну, как кто? Я, Данила Филиппович и моя горничная, Варя. Она мне всегда прическу делает, платья подает и драгоценности тоже приносит.
– А вы ей доверяли?
– Боже мой, ну конечно же! Варенька сирота, она с детства со мной, пойти ей некуда, родных в Москве у нее нет, я ей полностью доверяю! Мне даже неловко было, когда Иван Карлович сказал, что только моя Варенька отлучалась. Уж кого-кого, а Варю я никак не могу подозревать. Ну, скажите на милость, Катерина Дмитриевна, куда эта необразованная девушка без знакомств и связей могла подевать мое колье?
– Не скажите, Арина Семеновна, сообщников всегда можно найти!
– Нет, я все-таки не могу думать на Варю, – с сомнением протянула генеральша. – Хотя последние дни после пропажи Варенька как-то изменилась с лица. Но, впрочем, я и сама… – и Арина махнула рукой, не договорив.
– Понимаю вас, дорогая Арина Семеновна, понимаю, как никто другой, – Катенька мягко прикоснулась к руке генеральши. – А нельзя ли мне побеседовать с вашей горничной?
– Отчего же нельзя? Беседуйте, коли считаете, что из этого выйдет толк, – Арина позвонила в колокольчик и обратилась к пошедшей и поклонившейся горничной:
– Варенька, это Катерина Дмитриевна, она с тобой поговорить желает. Ты будь любезна, ответь ей на все вопросы.
– Как прикажете, барыня, – снова поклонилась Варя.
Внешность генеральшиной горничной была достаточно привлекательной: густые темно-каштановые волосы обрамляли свежее миловидное личико с карими глазами и пухлыми чувственными губами. Катеньке подумалось, что у такой хорошенькой девушки непременно должны быть кавалеры, и вовсе не обязательно, что среди них не окажется какой-нибудь темной личности.
Арина Семеновна, не желая в сотый раз выслушивать рассказ горничной, с утомленным выражением на красивом холеном лице промолвила, что оставит их ненадолго, и покинула гостиную. Катенька мысленно поздравила себя с удачей, здраво полагая, что наедине горничная может оказаться откровенней.
– Варя, – ласково начала она, – расскажи мне, пожалуйста, все про тот день, когда пропало ожерелье Арины Семеновны.
– А чего рассказывать-то, Катерина Дмитриевна? Я уж сто раз все рассказывала…
Катенька вздохнула, но продолжала настаивать:
– Но я-то ведь ничего не слыхала, так что будь добра, повтори все сызнова.
Варя, опустив глаза, теребила края передника, пребывая, как видно, в сильном смущении. Вдруг она разрыдалась и бросилась на колени перед Катериной Дмитриевной.
– Барыня, голубушка, простите меня Христа ради, я не знала, что все так обернется!.. Да только молчать и скрывать уж сил нет!.. Заступитесь за меня перед хозяйкой!..
– Варя, что с тобой? Встань сейчас же, прекрати плакать и объясни все толком, – Катенька в недоумении пыталась поднять горничную с колен.
Наконец это ей удалось и, усадив плачущую девушку на пустующий стул генеральши, Катенька подала ей стакан воды. Варя приняла воду, отпила немного и, с грехом пополам успокоившись, начала говорить.
– В тот день когда барыня братца своего навещать изволили, Виктора Семеновича, мы все, слуги, значит, собрались в людской, именины привратника Мокия праздновать. Ну, я, стало быть, тоже, звана была…
– Это уже всем известно, Варя, – нетерпеливо перебила девушку Катенька, но, тут же решив, что не надобно пугать и сбивать несчастную, ласково ей улыбнулась. – Я тебя внимательно слушаю.
Горничная вскинула на Катерину Дмитриевну испуганные глаза, как-то судорожно всхлипнула и снова заговорила.
– Ну так Карл Иванович правду сказал, я отлучалась не надолго, – Варя вздохнула, собираясь с духом и выпалила: —Я барыни Арины Семеновны ожерелье в это время отдала!
После этого заявления Варя снова зарыдала. А Катенька мысленно поздравила себя с правильным выводом насчет горничной. Однако, как вскоре пришлось ей убедиться, поздравления эти оказались преждевременными.
– Кому же ты его отдала? – этот вопрос Катенька постаралась задать как можно более мягким голосом, чтобы не вызвать новые потоки слез у Вари.
– У барыни компаньонка есть, Дарья Ивановна, так у нас с ней уговор был, что отдам я ей это клятое ожерелье на время. Она к утру вернуть обещалась!
Катя недоумевала:
– Варя, а что же эта Дарья Ивановна у Арины Семеновны сама не попросила? Ведь ты же говоришь, что она ее компаньонка?
– Так разве ж барыня дала бы? Ни в жисть бы не дала!
– Но как же ты осмелилась?
– Так мы очень дружны с Дарьей Ивановной, она ведь чуть богаче простой служанки, даром что дворянского рода! Арина Семеновна о ней невеликого мнения, из милости лишь привечает, чтоб собственное великодушие ощущать.
Такие слова из уст необразованной горничной несколько поразили Катеньку, но для нее сейчас важнее было узнать, зачем этой самой Дарье Ивановне понадобилось генеральшино ожерелье. Поэтому она и задала следующий вопрос:
– Варенька, любезная, а что же тебе сказала такого Дарья Ивановна, что ты согласилась отдать ожерелье?
– Она мне рассказала, что есть у нее хороший друг художник, который как-то видел нашу барыню в этом самом ожерелье и загорелся написать портрет. Оно и понятно, ведь Арина Семеновна страсть как хороша собой! Так вот барыню-то он разглядел во всех подробностях, а ожерелье – нет. Дарья Ивановна говорила, что художнику этому втемяшилась в голову блажь, что на портрете барыня наша непременно должна быть в этом ожерелье. Он этот портрет потом барыне подарить вознамерился, чтобы внимания к своей персоне добиться. Вот Дарья Ивановна и решила ему помочь, дать разглядеть хорошенько генеральшино ожерелье, а потом на место его положить, чтобы никто ничего не заметил.
Во время своего рассказа горничная перестала плакать и приободрилась, считая, вероятно, что поступок ее, направленный на столь благое дело, не может вызвать осуждения. Но Катенька считала иначе:
– Варя, скажи мне на милость, для чего все-таки нужно было Дарье Ивановне выносить ожерелье из дому, когда она вполне могла представить художника Арине Семеновне, а он мог бы разглядывать ожерелье в присутствии владелицы?
Видимо подобный вопрос возникал в голове у горничной, когда ее уговаривали решиться на этот странный и дикий поступок. Выражение лица девушки снова изменилось:
– Да спрашивала я Дарью Ивановну о том же, так она мне ответила, что художник этот безвестный, барыня его вряд ли согласиться принять, а если и согласится, то он сам не пойдет, так как сюрприз сделать мечтает.
Горничная окончательно умолкла. Катенька некоторое время тоже молчала, пытаясь переварить услышанное. По ее мнению, в подобную чепуху могла поверить лишь очень чувствительная и романтическая натура. Но отчего-то Катеньке казалось, что Варя не врет и на самом деле поверила во все эти бредовые измышления, в которые сама Катенька не верила ни одного мгновения. А еще жена профессора Карозина была абсолютно уверена, что как только генеральша узнает все то, что Варя сейчас рассказала, то несчастной горничной тут же откажут от места. Кате было жаль Вареньку, поэтому она решила повременить с пересказом генеральше всех узнанных обстоятельств, но прежде снова обратилась к горничной:
– Варя, – строго начала Катенька. – Я понимаю, что твой поступок вызван добрыми чувствами, но тем не менее это тебя не оправдывает. Я пока ничего не скажу Арине Семеновне, но ты должна дать мне слово, что никогда больше не станешь брать хозяйских вещей и перестанешь быть такой легковерной. Ведь ясно как Божий день, что Дарья Ивановна тебя обманула!
Горничная, которая в продолжение всей воспитательной речи Катеньки согласно кивала, вдруг вскинулась на защиту генеральшиной компаньонки:
– Не могла меня Дарья Ивановна обмануть, никак не могла! Это вы, Катерина Дмитриевна, на нее напраслину возводите! Она барышня добрая, богобоязненная, мухи не обидит!
Катенька, удивленная таким напором, все же твердости и строгости в голосе не убавила:
– Возможно, что Дарья Ивановна действительно такова, как ты говоришь. Но кто может поручиться, что ее самою не ввели в заблуждение ловкие мошенники?
А вот такой оборот дела явно не приходил в голову неумеренно романтичной горничной. Она тихонько охнула и прикрыла рот ладонью.
– Так что же теперь будет, а? Катерина Дмитриевна, да как же это? Я ведь и сама уже волноваться начала, что Дарья Ивановна до сих пор ожерелья не принесла! Обещалась-то она наутро вернуть!
Видя, что на глаза горничной снова наворачиваются слезы, Катенька поспешила ее утешить:
– Ну-ну, Варя, не спеши горевать! Возможно, что еще не все потеряно. Ты знаешь, где живет Дарья?
– Как не знать, знаю. Я не раз ей от барыни записки носила. Дарья Ивановна с бабушкой живет в маленьком домике на Неглинной.
– Вот и славно, – Катенька успокаивающе погладила руку горничной. – Я завтра же навещу Дарью Ивановну и все разузнаю.
Дай вам Бог, барыня, – поклонилась горничная, – за вашу заботу и доброту. Век не забуду!
В этот момент вернулась генеральша.
– Ну что, Катерина Дмитриевна, узнали ли вы что-то такое, что пропустил этот господин из полиции, как его там? Коробкин!
– Пока рано говорить, но кое-что интересное я все-таки почерпнула. Простите меня, Арина Семеновна, но прежде мне надо поговорить с мужем, это ведь он занялся расследованием. Но думаю, что он сумеет найти ваше ожерелье.
В голосе Катеньки была такая уверенность, что генеральша даже позабыла о своем первоначальном любопытстве и, легким жестом отпустив горничную, принялась снова высказывать своей новой знакомой, какое облегчение она испытывает от такой уверенности. В свою очередь Катерина Дмитриевна заверила генеральшу в напрасности ее волнений и в обязательном успехе расследования. На этом дамы распрощались, весьма довольные друг другом.
Карозин был чрезвычайно рад, когда их с генералом уединение нарушила Катенька. Профессор уже изнемогал от общества генерала, которого беседа давно увела в сторону, нисколько не интересующую Никиту Сергеевича. Генерал был большим любителем орловских рысаков и быстренько перекочевал на своего любимого конька, обрадованный новым слушателем.
Конечно же, Данила Филиппович был не менее супруги расстроен пропажей фамильного ожерелья, но склонен был считать, что все само как-нибудь утрясется. Поэтому, как только брат жены откланялся, сославшись на занятость, генерал завел беседу о лошадях. А бедный Карозин вынужден был все это терпеть, ибо как он ни порывался вернуть разговор в интересующее его русло, ничего у него не вышло. Заставить генерала свернуть с любимой темы было ничуть не проще, чем остановить на всем скаку так им любимого орловского рысака.
Словом, Катенька подоспела вовремя. Она мило улыбнулась генералу и сообщила, что им уже пора откланяться. В ответ тот выразил надежду на продолжения знакомства и повторный визит Карозиных. Катерина Дмитриевна обещалась непременно навещать генеральскую чету, одновременно напомнив генералу, что они с мужем, собственно, расследуют кражу фамильной драгоценности. Данила Филиппович согласно покивал и в своей любезности зашел настолько далеко, что высказался в том духе, что «поиск ожерелья это, конечно, дело наипервейшей важности, но вы, уважаемый Никита Сергеевич, заходите и так просто, навестить старика».
Этот фразой генерал спровоцировал несколько ответных комплиментов со стороны супругов Карозиных, поэтому прощание слегка затянулось.
Сидя в коляске по дороге домой, Катенька обратилась к мужу:
– Никита Сергеевич, ты узнал что-нибудь важное? – она решала дать профессору высказаться первому.
– Нет, ангел мой, – развел руками Карозин. – Была у меня одна идейка, о том, что горничная все-таки виновна, но передала ожерелье сообщникам через окно. Но оказалось, что этот самый господин Коробкин тоже не лыком шит. У него так же была такая версия, и он проверил все окна изнутри и следы вокруг дома. Видишь ли, Катенька, окна в генеральском доме еще с зимы не отворялись, да и следов в саду, куда выходят окна комнат Арины Семеновны, тоже обнаружено не было. Так что прав был унтер: горничная ни при чем, а дело совершенно безнадежно.
– А вот и нет! – Катенька не смогла сдержать ликования, и в голосе ее помимо желания прорезались горделивые ребяческие нотки. – Горничная очень даже причем, а дело вовсе не безнадежное!
Карозин с изумлением воззрился на жену:
– Извольте объясниться, Катерина Дмитриевна, что вы имеете в виду?
Катенька сияла:
– Варя мне доверилась полностью, пока генеральша отлучалась, так что слушай…

ГЛАВА 3

Профессор Карозин должен был признать после рассказа жены, что ей удалось очень многое разузнать, в отличие от него. Никита Сергеевич уже довольно потирал руки, представляя, как завтра явится к этой самой Дарье Ивановне и потребует у нее вернуть генеральшино ожерелье. Однако Катенька охладила пыл мужа.
– Никита, дозволь, я сначала съезжу к Дарье Ивановне без тебя. Так будет лучше.
– А почему ты так решила?
– Мне многое еще не ясно в этом деле, хочу сначала прояснить все обстоятельства.
– Помилуй Бог, Катенька, что же здесь не ясного? По-моему, эта компаньонка просто мошенница, которая задурила голову бедной горничной, чтобы с ее помощью украсть ожерелье. Ведь вся эта история про художника – такая несусветная чушь, в которую здравомыслящему человеку совершенно невозможно поверить. На подобную глупость могла попасться разве что такая необразованная дурочка, как эта самая горничная Варя!
– История глупая, я с тобой совершенно согласна, – кивнула Катенька. – Но я все-таки верю, что Дарья Ивановна не такая плохая, как может показаться после всего этого.
1 2 3 4 5