Установка сантехники, недорого 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Марк Свенсон крепко спал, не подозревая ни об убийствах, ни о горящих крестах. Когда он проснулся, часы показывали половину седьмого. С возрастом он привык рано вставать.
Марк включил электроплитку, на которой стоял медный котелок с водой. Банку с растворимым кофе он держал в ночном столике и каждое утро выпивал чашечку ароматного напитка перед тем, как встать, побриться, принять душ и одеться.
Марк ругал себя за вчерашний вечер. Заседание совета просвещения прошло ужасно. Он не уловил настроения публики, и собрание вышло из-под контроля, прежде чем он успел что-то предпринять. Если б он почувствовал заранее, сколь враждебно отношение к биологии, то пригласил бы специалистов, преподавателей из соседних городков, врачей, священников. И тогда собрание стало бы средством воспитания, а не трибуной для воинствующих демагогов.
Аннабелль Винтерс он проводил не только из вежливости. В такой ситуации ей могла грозить и физическая опасность.
Черт бы побрал Бредли Коннорса с его идиотским фанатизмом!
Когда в начале одиннадцатого Марк подвез Аннабелль к ее коттеджу и сказал, что “через день-два все образуется”, он не очень-то верил в свои слова. Ничего не образуется, думал он, если не принять быстрых и решительных действий по пресечению всеобщей истерии.
После того, как он расстался с Аннабелль, ему не хотелось ни домой, ни в клуб “Рок-Сити”, где наверняка продолжался жаркий спор. Вместо этого он кружил по улицам, раздумывая, что же следует предпринять. Он с удовольствием отвесил бы Бредли Коннорсу пару оплеух, но это не принесло бы пользы, да и Коннорс мог дать сдачи. Эвери Хэтч не стоил даже и оплеух, бедный жалкий червяк, которого использовали, чтобы заварить кашу.
Когда же гнев Марка поутих, ему вспомнилось трагическое лицо миссис Каммингс, пожелавшей узнать, какие советы давала Аннабелль ее дочери. Именно эта несчастная женщина взорвала собрание. Но Марк мог понять горе матери и, несмотря ни на что, жалел ее.
Марк Свенсон был человеком щедрым и без лишней саморекламы помогал многим жителям Рок-Сити. Так уж получилось, что среди них оказались Френк Каммингс и его жена. После наводнения Марк ссудил ему денег без всяких процентов, чтобы Френк мог рассчитаться по срочным платежам и купить кое-какое оборудование взамен сломанного и унесенного водой. Неразговорчивый, трудолюбивый Френк выплатил все, до последнего цента, но Марк полагал, что за ним остался долг дружбы.
Поэтому в половине одиннадцатого он подъехал к дому Каммингсов. Френк и его жена, судя по всему, недавно вернулись с заседания совета просвещения. Подойдя к крыльцу, Марк увидел в окно, что они пьют чай.
Когда Френк открыл дверь, его лицо напоминало маску.
— Привет, Френк, — сказал Марк. — Я бы хотел поговорить с тобой и Эммой.
— Даже не знаю, — Френк переминался с ноги на ногу. — Если вы насчет собрания... ну, Эмма еще не остыла, мистер Свенсон.
Из кухни донесся твердый голос Эммы:
— Если вы пришли насчет собрания, я не заберу назад ни единого слова. Ни единого.
— Я не собирался просить вас об этом, Эмма, — ответил Марк. — Но мне необходима ваша помощь. Как председатель совета просвещения я должен знать, чем вызвано ваше выступление.
Френк Каммингс смотрел на седовласого мужчину, стоящего на пороге его дома и вспоминал то серое утро, когда, выглянув из окна, он увидел, что вокруг все залито водой. Казалось, что для него все кончено. На помощь банка рассчитывать не приходилось. Ссуды просили все, а доставались они только богатым, тем, кто мог что-нибудь заложить. А такие, как Френк, едва сводили концы с концами. И разве мог он забыть, как два дня спустя на его пороге возник улыбающийся Марк Свенсон и сказал: “Похоже, стихия не обошла тебя стороной, Френк. Ты можешь подсчитать, сколько нужно денег, чтобы привести все в порядок? Если ты не будешь возражать, я с радостью помогу тебе”.
Френк все помнил и отступил в сторону.
— Проходите, мистер Свенсон. Хотите чашечку чая?
— Благодарю.
Марк сел напротив Эммы. Та встретила его ледяным взглядом.
— Эмма, мне не совсем ясно, о чем вы говорили в школе?
— Остальные меня поняли.
— Я не уверен, что сидящие в зале разобрались в значении ваших слов. Вы сказали, Эмма, причем публично, что, по вашему мнению, ваша дочь, скажем так, сбилась с пути истинного благодаря советам мисс Винтерс.
— Именно это я и сказала.
— Если вы заметили, что Лайла вела себя неподобающим образом, почему вы разрешили ей поехать на карнавал? Почему вы не остановили ее? Почему вы раньше не обратились ко мне или к кому-нибудь из членов совета?
— Потому что мы ничего не знали, — выкрикнула Эмма. — Мы ничего не знали, а потом было уже поздно.
— Я ничего не понимаю, — покачал головой Марк.
Френк подошел к столу и поставил перед Марком чашку чая.
— Мы ничего не подозревали до того... до того, как она умерла, мистер Свенсон.
Марк неотрывно смотрел на Эмму.
— Чего же вы не знали? — спросил он.
По белому как мел лицу миссис Каммингс покатились слезы, но заговорила она тем же ровным голосом.
— Только после аварии мы выяснили, что она собиралась делать... с Джимми Оренго.
От жалости к Эмме у Марка защемило сердце.
— Как вы это выяснили?
— Нас надоумил сержант Телицки, — ответил Френк.
Марк резко повернулся к нему.
— Сержант Телицки?
Френк кивнул.
— Он приходил к нам в воскресенье, когда Лайла лежала здесь... в соседней комнате... Он сказал нам.
— И что же он вам сказал? — голос Марка задрожал от внезапного приступа ярости. — Что он вам сказал, Френк?
— Он сказал, что подростки распутничают. Что в школе их учат не тому, чему следует. Он сказал, что полиция расследует обвинение в безнравственном поведении, выдвинутое против мисс Винтерс и других. Мы ответили, что Лайла тут ни при чем. Только не Лайла.
— Но он оказался прав! — вмешалась Эмма.
— Почему вы решили, что он прав?
— Он попросил посмотреть, не осталось ли у Лайлы каких-нибудь записей, писем, дневника, если она его вела.
— Мы еще не разбирали вещей Лайлы, — добавил Френк. — Еще... прошло так мало времени, вы понимаете?
— Разумеется, — кивнул Марк. — И вы показали ее бумаги Телицки?
Френк кивнул.
— Ее тетрадь по курсу секса с картинками, — ответила Эмма. — Не смею сказать, мистер Свенсон, что я там увидела.
— Это были схемы, — поправил ее Френк. — Скелет человека и все такое. Не картинки.
— Называй их как хочешь, Френк, но я видела неприличные картинки, — стояла на своем Эмма. — И еще мы нашли дневник.
Френк отвернулся.
— Там все и было, прямо в дневнике. Она писала, что Джимми Оренго попросил ее, она ответила “нет”, но ей хочется, и она намерена спросить совета у мисс Винтерс. Нужно ли вам что-то еще, мистер Свенсон?
— Могу ли я взглянуть на дневник, Эмма? — спросил Марк.
— Мы отдали его сержанту Телицки, — ответил Френк. — Он сказал, что это важная улика.
— Вы можете вспомнить, какие именно слова записала Лайла?
— Я их никогда не забуду! — воскликнула Эмма. — Она написала: “Джимми Оренго попросил меня сегодня, и я сказала “нет”. Но мне очень хочется, и я собираюсь посоветоваться насчет этого с мисс Винтерс”. А потом она поехала на карнавал и погибла... потому что ей “очень хотелось”.
— Вы ничего не упустили, Эмма? — спросил Марк, его лицо потемнело.
— Она написала именно эти слова, — подтвердил Френк.
Марк встал, так и не пригубив чая.
— В одном вам обоим повезло, — сердито сказал он.
— Повезло? — повторила Эмма.
— Лайла никогда не узнает, как легко вы ее предали. Спокойной ночи.
Сев в машину, Марк развернулся и погнал к полицейскому участку. Обвинение в аморальном поведении? Кто его выдвинул? В скольких домах побывал Телицки, распространяя эту гнусную ложь?
В дежурную часть он влетел, кипя от ярости. Но застал там лишь молодого патрульного Маккарти. Он сказал Марку, что у лейтенанта Хогана выходной и тот уехал к родственникам, а Телицки “на задании” и связаться с ним невозможно.
Марк вернулся к машине и поехал домой. Все дела откладывались до утра.
В начале девятого Марк вошел в кабинет Хогана. Лейтенант поднял голову, его лицо осунулось от усталости.
— Доброе утро, мистер Свенсон.
— Мне необходимо поговорить с вами.
— Если только вы хотите дать показания, — ответил Хоган. — Мы сейчас заняты по горло.
— Какие показания? — переспросил Марк. Он приехал в участок прямо из дома.
На лице Хогана отразилось удивление.
— Вы хотите сказать, что ничего не знаете?
— А что, собственно, произошло?
— Наверное, вы единственный во всем округе, — покачал головой Хоган. — Ночью кто-то убил Бредли Коннорса. Застрелил его прямо между глаз.
— Что?!
— Эвери Хэтч нашел его примерно в три часа ночи, без признаков жизни.
Марк ошеломленно смотрел на Хогана.
Открылась дверь, и в кабинет вошел Телицки. Бросив на Марка короткий, подозрительный взгляд, он проследовал к столу и положил перед лейтенантом заполненный бланк.
— Как я и думал, у Винтерс есть пистолет тридцать второго калибра. Мы выдали ей разрешение около года назад.
Хоган вздохнул.
— Надо проверить, где он сейчас.
Марк не верил своим ушам.
— Вы предполагаете, что Аннабелль Винтерс застрелила Коннорса?
— Мы не нашли пистолета на месте преступления, — ответил Хоган. — Но доктор Паттон передал нам пулю. Стреляли из пистолета тридцать второго калибра. Телицки выясняет, кто из жителей Рок-Сити имеет разрешение на хранение пистолета такого типа. Одно из них получила мисс Винтерс.
— И только она? — спросил Марк.
— В городе порядка двадцати пистолетов этого калибра, — ответил Телицки.
— И вы собираетесь проверить всех владельцев?
— Зачем? — удивился Телицки. — Коннорс публично обвинил ее в безнравственности. На лужке перед ее домом вчера зажгли крест. Она наверняка ненавидела Коннорса. Мы не будем беспокоить десятки людей, если, скорее всего, виновата именно она. О них мы подумаем, когда она докажет свою невиновность. И, держу пари, у нее ничего не получится.
Впервые в жизни Марк почувствовал себя глубоким стариком. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но передумал. Он пришел жаловаться на Телицки. Теперь стало ясно, что это бесполезно. Жаловаться надо выше. Тут он ничего бы не добился.
Глава 2
Между учителем и жителями города, в котором он или она живет и работает, всегда возникают особые отношения. Умная, интеллигентная Аннабелль Винтерс понимала это лучше, чем кто-либо другой. Тысячи учеников, проходящие через руки учителя, ощущают на себе его воздействие как личности, прислушиваются к его мнению на многое из того, что выходит за рамки школьной программы, разделяют его предубеждения и восторги, подражают его примеру. Появление любимчиков и некомпетентность, таковы два обвинения, постоянно нацеленных на учителя. Редкие родители готовы признать, что их ребенок отстает в развитии или у него какие-то сложные проблемы, комплексы. Если ребенок плохо учится, родители скорее всего скажут, что учитель отдает предпочтение другим или просто не знает своего дела.
Хорошему учителю эти жалобы не причинят вреда, потому что они составляют малую толику его работы. Но если под сомнение поставлена личная жизнь учителя, если брошена тень на его моральный облик, все кончено. Нет дыма без огня. Когда дело касается учителя, этому верят все родители.
Нельзя сказать, что, сидя на сцене школьного зала во время заседания совета просвещения, Аннабелль Винтерс не подозревала о сгущающихся тучах. Она почувствовала враждебность горожан уже на похоронах Лайлы Каммингс. Неприятная сцена с Генриеттой Колдуэлл, преподающей домоводство, в понедельник утром укрепила ее опасения. Разговор с Эдом Джейгером, отцом Шарон Джейгер, единственной, кто остался в живых после аварии на холме Кобба, глубоко тронул Аннабелль, он подтвердил, что на заседании она может подвергнуться нападкам сидящих в зале. Но она не ожидала такого неистовства, отсутствия логики, истеричной жестокости.
В понедельник, через два дня после аварии, Генриетта Колдуэлл зашла в кабинет Аннабелль. Смерть трех учащихся и критическое состояние Шарон Джейгер потрясли всю школу. На утренней пятиминутке доктор Нортон произнес длинную, но не слишком вразумительную речь. Друзьям погибших разрешили уйти после двух уроков, чтобы они могли успеть на похороны. Впрочем, Нортон мог сразу распустить всех по домам, во всяком случае, за те два урока знаний у школьников не прибавилось.
Особенно тяжело переживала случившееся Аннабелль. Лайла Каммингс и Шарон Джейгер находились под ее личной опекой. В пятницу она поехала к подруге в Нью-Йорк, посмотрела два спектакля и узнала об аварии лишь в воскресенье вечером, вернувшись в Рок-Сити. Даже в понедельник утром, до визита Генриетты, она не подозревала о существовании, как выразился Сейр Вудлинг, “осиного гнезда Эвери”.
Генриетта, без всякой косметики, с россыпью веснушек вперемежку с капельками пота на лице, встала навытяжку перед столом Аннабелль.
— Я отправила весь класс в библиотеку, — объявила она. — Сегодня они не могут воспринимать объяснения учителя.
— Для всех нас это не самый счастливый день, — ответила Аннабелль.
Общение с Генриеттой всегда требовало особого такта. Мисс Колдуэлл, казалось, прилагала непомерные усилия, чтобы изгнать из себя всякую женственность. И Аннабелль в ее присутствии чувствовала себя неловко даже из-за того, что подкрашивала губы и одевалась в соответствии с модой. Аннабелль считала, что внешний вид преподавателя имеет важное значение. Девочки всегда обращали внимание на наряд учительницы. И одевалась современно, но без излишеств, подчеркивая женственность, но не вызывающе. Генриетта, с другой стороны, делала все, чтобы не отойти от комического образа старой девы девятнадцатого века.
— Я бы хотела сразу перейти к делу, Аннабелль, — решительно заявила Генриетта.
— Пожалуйста, я вас слушаю.
— Вы уезжали на уик-энд, и я не знаю, известно ли вам о назначении на среду заседании совета просвещения?
Аннабелль нахмурилась.
— Я нашла на столе записку доктора Нортона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20


А-П

П-Я