- Что могло случиться у такой очаровательной особы, как вы? - продолжал гнуть свое Леня.
- А вот досуг у меня такой - брожу по пиццериям, пью пиво и рыдаю. Лень, - я проникновенно заглянула ему в глаза, - оставь меня в покое, а? Ну что ты ко мне примотался?
- Я чувствую, - совершенно уверенно пропел Леня, - что вам необходима дружеская поддержка и сильное плечо. В ваших глазах четко читается призыв о помощи.
- Господи, - я подперла голову рукой и тоскливо проводила взглядом официанта, который поставил мне четвертое пиво, - ну за что мне такое?
- Хотите, я расскажу вам анекдот? - оживился Леня.
- Не надо, - испугалась я, - сейчас сама развеселюсь, надо только чуть-чуть подождать - мне надо сосредоточиться.
- Тогда пойдемте танцевать, - выдвинул Леня встречное предложение, вылезая из-за стола и протягивая мне руку. Некоторое время я смотрела на него, делая нелегкий выбор между анекдотом из уст Лени и сомнительной перспективой пуститься в пляс в небольшой пиццерии, а потом махнула рукой и встала (думаю, тут сделал свое дело второй литр пива).
Далее началось что-то невообразимое. Леня нежно, но властно обхватил меня за талию, и под звуки страстного танго мы принялись скакать по всему залу ресторанчика, бешено вращая глазами и отвратительно выгибая ноги. Леня перекидывал меня с руки на руку, мы сшибали столики и официантов, стулья валились как молодой лесок под ураганом, скрипки завывали, а администрация, судя по всему, уже пять минут безуспешно пыталась дозвониться в 03. С обреченной самопогруженностью я наблюдала, как жмутся к стенам люди, разбегаются официанты, бледнеет бармен и вращаются стены.
Тут надо сделать небольшое публичное признание. Не знаю, чтобы сказал по поводу моего случая дорогой Зигмунд Фрейд, но я страдаю сильнейшим раздвоением личности в поддатом состоянии. Во мне словно поселяются две совершенно разных особы.
Одна из них - роковая красавица с глазами с поволокой, эдакая ундина, томная, властная фам фаталь. Она беззастенчиво врет, считает, что великолепно танцует, смеется, откинув голову назад, и соблазняет мужчин. Честно говоря, не знаю зачем. Наверное, потому что она великолепная и неотразимая фам фаталь. Зачем же, еще?
Вторая моя субличность - это безмерно уставшая женщина, которой мучительно стыдно за все выходки первой и которой хочется только одного: в постель. Одной. Стыдно этой барышне потому, что она прекрасно знает, как отвратительно на самом деле танцует первая, каким кошмарным каркающим смехом она смеется и как нескладно она врет, а в постель ей хочется потому, что она напилась и очень устала. Мучения, которые я испытываю по утрам, припоминая, что наврала вчерашнему собеседнику, не поддаются описанию.

Приложение № 4. Из истории болезни (пациентка: Галина Перевалова, болезнь: раздвоение личности в поддатом состоянии)
Мизансцена. Скучнейший корпоратив на Пашкиной работе, куда было строго наказано явиться с дамами. В качестве Пашкиной дамы, разумеется, выступаю я. Громко орет музыка. На столах очень мало еды, зато сколько хочешь выпивки. Кругом куча незнакомых людей, Пашка увлеченно беседует с каким-то очкариком про «юэсби», которые «горят и горят, горят и горят». Я, уже изрядно набравшаяся от тоски, вишу на Пашкином начальнике.
Я (очень нечленораздельно): Вообще-то я не пью.
Пашкин начальник (сдержанно): Как это мило. Еще шампанского?
Я (томным голосом): Пожалуй. (Пью) О, какие у вас глаза!
Пашкин начальник: Чего?
Я (на тон выше): Какие у вас глаза!
Пашкин начальник (растерянно): А что мои глаза?
Я (еще более томно): О, этот нежный васильковый цвет… Вы напоминаете мне одного смешного мальчишку… Романтичный, чистый юноша. Он вызвал на дуэль мерзавца, посмевшего высказаться в мою честь не должным образом. Бедный юноша погиб, он совсем не умел стрелять. Лучше бы, вместо него на дуэль явилась я.
Пашкин начальник: Вы так хорошо стреляете?
Я (таинственно усмехаясь): Со ста шагов выбиваю движущуюся мишень размером с десятикопеечную монету.
Пашкин начальник: Невероятно!
Я: Это умение - прощальный подарок одного из моих любовников. По трагическим обстоятельствам мы не могли быть вместе, зато он научил меня стоять за свою честь.
Пашкин начальник: Подумать только!
Я: Да. Стрельба и фехтование - вот две мои сильные стороны. И еще шахматы. Тут мне тоже нет равных. Гроссмейстеры курят.
Занавес. На следующий день Пашке предстояли сложные объяснения, каким образом он провел на корпоративную вечеринку международную авантюристку.
Глава четвертая, поучительная, в которой я оказалась на пороге фиесты (окончание)
Короче, наш танец был из разряда запоминающихся. Моя вторая субличность пока еще это понимала, поэтому я в ужасе остановилась и с отвращением прошептала на ухо Лене:
- Пошли отсюда, пока нас не арестовали.
Казалось, он только этого и ждал.
- О, - закатил он глаза в приступе неизмеримого восторга, - какое это счастье - покинуть ресторан с такой красавицей, как вы…
Пока Леня лепетал что-то про мои неземные красоты и расплачивался, я сгрузила ему все свои пакеты, накинула пальто и нетвердой (очень нетвердой) походкой направилась к выходу. Там я достала из пачки последнюю сигарету, криво вставила ее себе в рот и прикурила.
«Вот так все и происходит», - угрюмо думала я, пуская тонкую струйку дыма во влажный воздух подмороженной оттепели. - «Ну и что с того, что я ни разу в жизни не знакомилась в ресторанах? Другие-то знакомились - еще как - и рады были, а, может быть, и счастливы… А Пашка пусть сидит. Изменщик… Жену родную на Димку променял - и не позвонил ни разу за два дня - куда это годится? Может быть, я тут умираю? Может быть, я с ума уже давно сошла? Бандиты на меня напали? Или я руки на себя уже наложила, как в «Солярисе»? Вернется и найдет в квартире мой хладный труп, станет мучаться страшными угрызениями совести, но будет уже поздно», - тут глаза мои снова увлажнились, и я принялась трагически всхлипывать. - «А, может быть, он вовсе и не к Димке ушел?», - эта мысль подкосила меня на корню. - «Не к Димке, а к коварной соблазнительнице, и теперь с ней в пятнадцатый раз пересматривает второго «Властелина колец» в переводе Гоблина, печет пироги, шьет зимнюю одежду для кота, собирает старую мебель, поливает цветы и принимает ванну с резиновыми утятами!», - мои тихие слезы перешли в рыдания. - «А как же наш миленький маленький котик? Он и его предал? Я-то ладно, но вот котик не переживет этого удара», - память услужливо предоставила мне светлый облик нашего миленького маленького одиннадцатикилограммового котика, мирно дрыхнущего на батарее, развалив по ней свое толстое пузо (в другом состоянии я видела его крайне редко).
Тут холодная ярость захлестнула меня. Я утерла слезы, поплотнее запахнула пальто и решительно огляделась в поисках Лени. «Ушли мы, значит?» - мстительно думала я, - «вот так взяли и покинули родную жену? Хорошо, посмотрим, кому из нас плохо будет…»
- Галина, - Леня возник как по заказу - прямо из-за моего плеча, - вот и я, польщен, что вы дождались.
Я выплюнула бычок, затерла его каблуком в снег, пригладила волосы и соблазнительно оскалилась:
- Милый Леня, - не ручаюсь, что привожу свои слова дословно, но говорила я что-то вроде этого, - хочу фиесты!
Леня, как ни странно, воспринял мою короткую, но на редкость экспрессивную речь адекватно, поймал такси, покидал туда мои пакеты, водрузил меня саму, пристроился рядом, дал отмашку водителю и тот газанул что было сил. Я достала из сумки мобильник и демонстративно отключила его. Леня ободряюще улыбнулся мне.
Короче, фиеста начиналась.

Глава пятая, в которой мы с Леней поем, а супружеская верность торжествует
Праздничек удался на славу. Если когда-нибудь меня спросят: «Все ли возможности повеселиться использовали вы с Леней в тот вечер?», я гордо отвечу: «Все». И ничуть не покривлю душой.
Мы плясали в «Китайском летчике» под какую-то растаманскую группу и устроили дебош в суши-баре (я прилепила крошечного осьминога на манер почетного ордена себе на грудь, вскарабкалась на табурет и зачитала манифест в защиту морских обитателей). В безымянной кофейне напротив моей работы мы неожиданно встретили мою доблестную начальницу, сделавшую мне в туалете строгое внушение, что если я не опомнюсь, она поставит в план следующего номера статью про целлюлит и поручит ее написание мне. Я слабо отбивалась. Потом мы с Леней продолжили плясать. Потом я устроила короткую, но зажигательную потасовку с барышней, претендовавшей на руку и сердце Лени. Насколько я помню, Леню я отбила (или он меня?), и мы каким-то образом оказались на крыше, с которой открывался потрясающий вид на заснеженную ночную Москву.
Впрочем, говорю это я только потому как предполагаю, что с крыши в центре Москвы должен был открываться потрясающий вид - а тогда мне хоть процессию с факелами устраивай прямо под носом - даже и не почешусь. На крыше мы еще выпили и опять поплясали (к тому времени вторая, наиболее вменяемая моя субличность потеряла всякую надежду меня образумить и окончательно затихла). Бразды правления безраздельно получила фам фатале.
Тут- то и произошло страшное. За каким-то хреном я наврала Лене, что всю жизнь мечтала петь. Срывающимся от волнения голосом я поведала ему трогательную историю (разумеется, лживую от начала и до конца) про одинокую и несчастную девочку (то есть себя), обладающую редкостным певческим талантом, которую злая и коварная судьбина заставила распроститься со своей мечтой навсегда. В особенно трогательных местах мы с Леней всплакнули, а потом он заявил, что мы с ним -родственный души.
- Я понял это сразу, - всхлипывал он у меня на груди, - сразу, как увидел тебя! - он порыдал еще немного, а потом потупился и выдохнул. - Я живу только когда пою…
Некоторое время мы смотрели друг на друга, а потом сделали то, что должны были сделать. Мы с Леней запели. «Ой, то не вечер, то не вечер». А потом «Как на быстрый Терек, на высокий берег». И еще: «Я искала тебя ночами-чами-чами». «Парней так много холостых, а я люблю женатого». «Лейся песня на просторе» и на закуску «Сиреневый туман над нами проплывает».
Оценить весь ужас происходящего я не берусь, утешая себя тем, что хорошо поставленный баритон Лени начисто заглушил мои дикие вопли. По крайней мере, мне очень хочется в это верить. Пугает то искреннее наслаждение, которое мы с Леней испытали в момент пения. Мы чувствовали себя королями рок-н-ролла. Богами сцены. Хором ангелов, спустившихся на землю. Мы парили над толпой, а души наши рвались в серое клокастое небо.
Завывал ветер, сменившийся противным снегопадом, но мы не замечали ничего. Мы увлеклись настолько, что под конец дошли до небольших театрализованных постановок - Леня изображал всю метафизическую массу холостых и женатых парней, а я демонстрировала свою горячую любовь к ним. Леня показывал воображаемому залу необыкновенный простор Терека, а я - гнала туда сорок тысяч лошадей и казаков. Леня патетически вскидывал руки к небу, обращаясь к невидимому кондуктору, умоляя его, чтобы тот не спешил, а я плотно вошла в роль любимой девушки.
Как мы спустились с этой крыши - не спрашивайте.
К моему дому мы подрулили в третьем часу ночи. Уж не знаю, чья это была идея - нагрянуть ко мне, но в тот момент мы с Леней достигли такого душевного единения, что расстаться казалось нам преступлением.
Вывалившись из машины, приплясывая, мы направились к дому, в лифте я нашла ключи от нашего с Пашкой семейного гнездышка и полностью приготовилась к мстительной супружеской измене. Настало время вендетты. Леня тем временем попытался спеть песню про соловья - российского славного птаха. Лихой припев: «И с полей уносится печаль, из груди уходит прочь тревога» лился по подъезду.
Пока я пыталась попасть ключом в замочную скважину, Леня грустно вздыхал, а потом вдруг положил мне на плечо ладонь и проникновенно сказал:
- Галина, я никогда не забуду этот вечер.
- Кто ж такое забудет, - отмахнулась я, силясь впихнуть ключ в замок.
- И я надеюсь, что ты когда-нибудь сумеешь простить меня, - не унимался Леня.
- Что? - обернулась я, всецело захваченная ликованием: дверь наконец-то поддалась.
- Я говорю, - со слезой в голосе простонал Леня, - прости меня, Галина!
- В смысле? - нахмурилась я.
- В прямом, - вздохнул Леня. В тот же момент на лестничную клетку с невероятной быстротой откуда-то выскочили трое здоровых мужиков и начали медленно приближаться ко мне.
- Эй! Полегче! - звонко выкрикнула я, сделав неуверенный шаг назад. Куда там… Мне грубо зажали рот и впихнули вместе с Леней в открытую квартиру. С леденящим душу грохотом дверь захлопнулась, и все мы погрузились в кромешную тьму.
Началась неясная и весьма хаотичная схватка в коридоре, погруженном во мрак.

Приложение № 5. Вещи, о которых я подумала, когда дверь квартиры захлопнулась
Помнится, тогда я подумала о следующих вещах:
1. (сосредоточенно) я не успела написать завещание;
2. (со стыдом) мне совершенно нечего завещать родственникам;
3. (с радостью) вот и правильно, не фига добро разбазаривать!
4. (с возмущением) как? За столько лет я не нажила ни одной ценной вещи?
5. (с грустью) теперь-то Пашка попляшет;
6. (с угрызениями) а кто будет писать про восьмое марта?
7. (с ужасом) неужели действительно Николай Аполлинарьевич?
8. (с мстительным восторгом) бабуля убьет всех, кто к этому причастен;
9. (обречено) но мне уже будет все равно;
10. (закусив губу) а кота они не тронут?
11. (пораженная внезапным открытием) а меня?!
12. (на грани нервного обморока) что надо этим козлам?
13. (с сомнением) неужели моя девичья честь?
14. (устало) уже наконец кто-нибудь догадается включить свет?

Глава пятая, в которой мы с Леней поем, а супружеская верность торжествует (окончание)
Несмотря на то, что два литра пива начисто лишили меня воли к победе, я каким-то чудом сумела вывернуться из крепкого захвата злодеев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34